Внимание!
пятница, 13 июня 2025
Live to tell the tale.
...иии опять по мотивам сна. Приснилось однажды нечто такое... полуностальгическое, а потом - уже наяву - переплелось с одной ненаписанной историей. Если я когда-нибудь всё же её напишу (не, ну а вдруг?!), этот текст будет к ней приквелом. Если нет... значит, просто будет.
Ничего особенного он из себя не представляет, но я ему рада. Мне как раз требовалась возможность реабилитироваться в глазах драконов
Драконы – те ещё кукушки. Даже хуже.
Всем известна кукушечья привычка подкидывать свои яйца в чужие гнёзда. Драконы делают не так – да и где найдёшь гнездо, способное приютить драконёнка?! Нет, драконы поступают иначе. Своё непроклюнувшееся потомство они оставляют в пещерах, в тайных укрытиях, во чреве самой земли... а потом улетают.
читать дальшеСто, двести, триста лет могут лежать яйца, никем не потревоженные. За это время камни успевают прорасти сквозь них. То, что убило бы птицу или змею, драконьим детям идёт лишь на пользу: от камней они набираются стойкости и долголетия. А затем – рано или поздно – за яйцами возвращаются родители, извлекают из недр земли, и уже под их присмотром дракончики появляются на свет.
Этот порядок не менялся столько веков, что сами драконы успели сбиться со счёта. И никогда, никогда они не теряли покинутые яйца, ведь память драконов безупречна. Даже переменчивость лика земли не могла стать им помехой.
Помехой стало кое-что другое. Кое-кто. Хрупкие недолговечные создания, от которых сперва даже смешно было ждать угрозы... Люди.
Нет, какое-то время драконы вполне мирно уживались с людьми бок о бок. Люди в силу своего бескрылья были привязаны к земле, драконы покоряли небо – чего им делить?.. Порой, правда, того или иного дракона начинали донимать рыцари, обеспокоенные побегом из дворца какой-нибудь взбалмошной принцессы (или принца). Венценосную молодёжь драконы притягивали не хуже магнита. Одних манили тайны и приключения, других – сокровища, равных которым не нашлось бы в казне ни у одного из людских королей; ну, а родичи, ясное дело, приходили в ярость от подобных выходок наследников и любой ценой стремились вернуть их домой.
К беглецам и беглянкам драконы относились снисходительно, ведь большинство из них даже по человеческим меркам были непростительно юны. Дракончики в таком возрасте только-только всерьёз вставали на крыло, до этого летая медленнее птиц. Рыцари, конечно, встречались разные, благоразумные и не очень, однако большую часть подобных казусов удавалось решить миром.
Всё изменилось совсем недавно. За последнюю сотню лет среди людей развелось слишком много безумных колдунов, гоняющихся за властью и бессмертием, и слишком много наёмников, готовых помочь им за щедрую плату. И, в отличие от рыцарей, наёмникам неведомы были честь и благородство. Иногда их удавалось перекупить. Но гораздо чаще наёмники приходили к выводу, что получат куда больше сокровищ, убив их владельца. И самое невероятное – у них это получалось!..
Да, хитрость наёмников при поддержке их нанимателей-колдунов приносила неплохие плоды... смотря, конечно, с чьей точки зрения. Сотня лет – срок вроде бы небольшой, но люди оказались шустрыми созданиями и успели истребить немало драконов. Столько, что среди крылатых ящеров даже зашёл разговор о том, не следует ли им в ответ истребить людей – всех. Чтобы больше не мешались.
Но всё же ярость не до конца затмила им рассудок. Драконы вспомнили, что среди людей не все так уж плохи, и решили укрыться на время в самых высоких, самых неприступных горах, куда даже хитроумным наёмникам непросто будет добраться. А там... Ещё век-другой, и, может быть, злобные колдуны вымрут, не добыв бессмертия, и люди освободятся от охватившего их безумия. Они ведь действительно шустрые. Драконам не так сложно подождать.
Тем не менее многие из них успели погибнуть. И в пещерах, в тайных ущельях, во чреве земли спали яйца, за которыми некому было вернуться...
Санидин с раздражённым ворчанием затягивал ремни на брюхе. Он всегда злился, когда приходило время нацеплять эту сумку, сделанную из его же сброшенной шкуры. Нелепейшая идея... но при этом практичная. Живя по соседству с людьми и пострадав от них, драконы, кажется, переняли некоторые человеческие качества. Ту же практичность.
Как он дошёл до жизни такой?.. Ну, когда стало ясно, что множество невылупившихся дракончиков остались без родителей и могут не появиться на свет, драконы пришли к естественному выводу, что их надо разыскать. Само по себе это не представлялось такой уж сложностью. Случалось и раньше подобное – нет таких живых существ, которые были бы полностью неуязвимы, и драконы не исключение. Иногда они гибли молодыми, но рано или поздно их потомство находили сородичи...
Однако сейчас речь шла не об одном, не о двух и даже не о десятке потерянных яиц. Поиски грозили затянуться надолго. А драконы не отличались особенным чадолюбием (иногда Санидин даже думал, что именно поэтому их предки повадились бросать яйца где попало, а пользу для потомства осознали уже потом). Да к тому же они скрывались от охотников и не могли летать по свету целыми стаями, как бывало прежде и величественный вид которых очаровал немало принцесс. Это – нехватка свободы, конечно, а не принцесс – приводило драконов в бешенство, но такую уж цену приходилось платить за безопасность.
В итоге поиски яиц, вдвойне драгоценных сейчас, когда драконов осталось не так уж много, решили поручить кому-нибудь одному. И по некоторым причинам этим одним оказался Санидин. А когда он начал находить яйца целыми партиями, пришлось ему обзавестись сумкой.
Вот он и возился теперь с ней – вместо того, чтобы сразу расправить крылья и устремиться в небо. Задача вроде несложная, но сумку стоило приладить к собственному брюху как можно тщательнее и аккуратнее, чтобы не разболтались, не ослабли крепления, чтобы ни одно яйцо не выпало из сумки во время полёта... Порывистого по натуре своей дракона эта возня не на шутку раздражала. Дети – та ещё обуза, даже пока не найденные. И они же – единственное их будущее...
Утешало одно. Санидин обязался лишь найти яйца. А высиживать их и нянчить малышню будут уже другие драконы. Это условие Санидин обговорил особо – да и просто не под силу ему было бы высидеть все найденные яйца и воспитать всех проклюнувшихся детей. Драконы, конечно, обладали немалым могуществом и ведали много тайн, но раздваиваться – а тем паче раздесятеряться – всё-таки не умели.
Поэтому найденные им яйца продолжали спать, сменив колыбель. В качестве временного укрытия Санидин выбрал три уютных горушки, выросших рядом друг с другом и густо испещрённых пещерами. Склоны у горушек были крутые, входы в большинство пещер – не слишком-то приметные даже для его драконьего взгляда, а соединявшие эти пещеры подземные ходы явно относились к тем «лабиринтам», которые у людей считались запутанными и опасными. Санидин помнил человеческую присказку «заблудиться в трёх соснах» и надеялся, что три горы подойдут для этого не хуже; а ещё – что люди, если заявятся сюда, в первую очередь обратят внимание на укрывшуюся между горами долину с чистыми ручьями и плодородной землёй. Это, конечно, касалось в первую очередь случайных бродяг и неугомонных переселенцев (люди вечно искали лучшей доли, и Санидин не мог их за это упрекнуть). Наёмников же, вооружённых колдовскими амулетами, стоило опасаться даже здесь. Однако Санидин рассчитывал, что ему в любом случае хватит времени собрать яйца и убраться подальше.
Но пока что в окрестностях Троегорья, как прозвал дракон своё логово, людьми даже не пахло. И Санидин, хоть и раздувал чутко ноздри каждый раз, как облетал горушки дозором, на поиски яиц отправлялся, отбросив тревогу. Да и не мог он, летучий, тревожиться подолгу. А если бы пришлось... от страха драконы становятся безумнее людей, известное дело.
Так что Санидин, когда затянул наконец ремни, сразу забыл о них. И вылетел из пещеры свечой вверх, прямо к солнцу. Драконий хвост хлестнул по воздуху вплотную к склону горы, чуть-чуть не задев его – и всё же ни один камушек не шелохнулся. А затем Санидин крутнулся вокруг своей оси, на миг окунув брюхо в тёплые полуденные лучи, и раскинул во всю ширь крылья, чтобы поймать нужный ветер.
Сегодня он хотел осмотреть холмы к западу от Троегорья. На вид – совсем обыкновенные, пологие, зелёные, полные звериных логов и птичьих гнёзд – мягкой, суетливой, мимолётной жизни. Но дракон сразу признал в них потухшие вулканы, когда-то бывшие подобными тому, на бурых склонах которого он сам появился на свет. Сперва извержения изломали их вершины, затем ветер и дожди – выгладили; подземный огонь отступил в глубины, недоступные даже драконам, а на бывшем пепле вырос лес... Но где-то среди всей этой зелени могли скрываться пещеры и трещины, в которых спали бы драконьи яйца.
Пока Санидин летел к холмам, солнце успело скрыться за тучкой. Небо, вечное и бескрайнее, было суетливее леса и взбалмошнее людей – так часто оно меняло свой облик. Неизменным оставался лишь простор. За эти контрасты драконы его и любили. В прохладной тени Санидин купался с тем же удовольствием, что в солнечных лучах, и неспешно парил над холмами, вглядываясь в густую зелень внизу.
Вдруг среди деревьев мелькнул белый камень. Не обнажившиеся кости холма, вовсе нет!.. Камень, порубленный на ровные блоки, скреплённый особым раствором, сложенный в одно из тех строений, которые обожали возводить люди. Это, немаленькое даже по драконьим меркам, кажется, звалось крепостью...
А Санидин-то думал, что эти холмы необитаемы!.. Зря. Не стоило забывать, насколько люди шустрые. Крепость, правда, не успели ещё достроить – у одной из угловых башен отсутствовало верхнее перекрытие, другая и вовсе едва начинала расти от основания. Но третья и четвёртая башни грозно возвышались над деревьями, и на них уже установили баллисты – самое неприятное, что мог увидеть дракон.
Поиски яиц приходилось отложить. Сперва требовалось понять, что тут творится.
Санидин заложил свой особый вираж, чтобы стража его не заметила, и приземлился на стену прямо над входом в крепость. За миг до прикосновения к каменной кладке он сменил облик и теперь без труда мог укрыться за одним из зубцов стены.
Это умение драконы освоили всё из-за тех же яиц. Лик земли, как известно, переменчив, хоть ей и не угнаться за небом. Горы, бывает, движутся, а камни падают, и порой подземелья, бывшие просторными для драконов, становятся лазами ненамного шире крысиных.
В крыс драконы не превращались, предпочитая всё-таки зверьё покрупнее, вроде лисиц или рысей. К счастью, в любом обличье они сохраняли остроту зрения и многие другие способности. А потом появились люди, драконы обратили внимание на то, какие у них ловкие руки, опробовали этот вариант – и с немалым удивлением обнаружили, что из сотен чужих обликов человеческий жмёт им меньше всего. Быть может, потому, что люди обладали разумом более острым, чем звериный – хоть и значительно уступающим драконьему...
А по мере того, как люди этот свой разум оттачивали, драконам всё чаще пригождалась их способность к превращениям. В самых неожиданных ситуациях – вот как Санидину сейчас.
Всё-таки он не мог понять, как и когда успели построить эту крепость. Ему приходилось общаться с людьми. Санидин знал, что строительство – занятие достаточно долгое по меркам их коротеньких жизней, особенно если возводят такое крупное укрепление. Ну, допустим, он мог проморгать начало стройки – деревья здесь были высокие, густые, людям под такими нетрудно укрыться. И всё-таки... Не обошлось ли здесь без колдовства? И эти баллисты на башнях... Тяжёлая стрела из такого орудия могла пробить даже драконью чешую. Ради этого их чаще всего и устанавливали.
Только охотника на драконов ему не хватало – здесь, неподалёку от логова! Конечно, выследить Санидина очень непросто, а всё же надо выяснить, кто в этой крепости живёт и что они тут забыли.
Санидин думал подобраться поближе к одной из башен и подслушать разговоры стражи (а если повезёт, то и хозяев), но тут его внимание привлекло кое-что другое. Со стены Санидин мог видеть как внутренний двор крепости, так и дорогу, ведущую через лес к воротам. И вот по ней-то двигались сюда два человека.
Одного из них, немолодого кряжистого мужчину, Санидин никогда прежде не встречал. Зато второго – светловолосого и значительно более юного – узнал сразу.
Хотя в то время, когда им довелось познакомиться, он был ещё младше. Совсем мальчишка.
Они встретились в крохотной, затерянной между сушей и водой рыбацкой деревушке. Санидин разыскивал там яйцо, унесённое в море, мальчика же отправил в глушь дядя, чтобы уберечь от войны, которая терзала их земли. Санидин, помнится, тогда подумал, что ребёнку повезло. Между собой люди воевали часто и с размахом, который порой ужасал даже драконов. И Санидин знал, что в некоторых войнах оружие в руки приходится брать детёнышам не старше этого. А его новому знакомому удалось такой судьбы избежать. Ускользнуть, улететь... Как будто ему помогло смешное птичье имя.
– Как, как тебя зовут?.. Чиж?!
– Вессар, – смущённо поправил мальчик. – Чиж – это фамилия.
...Санидин тогда чуть дымом не подавился от смеха. А потом призадумался – если люди могут звать себя птичьими именами, не значит ли это, что они тоже мечтают о небе?
Практика показала, что люди – или, по крайней мере, человеческие детёныши – мечтают обо всём подряд. О небе, о море, о горах и даже о пустынях, населяя их сказочными созданиями, которых и в природе-то не существовало. Но людям хотелось видеть чудеса везде. А если чудес не хватало, они их придумывали. И о несбыточном, пожалуй, мечтали жарче всего.
Нетрудно было понять, что таким кусочком несбыточного, вдруг упавшим в руки, для юного Вессара стала встреча с драконом. Чижонок ходил за Санидином по пятам, смотрел сияющими глазами, и Санидин чувствовал себя так, словно обзавёлся личной принцессой. Ну, то есть принцем.
Никаким принцем Вессар не был, хоть его дядя и служил при дворе у кого-то из человеческих королей. Санидина это не разочаровывало, скорее уж наоборот – меньше титулов, меньше проблем с рыцарями и родителями. Впрочем, с родителями Вессара он не мог познакомиться, даже если бы захотел. Старшие Чижи умерли так давно, что сын едва их помнил. А дядюшка, как понял по некоторым обмолвкам мальчика Санидин, не мог дать племяннику достаточно тепла, хоть и взялся его опекать.
Тепло... В отношениях людей оно чаще бывало метафорическим, душевным. У драконов же – вполне буквальным. Их яйца могли веками лежать в недрах гор без всякого ущерба для себя, но проклёвывались лишь тогда, когда родители или опекуны брались их высиживать. Для драконьих детёнышей нехватка тепла означала вечный сон.
А Чижонок, хоть и бодрствовал вовсю, был таким же сиротой, как непроклюнувшиеся дракончики, которых разыскивал Санидин. Возможно, это их в итоге и сблизило.
Их знакомство длилось недолго. Санидин, найдя уплывшее яйцо, отправился за новыми; сын бескрылых Чижей – вернулся домой. Видимо, война там утихла. При прощании Вессар говорил мало, но явно надеялся на новую встречу. Санидин считал эту надежду бессмысленной – и вот, пожалуйста, кто оказался прав?! Каких-то несколько лет прошло, и...
Хотя Чижонку этот срок вряд ли показался таким уж кратким. Тогда, у моря, он был ребёнком, едва начавшим взрослеть, смешным взъерошенным мальчишкой с круглыми серыми глазами. А сейчас к крепости приближался юноша. В плечах Вессар особо не раздался, остался нескладным и худощавым, но в росте заметно прибавил. И отрастил волосы – подстрижены они были так же неровно, как прежде, но вместо того, чтобы торчать ёршиком, падали на уши. И... случайно ли часть прядей легла на лицо, закрыв правый глаз? Под тенью чёлки угадывался шрам, пересёкший сомкнутые веки. Но даже шрам не смог изменить лицо Чижонка так сильно, как сделали это нахмуренные брови и поникшие уголки губ.
Санидин поймал себя на том, что слишком пристально изучает макушку юноши – не мелькнёт ли в светлых волосах седина?.. К счастью, даже человеческое время не бежало настолько быстро. Должно быть, Чижонок считал, что старость подберётся к нему ещё очень нескоро.
Санидин-то как раз не мечтал об этой встрече. Но вдруг испугался, что при следующей он может Чижонка уже не узнать.
Тем временем Вессар и его спутник вплотную приблизились к воротам. Старший мужчина тут же бухнул в них тяжёлым кулаком. Получилось неплохо – ворота, конечно, не дрогнули, но за кольцо ему и впрямь не требовалось хвататься. Всё равно услышат.
Вопреки усилиям гостя и экспертной драконьей оценке, стражники к воротам не спешили. Внутренний двор словно вымер. А Санидина как раз осенило, что было бы очень неплохо расспросить Вессара о хозяевах крепости – особенно после его с ними встречи, если такая состоится.
Но стражники всё не шли, кряжистый мужчина начал недовольно ворчать, и дракону пришлось заняться организацией встречи самостоятельно. Санидин свесил голову со стены во двор и выдохнул искру – одну-единственную, совсем крохотную искорку. Она сбежала по доскам ворот, не опаляя их, и упала на толстый железный засов, соединяющий створки.
Несколько мгновений спустя дверь подалась под очередным ударом снаружи. И заскрипела, открываясь.
Во двор гости вошли с изрядно растерянным видом – ещё бы, они ведь не увидели никого, кто мог бы им отворить. Вессар так и остался стоять, осторожно оглядываясь по сторонам. Его спутник собрался с мыслями гораздо быстрее и решительно направился уже к одной из внутренних дверей.
На этот стук стражники наконец отозвались, и дальше началась суета, неизбежная, когда пытаешься сделать сразу три дела. А стражники пытались одновременно выяснить цель визита незваных гостей, закрыть ворота и найти внезапно выпавший гвоздь, который до этого удерживал одну из скоб засова, а она вдруг взяла и отлетела... Последнее было особенно безнадёжно, поскольку от гвоздя осталась лишь пара капель расплавленного металла, вбуравившихся в сердцевину одной из толстых досок ворот. Но об этом мог рассказать только Санидин, а он-то как раз помалкивал.
Спутнику Вессара, при всей его суровости, неплохо удалась роль «да-я-не-знаю-что-тут-происходит» – в основном потому, что он действительно не знал. И гостей наконец провели внутрь крепости, а Санидин остался сидеть на стене и слушать камень.
Коридор, лестница, ещё коридор... В итоге визитёров провели в открытую галерею на втором этаже, которую – вот удача-то! – с драконьего «насеста» отлично было видно.
– Подожди меня здесь, Весс, – донеслось до ушей дракона.
Санидин наблюдал, как старший мужчина исчез за дверью в конце галереи, а Вессар остался стоять на виду, задумчиво глядя в лес из-под сводчатой арки. Дракон приготовился ждать, но тут его настигла ещё одна, совсем уж невероятная удача – стражники покинули галерею и остановились, судя по звучащим в камне шагам, где-то около лестницы. То ли хозяин не особо им доверял, то ли они сами его побаивались...
Санидин не стал ломать голову над сложностями их взаимоотношений. Перебраться со стены над воротами к галерее для него было проще простого даже в отсутствие крыльев. Несколько мгновений – и он уже сидел на подоконнике за спиной у Вессара, забравшись туда так бесшумно, что юноша даже не обернулся.
– Привет, Чижонок!
А вот теперь – обернулся. И сразу стал похож на того смешного птенца, которым Санидин его запомнил.
– Саня?!
Если бы Санидин слышал это обращение в первый раз, он бы, несомненно, тут же упал с подоконника.
Но, увы, не в первый. И наверняка не в последний – раз уж судьбе вздумалось зачем-то свести их снова...
Кому ещё, кроме человеческого детёныша, могло прийти в голову дать дракону настолько нелепое прозвище?!
– Вот теперь я точно вижу, что не ошибся, – усмехнулся Санидин. – Ума у тебя так и не прибавилось.
– Санидин!
Вессар чуть не светился от счастья. И хотя глаз у него остался только один, в нём плескалось не меньше восторга, чем раньше – в двух сразу. Санидин слез с подоконника и охотно позволил заключить себя в объятия. Испытал краткую оторопь от прикосновения к беззащитному, лишённому живой брони телу – как всегда... Нет. Вдвое, втрое сильнее. Успел отвыкнуть, надо же. Да к тому же сам Санидин сейчас находился в схожем обличье – и с сокрушающей ясностью осознал это. Стук чужого сердца сливался со стуком собственного, ставшего вдруг слишком мягким, и от этого эха в груди у дракона даже колени слегка дрожали.
Ну, а для Вессара это были просто обнимашки.
– Знаешь, как у людей бывает, – вздохнул юноша, размыкая объятия. – Вспоминаешь о чём-то с тоской, а когда прошлое к тебе возвращается, разочаровываешься...
Санидин вопросительно приподнял бровь. И что же в нём такого разочаровательного? Разочаровного? Драконы такого слова вообще не знали.
– Со мной сейчас наоборот, – пояснил Чижонок. – Я же помнил, какие у тебя глаза. А на самом деле они всё равно красивее.
Санидин польщённо хмыкнул. Глаза у всех драконов были гораздо красивее человеческих, ярче и разнообразнее по цветам. Люди не могли похвалиться ни огненными глазами, ни аметистовыми, ни пронзительно-бирюзовыми... И Вессар таких никогда не видел, ведь единственным драконом, которого он знал – а потому и самым красивым – был Санидин.
Ну, впрочем, посмотреть на него действительно стоило. Горы одарили Санидина глазами разного цвета – золотистый солнечный и серебристо-голубой лунный. День и ночь. Такое и у драконов не на каждом шагу встречалось, а у людей, судя по всему, ещё реже. Неудивительно, что Вессар так завороженно ему в глаза глядел.
Однако благоразумия за минувшие годы у Чижонка поприбавилось – хотя бы чуть-чуть. Во всяком случае, красивые драконьи глазки не помешали ему перейти к практическим вопросам.
– Но откуда же ты здесь взялся?..
– С неба, – зловредно сообщил дракон.
Вессар засмеялся. Не так звонко, как в детстве, но, пожалуй, ещё более тепло.
– Ты как всегда!.. Хорошо, а зачем?
Санидин посерьёзнел.
– Этот же самый вопрос я собирался задать тебе...
Собирался – но никак не ожидал, что Вессар придёт в настолько сильное смятение. На лице юноши отразились ужас, стыд, отчаяние – всё это вместе и в невообразимом смешении. Вессар даже ответить ничего не мог, он попросту задохнулся от обуревающих его чувств.
Да что же тут творится?..
Санидин временно оставил Чижонка в покое и подошёл к двери, за которой скрылся второй мужчина. Прильнул к ней ухом. Доски, конечно, были толстые, но даже до человека в таком положении мог бы донестись гул голосов, а дракон рассчитывал разобрать каждое слово. И тем не менее не услышал ни звука. Вероятно, дверь заколдовали от подслушивания, а в этот беспокойный век колдовство, даже самое безобидное, не могло не вызывать подозрений. Которых у Санидина и так уже хватало.
Дракон бросил возиться с дверью и снова повернулся к Вессару.
– Придётся тебе всё-таки всё мне рассказать. Сам, должно быть, понимаешь... я не отстану.
Чижонок к этому времени успел поймать немного утраченного самообладания и понуро кивнул. Но не сказал ни слова.
– Давай по порядку, – предложил Санидин, от души надеясь, что ему не придётся ловить кого-нибудь из жителей крепости и вытряхивать из него информацию силой (ведь не из Чижонка же, в самом деле). – С кем ты сюда пришёл?
– С дядей, – удивлённо отозвался юноша.
– Я его никогда прежде не видел, – напомнил ему дракон.
Догадаться, конечно, мог. И догадывался. Но эта версия многое усложняла, и Санидин до последнего надеялся, что она не окажется правдой.
Вессар немного расслабился, и Санидин задал следующий вопрос:
– А к кому вы пришли? Кто владеет этой крепостью?
Вессар с явным смущением пожал плечами.
– Я не знаю! Понимаю, это звучит неубедительно, но...
– Говори уж, – подбодрил сбившегося юношу дракон. – Ложь я сразу учую.
Кого другого это напугало бы, но Вессар действительно приободрился.
– Хозяин этой крепости скрывает ото всех своё имя. То есть... наверняка оно кому-нибудь известно, но я же не пытался выведать...
– Но как-то же его называют?
– Чаще всего – просто бароном. Но и это, как мне показалось, не настоящий титул, а прозвище.
– Да, негусто, – вздохнул Санидин.
Безымянных конспираторов он терпеть не мог. У драконов не бывало ни титулов, ни фамилий, ни прозвищ (если, конечно, их не придумывали какие-нибудь излишне храбрые люди). Только имена. Но уж за имена свои драконы держались крепко. А люди разбрасывались ими как угодно и меняли так усердно, словно вместо одной коротенькой жизни у них было по сотне драконьих.
Вессар смотрел на Санидина совершенно несчастными глазами. Похоже, молчание мучило его ещё сильнее необходимости отвечать. А сам он открыть рот так и не решился.
– И что за дела у вас с дядюшкой с этим бароном? – сжалился над ним Санидин.
– Пока что никаких, – поспешно ответил Чижонок. – Мы даже не знали, примут ли нас...
Тут он снова запнулся и бросил на Санидина удивлённый взгляд, по которому дракон заключил, что Вессар начал догадываться, как на самом деле открылись ворота крепости. Но это они могли обсудить и позже.
Юноша, как ни удивительно, пришёл к тому же выводу.
– Дело в том, что мой дядя оказался в немилости у нового короля, – пояснил он. – У того, который пришёл к власти после той войны... ну, ты помнишь... от неё меня прятали. Дядя чувствует, что его положение очень шатко, и ищет новую опору... денег, власти, союзников... А недавно до него дошли слухи об этом бароне. И дядя решил, что может... оказать ему услугу.
– И какую же?
Вессар замолк, словно воды в рот набрав. Санидин задал вопрос по-другому:
– Что нужно этому барону?
Вессар хватанул ртом воздух, которого, похоже, ему снова не хватало. Но всё-таки выговорил:
– Дракон.
– Так я и думал, – раздражённо фыркнул оный. – Но ты-то тут при...
Теперь уже Санидин запнулся. И глянул на Вессара весьма укоризненно.
– Я же тебя просил.
– Я не хотел говорить! – отчаянно заверил его Чижонок. – Но... но я...
Санидин устало отмахнулся. Он, в общем-то, и не рассчитывал особо, что ребёнок, которым был во дни их первой встречи Вессар, никому не проболтается о дружбе с драконом. Надежда была больше на то, что взрослые не примут его слова всерьёз. Но, похоже, дядя Чижонка тоже неплохо понимал, когда его племянник врёт, а когда нет.
– Ну, судя по всему, этот охотник на драконов абсолютно бездарен, – сказал он больше для того, чтобы успокоить терзающегося муками совести юношу. – Обычно им не требуется ничьих подсказок, чтобы выслеживать нас и убивать...
Вессар приоткрыл на миг рот. И снова закрыл.
Санидин очень внимательно на него посмотрел.
– Что?
– Он не... если слухи, конечно, верны... но я не знаю...
– Да говори уже!
– Он не убить дракона хочет, а захватить живьём.
Тут уж Санидин с трудом удержался от хохота. Даже рукой себе рот зажал и в изнеможении облокотился о колонну.
– Я знал, конечно, что люди полные безумцы, но чтобы так... – сообщил он, кое-как прохрюкавшись. – Прости, Чижонок, к тебе это не относится. Но захватить дракона! Живьём!.. Да этот... герой... хоть одного из нас видел?!
Вессар его веселья не разделял. И Санидин объяснил:
– Чижонок, пойми, дракона можно убить, но не покорить. У любого охотника есть лишь один шанс сразить дракона. Не больше. Если им не воспользоваться, второго уже не будет. И мы не терпим неволи. Пленённый дракон неизбежно уничтожит своих тюремщиков, даже если погибнет при этом сам. А эту крепость любой из нас по камушку разнесёт!..
Однако Чижонок мрачнел всё больше. И наконец пробормотал себе под нос что-то – так тихо, что человек бы его не услышал...
Но слушал вовсе не человек.
– Что?! – переспросил Санидин, не веря своим ушам.
После долгой, мучительной паузы Вессар повторил чуть громче.
– Ему и не нужен большой дракон.
Санидин не сразу понял, что это значит. Не хотел понимать.
– Детёныш?
Вессар едва заметно кивнул. И прошептал:
– А больше всего он хотел бы заполучить яйцо.
– Если ты поможешь ему в этом, – сказал дракон, – я вырву тебе оставшийся глаз.
Подумал и добавил:
– А затем ослеплю сам себя.
«Потому что не хочу видеть мир, в котором ты стал предателем». Этих слов Санидин вслух не произнёс. Ведь Вессар не дракон, чтобы предать другого дракона. Скорее уж наоборот – предателем его назовут люди, если он встанет на сторону Санидина.
По лицу Чижонка катились слёзы. С какого момента, дракон даже и не заметил.
– Но я же не... То есть даже если бы я вдруг... Санидин, мне же никогда не было известно, куда ты его унёс!
И никогда не было известно, что яиц больше одного. И ещё многое-многое другое Вессар Чиж никогда не знал и никогда не узнает.
В данной ситуации это, несомненно, приносило лишь пользу, но практичность надоела Санидину ещё на этапе пошива сумки.
– Значит, останемся при глазах, – невесело усмехнулся он. – Успокойся, Чижонок. Давай-ка лучше выбираться отсюда.
Вессар вытер слёзы и хмуро взглянул на дракона.
– А как же мой дядя?
О да. Вот именно это всё и усложняло.
– С ним ничего не случится, – попытался всё-таки убедить Чижонка Санидин. – И вообще... ты уж прости, но я не обязан защищать людей, которые готовы заключать подобные союзы!
– А я обязан, – вздохнул Вессар. – Дядю, по крайней мере...
Санидин прикинул, можно ли сгрести этого упрямца в охапку и уволочь отсюда силой, или же Чижонок в итоге смертельно на него обидится. По всему выходило, что придётся продолжать бессмысленные препирательства. Неизвестно, чем бы всё это кончилось, но тут в их беседу вмешалась стража.
Кажется, они всё-таки слишком шумно себя вели.
– А ты кто ещё такой?!
Вопрос, ясное дело, был обращён к Санидину. Дракон представил ситуацию со стороны – у важного гостя следы слёз на лице, рядом маячит странный незнакомец с разноцветными глазами и слишком ранней, как обычно казалось людям, проседью в длинных волосах... Хорошо ещё, что он не забывал носить человеческую одежду. По чешуе на плечах и коленях в нём сразу признали бы дракона. Но и без этого страже хватало поводов для тревоги.
Удивляло лишь то, что алебарды были направлены и на Чижонка тоже.
– Стой на месте и не шевелись! – рявкнул один из стражников на Санидина. – С тобой мы ещё разберёмся. А тебя, – это относилось уже к Вессару, – ждёт хозяин. Велено явиться сейчас же.
Юноша побледнел.
– Сперва я хотел бы увидеть моего дядю. Он ещё там?
Санидин чуть заметно усмехнулся. До него как раз донеслась яростная брань из-за стен крепости.
– Твоего дядю мы уже выставили, – подтвердил стражник. – Хозяину он ни к чему. Так что тебе придётся постараться, чтобы не вылететь вслед за дядюшкой. Давай, пошевеливайся!
Вессар растерянно обернулся на дверь. Затем на Санидина. Ясно было, что он с удовольствием последовал бы за дядей, но вряд ли ему это позволят...
Ну, а Санидин не собирался ждать ничьих дозволений.
Дракон был очень рад, что драгоценного Чижиного дядюшку уже выставили – одной проблемой меньше. В остальном же... Нет, он не врал Вессару, когда говорил, что может разнести крепость по камушку; но, скажем так, слегка прихвастнул. Нечто подобное даже для дракона непросто. Санидин всерьёз рисковал погибнуть, вступая в открытый бой против целого гарнизона. И уж точно ему не удастся уберечь в этом хаосе одного слишком хрупкого человечка...
Санидин шагнул к Чижонку поближе. И шепнул ему на ухо:
– Полезай ко мне в сумку.
Юноша уставился на дракона с неподдельным недоумением.
– В какую... сумку?
Санидин чуть слышно выругался сквозь зубы. Он и забыл, что тогда, у моря, сумки у него ещё не было. А объяснять...
– Эй, что вы там шепчетесь?!
А объяснять точно некогда.
Санидин не стал дожидаться, когда двинувшиеся вперёд стражники разделят их с Чижонком. Он толкнул Вессара к подоконнику, вскочил туда сам и втащил юношу за собой. А затем подпрыгнул, ухватился за резной свод арки, качнулся наружу и тут же сменил обличье.
Теперь он повис на галерее всей своей драконьей тяжестью, и камни под ним застонали, начиная проседать. По ближайшим колоннам побежали трещины. Стражники с воплями бросились куда-то прочь – может, к баллистам, а может, прятаться в погреб. Вессар, к счастью, никуда не побежал, наоборот, высунулся в проём вслед за драконом. Вот и умница. Так Санидину было ещё проще обхватить его хвостом и закинуть в сумку на брюхе. Ещё один лишний миг он потратил на то, чтобы рыкнуть «Держись крепче и не высовывайся!», и, наконец, оттолкнулся от рушащейся галереи и взмыл вверх.
В воздухе Санидин извернулся особым образом, заложил вираж, ловя солнечный свет чешуйками...
Поднявшиеся по тревоге стражники на башнях оторопело смотрели, как огромный дракон просто взял да и исчез у них на глазах.
– Я ничего не понял, – перво-наперво заявил Вессар, когда дракон осторожно выпустил его из сумки.
Потом спохватился и спросил:
– Саня, ты в порядке?
Теперь-то Санидин не стал сдерживаться и нахохотался вволю. Так, что даже стены пещеры задрожали.
– Я?.. В порядке ли я?! Чижонок, это мне у тебя надо спрашивать!
– Но там на башнях стояли баллисты, – смущённо сказал Вессар. – Я боялся, вдруг тебя зацепят...
– Но я же летел невидимым, – напомнил ему дракон.
По правде говоря, он и сам слегка опасался. Вдруг этому барону-колдуну невидимость не помеха? Поэтому Санидин не сразу полетел к Троегорью, а сделал изрядный крюк. И всё это время маневрировал так, чтобы оставаться незримым. Чижонку в сумке могло прийтись несладко, так что Санидин всерьёз за него беспокоился. И, как оказалось, взаимно. Но Вессар волновался зря – стражники явно никакими колдовскими ухищрениями не владели и палили из баллист наугад. А Санидин, в свою очередь, над крепостью долго не болтался.
– Вот этого я и не понял, – вздохнул Вессар. – Во-первых, я не знал, что ты так умеешь...
В ответ на это Санидин только фыркнул.
– Но у тебя, наверно, много разных тайн, – продолжал юноша. – А вот как меня не заметили?!
– А как тебя могли заметить у меня в сумке? – удивился дракон. – Я же из собственной шкуры её сшил.
– Вот именно! И она тоже стала прозрачной! Я сквозь неё всё видел... Со стороны, наверно, казалось, что меня несёт ветром, – слабо усмехнулся Вессар. – Вверх тормашками и без всякой поддержки.
– О чём это ты? Со стороны тебя, как и меня, вообще не было видно.
– Не понимаю, – в третий раз повторил Чижонок. – Как это возможно? Если, например, встать за стеклом, я же не стану прозрачным...
– Нашёл с чем меня сравнивать! – возмутился Санидин.
Вессар улыбнулся.
– Прости.
Потом наконец огляделся по сторонам и спросил:
– А где это мы?
– У меня дома.
Чижонок уставился на дракона с восхищением и ужасом.
– И теперь ты вырвешь мне язык, чтобы я никому не смог рассказать дорогу?
Честное слово, Санидин не мог понять, шутит он или нет. Так и рехнуться недолго с этим человеком...
– А ты её разве запомнил?
– Нет, – снова улыбнулся Вессар. – И всё же...
– И всё же, – перебил его Санидин, – ты хотел моих тайн. Пойдём, покажу тебе кое-что.
– Пойдём, – выдохнул Вессар.
И встал с каменного пола, придерживаясь за драконий бок. Всё-таки юношу слегка пошатывало. Санидин мог бы донести его куда надо на спине или всё в той же сумке, но, пожалуй, после предыдущего полёта Чижонок заслужил передышку... Поэтому дракон вновь сменил облик и подхватил Вессара на руки.
Тот заметно смутился.
– Я и сам могу...
– Ничего, – успокоил его Санидин. – Ты не тяжёлый.
И приятный на ощупь. Кажется, дракон начинал привыкать к этим... сближениям. Сейчас он чувствовал тяжесть Вессара – действительно небольшую, но заметную в сравнении с тем, насколько невесомым казался человек, когда Санидин был в истинном обличье. Сейчас, по крайней мере, Санидин мог не опасаться, что случайно обронит свою ношу и даже не заметит этого.
И в любом случае тот тоннель, куда они направлялись, по ширине подходил только для людей.
Впрочем, на этом и заканчивалось его сходство с ровными коридорами человеческих жилищ. Тоннель вёл под уклон, и довольно резко. Санидину не мешало ни это, ни царящая вокруг темнота, а вот Чижонок сперва ухватился за него чуть крепче, чем требовалось.
Санидин легко коснулся губами его виска. Как-то так, кажется, люди это делали?..
Вессар смутился ещё сильнее, чем в тот момент, когда Санидин взял его на руки. Но затем – чего и требовалось дракону – расслабился и прижался к чужому плечу уже без всякого напряжения.
– Из собственной шкуры? – спросил он, рассеянно болтая ногами. – Звучит немного зловеще.
Санидин не сразу понял, что Чижонок говорит про его сумку. Надо же, как впечатлился...
– Из сброшенной.
– А, вот как...
В глазу Вессара плескался очередной вопрос, и Санидин кивнул – задавай, мол.
– А зачем она тебе?
– А вот это, – усмехнулся дракон, – ты сейчас и узнаешь.
Тем более что они как раз пришли.
Тоннель провёл их сквозь гору к другой, более просторной и причудливой пещере, полной каменных сосулек и колонн, и гладких округлых камней между ними. Здесь, как надеялся Санидин, было достаточно светло даже для глаз человека – среди изломанных выступов в верхней части пещеры скрывался широкий проход наружу, и оттуда лился рассеянный солнечный свет.
Дракон спустил свою ношу на пол, и Вессар завертел головой, оглядываясь по сторонам. Сперва его взгляд скользил по «камням», ни за что не цепляясь – но уже через пару мгновений до юноши дошло.
Возможно, за этим Санидин его сюда и притащил. Полюбоваться потрясением на лице Чижонка, которое на миг смыло бы все остальные чувства. В том числе ту печаль, которая вовсе не была присуща Чижонку в детстве и к которой Санидин никак не мог привыкнуть.
– Это же...
Ну да. Здесь, в этой пещере, дракон хранил часть найденных яиц. Только часть, но её хватало, чтобы потрясти любого – и тем более этого! – человека до глубины души.
Вессар присел на корточки и завороженно потянулся к одному из яиц рукой. Санидин напрягся. Конечно, для высиживания яиц требовалось время, много времени. И вряд ли им могло хватить слабенького человеческого тепла. Но мало ли... До сих пор люди к ним и не прикасались.
Вессар учуял спиной его волнение, отдёрнул руку.
– Ой. Прости, я...
Санидин всерьёз призадумался.
– Да нет, ты им не навредишь, – наконец решил он. – Всё в порядке.
А если Чижонок невероятным образом высидит кого-нибудь – что ж, пусть сам и нянчит. У Санидина без этого хлопот хватает.
Впрочем, Чижонок тоже беззаботным не выглядел. Получив разрешение, он наконец дотронулся до яйца – так бережно, словно его скорлупа была хрустальной; но с этим жестом совершенно не вязались хмуро сведённые к переносице брови.
– Что-то не так? – прямо спросил дракон.
Вессар опустил голову так низко, что волосы почти полностью скрыли его лицо. У Санидина руки так и тянулись подстричь его – или хоть лентой какой подвязать это безобразие.
– Я просто никак не могу понять, почему ты мне так доверяешь, – тихо сказал юноша.
Санидин молча пожал плечами. Он не был уверен, что это называется именно доверием – и вообще хоть как-то называется. Кое-какие вещи всегда прятались по ту сторону слов.
– Ну, во-первых, без тебя мне было бы сложнее узнать о планах этого безымянного барона, – Санидин честно попытался найти объяснение, подходящее для человека. – И ещё, пожалуй, я хочу, чтобы ты знал, что вы с дядюшкой собирались натворить... и не делал больше глупостей.
Наконец-то Вессар снова улыбнулся.
– Я постараюсь.
Санидин помог юноше подняться с пола. Вессар смотрел на него очень серьёзно, но хоть не хмурился больше и лица не прятал.
– У меня почему-то такое чувство, – вдруг сказал Чижонок, – что ты о чём-то ещё промолчал. Но, может быть, я потом пойму?..
Санидин чуть заметно усмехнулся.
Было бы неплохо.
...Закат они встретили на каменном карнизе возле той пещеры, где Санидин чаще всего спал. Дракон слетал на охоту – сам-то он пока не успел проголодаться, но гостя не годилось оставлять без ужина. Теперь на горящем без дров костерке жарился сочный кусок кабанины, приправленной душистыми долинными травами. Санидин не поленился их нарвать, помня, что люди готовят себе еду не менее хитро, чем колдовские зелья. Даже огонь для этого постарались приручить – хотя, конечно, особых успехов не достигли...
Чижонок уселся на краю карниза, без всякого страха свесил ноги в пропасть, болтал ими и любовался долиной. Впрочем, ещё чаще он оглядывался на Санидина – посмотреть, как окрасят последние лучи солнца серую драконью чешую. В конце концов дракон не выдержал этого верчения и сам оттащил юношу от края. Он-то не забывал, что у людей нет крыльев.
Вессар расстраиваться не стал и прислонился спиной к драконьей лапе.
– Жаль, что так много мяса осталось, – кивнул он на кабанью тушу, от которой и правда отделили лишь небольшой кусок. Целый кабан или даже половина от него в Чижонка никак не влезла бы. – Пропадёт...
– Закопчу, – уверенно сказал Санидин. – На потом останется.
Прежде ему такого делать не требовалось – любую добычу он сразу съедал. Но дракон не сомневался, что у него получится.
– Санидин...
Его имя Чижонок выговаривал так же бережно, как до этого прикасался к скорлупе яйца.
– Да?
– Ты расскажешь мне?..
Дракону не требовалось пояснять, о чём спрашивает Чижонок.
– Только не сегодня, – сказал Санидин. – Ты же вот-вот сидя заснёшь.
– А завтра, – тихо спросил Вессар, – завтра я буду ещё здесь?
– А ты уже расхотел слушать?
Чижонок не сдержал смеха и, повернув голову, прижался к лапе ещё и щекой.
– Я так рад, что снова тебя встретил! – вырвалось у него.
Это он мог произнести без всякого смущения и сомнений, и Санидин выдохнул – не пламя и не дым, всего лишь поток тёплого воздуха Вессару на макушку. Светлые волосы на миг взметнулись не хуже костра.
– Я тоже, – дракон наконец-то решил для себя этот вопрос. – И всё тебе расскажу, если хочешь. Но и ты сперва ответь на один вопрос, Чижонок... Зачем тебе это нужно?
Вессар улыбался. Санидин каким-то образом чувствовал это, хоть и не видел его лица. Сквозь затылок, что ли, улыбка просочилась?!
– Чтобы не делать глупостей.
Где-то по ту сторону этих слов Санидин услышал эхо обещаний, таких же странных, как детские мечты. Эхо возможного будущего. Он подбросил в костёр ещё пару искр. Чем ниже опускалось солнце, тем холоднее становилось в горах. Дракону-то это не мешало, а вот человеку... Санидин вспомнил, как зябко вздрагивал Чижонок в детстве, когда с моря дул утренний бриз, и растопырил одно из крыльев, чтобы прикрыть юношу от сквозняков.
– Вот-вот приготовится, – заключил он, принюхиваясь к мясу. Судя по запаху, готовка была не такой уж бесполезной тратой времени, как представлялось ему изначально.
– Саня...
Вессар приподнялся, обхватил драконью морду руками и прижался губами к чешуе прямо возле торчащих из пасти клыков.
– Спасибо.
– За ужин?
Стыдно признаться, но Санидин даже растерялся слегка. Потому и шутил так глупо.
– За всё.
Когда закат догорел, они укрылись в пещере. Вессар заснул сразу – он действительно давно клевал носом. А Санидин смотрел на мерцающие в скальном проёме звёзды и думал, думал... Сегодняшний день вдруг переполнили люди. Почти как в прошлом. Один из них Санидину нравился. Другой – совсем наоборот, хоть и был пока для дракона безликой тенью где-то в стенах крепости. Ему нужно яйцо… Санидин даже не хотел знать, зачем. Все эти колдуны – а барон наверняка был одним из них – слишком далеко зашли.
А узнать-то придётся. И, возможно, впереди его ждёт ещё больше загадок… больше угроз, больше суматошных дней, похожих на этот. Люди постоянно придумывают что-нибудь новенькое. Спешат уместить в свои коротенькие жизни целый мир, но впопыхах зачастую получается что попало – оно и неудивительно. И у кого ещё спрашивать о том, что люди затевают, если не у самих людей? Вот только мало кто из них настолько флегматичен, чтобы не удивляться его разноцветным глазам... Да и поиски яиц прерывать не годится. Санидин взялся за это дело в одиночку – и был уверен, что справится. Но сейчас, возможно, ему пригодился бы помощник... Умный и достаточно неприметный, чтобы ходить среди людей. Да к тому же такой, которому Санидин мог бы доверять. Ещё вчера дракон с уверенностью сказал бы, что никого подобного на свете не существует. Но сегодня...
Санидин взглянул на спящего рядом с ним юношу. Вессар плотно прижался к драконьему боку. Прежде он себе такого не позволял. Но, похоже, сегодняшнее приключение выбило из него все остатки смущения, или страха, или что там ещё могло сдерживать человеческого ребёнка. Да и Санидину стало проще. Когда Чижонок был маленьким, дракон невольно опасался чем-нибудь ему навредить. Случайным движением, случайным вздохом... Настолько хрупким казался этот детёныш... Нынешний Вессар, конечно, оставался человеком и намного крепче не стал. Зато стал взрослее. И горечь, порой плескавшаяся на дне его единственного глаза, в чём-то была сродни вечности, растворённой в крови драконов. Этот Вессар мог не только слушать. И не только смотреть. Он мог говорить и мог протянуть руку.
А значит, Санидину было на что ответить.
Ничего особенного он из себя не представляет, но я ему рада. Мне как раз требовалась возможность реабилитироваться в глазах драконов
...сказала она и начала текст с той фразы, с которой начала 
Драконы – те ещё кукушки. Даже хуже.
Всем известна кукушечья привычка подкидывать свои яйца в чужие гнёзда. Драконы делают не так – да и где найдёшь гнездо, способное приютить драконёнка?! Нет, драконы поступают иначе. Своё непроклюнувшееся потомство они оставляют в пещерах, в тайных укрытиях, во чреве самой земли... а потом улетают.
читать дальшеСто, двести, триста лет могут лежать яйца, никем не потревоженные. За это время камни успевают прорасти сквозь них. То, что убило бы птицу или змею, драконьим детям идёт лишь на пользу: от камней они набираются стойкости и долголетия. А затем – рано или поздно – за яйцами возвращаются родители, извлекают из недр земли, и уже под их присмотром дракончики появляются на свет.
Этот порядок не менялся столько веков, что сами драконы успели сбиться со счёта. И никогда, никогда они не теряли покинутые яйца, ведь память драконов безупречна. Даже переменчивость лика земли не могла стать им помехой.
Помехой стало кое-что другое. Кое-кто. Хрупкие недолговечные создания, от которых сперва даже смешно было ждать угрозы... Люди.
Нет, какое-то время драконы вполне мирно уживались с людьми бок о бок. Люди в силу своего бескрылья были привязаны к земле, драконы покоряли небо – чего им делить?.. Порой, правда, того или иного дракона начинали донимать рыцари, обеспокоенные побегом из дворца какой-нибудь взбалмошной принцессы (или принца). Венценосную молодёжь драконы притягивали не хуже магнита. Одних манили тайны и приключения, других – сокровища, равных которым не нашлось бы в казне ни у одного из людских королей; ну, а родичи, ясное дело, приходили в ярость от подобных выходок наследников и любой ценой стремились вернуть их домой.
К беглецам и беглянкам драконы относились снисходительно, ведь большинство из них даже по человеческим меркам были непростительно юны. Дракончики в таком возрасте только-только всерьёз вставали на крыло, до этого летая медленнее птиц. Рыцари, конечно, встречались разные, благоразумные и не очень, однако большую часть подобных казусов удавалось решить миром.
Всё изменилось совсем недавно. За последнюю сотню лет среди людей развелось слишком много безумных колдунов, гоняющихся за властью и бессмертием, и слишком много наёмников, готовых помочь им за щедрую плату. И, в отличие от рыцарей, наёмникам неведомы были честь и благородство. Иногда их удавалось перекупить. Но гораздо чаще наёмники приходили к выводу, что получат куда больше сокровищ, убив их владельца. И самое невероятное – у них это получалось!..
Да, хитрость наёмников при поддержке их нанимателей-колдунов приносила неплохие плоды... смотря, конечно, с чьей точки зрения. Сотня лет – срок вроде бы небольшой, но люди оказались шустрыми созданиями и успели истребить немало драконов. Столько, что среди крылатых ящеров даже зашёл разговор о том, не следует ли им в ответ истребить людей – всех. Чтобы больше не мешались.
Но всё же ярость не до конца затмила им рассудок. Драконы вспомнили, что среди людей не все так уж плохи, и решили укрыться на время в самых высоких, самых неприступных горах, куда даже хитроумным наёмникам непросто будет добраться. А там... Ещё век-другой, и, может быть, злобные колдуны вымрут, не добыв бессмертия, и люди освободятся от охватившего их безумия. Они ведь действительно шустрые. Драконам не так сложно подождать.
Тем не менее многие из них успели погибнуть. И в пещерах, в тайных ущельях, во чреве земли спали яйца, за которыми некому было вернуться...
Санидин с раздражённым ворчанием затягивал ремни на брюхе. Он всегда злился, когда приходило время нацеплять эту сумку, сделанную из его же сброшенной шкуры. Нелепейшая идея... но при этом практичная. Живя по соседству с людьми и пострадав от них, драконы, кажется, переняли некоторые человеческие качества. Ту же практичность.
Как он дошёл до жизни такой?.. Ну, когда стало ясно, что множество невылупившихся дракончиков остались без родителей и могут не появиться на свет, драконы пришли к естественному выводу, что их надо разыскать. Само по себе это не представлялось такой уж сложностью. Случалось и раньше подобное – нет таких живых существ, которые были бы полностью неуязвимы, и драконы не исключение. Иногда они гибли молодыми, но рано или поздно их потомство находили сородичи...
Однако сейчас речь шла не об одном, не о двух и даже не о десятке потерянных яиц. Поиски грозили затянуться надолго. А драконы не отличались особенным чадолюбием (иногда Санидин даже думал, что именно поэтому их предки повадились бросать яйца где попало, а пользу для потомства осознали уже потом). Да к тому же они скрывались от охотников и не могли летать по свету целыми стаями, как бывало прежде и величественный вид которых очаровал немало принцесс. Это – нехватка свободы, конечно, а не принцесс – приводило драконов в бешенство, но такую уж цену приходилось платить за безопасность.
В итоге поиски яиц, вдвойне драгоценных сейчас, когда драконов осталось не так уж много, решили поручить кому-нибудь одному. И по некоторым причинам этим одним оказался Санидин. А когда он начал находить яйца целыми партиями, пришлось ему обзавестись сумкой.
Вот он и возился теперь с ней – вместо того, чтобы сразу расправить крылья и устремиться в небо. Задача вроде несложная, но сумку стоило приладить к собственному брюху как можно тщательнее и аккуратнее, чтобы не разболтались, не ослабли крепления, чтобы ни одно яйцо не выпало из сумки во время полёта... Порывистого по натуре своей дракона эта возня не на шутку раздражала. Дети – та ещё обуза, даже пока не найденные. И они же – единственное их будущее...
Утешало одно. Санидин обязался лишь найти яйца. А высиживать их и нянчить малышню будут уже другие драконы. Это условие Санидин обговорил особо – да и просто не под силу ему было бы высидеть все найденные яйца и воспитать всех проклюнувшихся детей. Драконы, конечно, обладали немалым могуществом и ведали много тайн, но раздваиваться – а тем паче раздесятеряться – всё-таки не умели.
Поэтому найденные им яйца продолжали спать, сменив колыбель. В качестве временного укрытия Санидин выбрал три уютных горушки, выросших рядом друг с другом и густо испещрённых пещерами. Склоны у горушек были крутые, входы в большинство пещер – не слишком-то приметные даже для его драконьего взгляда, а соединявшие эти пещеры подземные ходы явно относились к тем «лабиринтам», которые у людей считались запутанными и опасными. Санидин помнил человеческую присказку «заблудиться в трёх соснах» и надеялся, что три горы подойдут для этого не хуже; а ещё – что люди, если заявятся сюда, в первую очередь обратят внимание на укрывшуюся между горами долину с чистыми ручьями и плодородной землёй. Это, конечно, касалось в первую очередь случайных бродяг и неугомонных переселенцев (люди вечно искали лучшей доли, и Санидин не мог их за это упрекнуть). Наёмников же, вооружённых колдовскими амулетами, стоило опасаться даже здесь. Однако Санидин рассчитывал, что ему в любом случае хватит времени собрать яйца и убраться подальше.
Но пока что в окрестностях Троегорья, как прозвал дракон своё логово, людьми даже не пахло. И Санидин, хоть и раздувал чутко ноздри каждый раз, как облетал горушки дозором, на поиски яиц отправлялся, отбросив тревогу. Да и не мог он, летучий, тревожиться подолгу. А если бы пришлось... от страха драконы становятся безумнее людей, известное дело.
Так что Санидин, когда затянул наконец ремни, сразу забыл о них. И вылетел из пещеры свечой вверх, прямо к солнцу. Драконий хвост хлестнул по воздуху вплотную к склону горы, чуть-чуть не задев его – и всё же ни один камушек не шелохнулся. А затем Санидин крутнулся вокруг своей оси, на миг окунув брюхо в тёплые полуденные лучи, и раскинул во всю ширь крылья, чтобы поймать нужный ветер.
Сегодня он хотел осмотреть холмы к западу от Троегорья. На вид – совсем обыкновенные, пологие, зелёные, полные звериных логов и птичьих гнёзд – мягкой, суетливой, мимолётной жизни. Но дракон сразу признал в них потухшие вулканы, когда-то бывшие подобными тому, на бурых склонах которого он сам появился на свет. Сперва извержения изломали их вершины, затем ветер и дожди – выгладили; подземный огонь отступил в глубины, недоступные даже драконам, а на бывшем пепле вырос лес... Но где-то среди всей этой зелени могли скрываться пещеры и трещины, в которых спали бы драконьи яйца.
Пока Санидин летел к холмам, солнце успело скрыться за тучкой. Небо, вечное и бескрайнее, было суетливее леса и взбалмошнее людей – так часто оно меняло свой облик. Неизменным оставался лишь простор. За эти контрасты драконы его и любили. В прохладной тени Санидин купался с тем же удовольствием, что в солнечных лучах, и неспешно парил над холмами, вглядываясь в густую зелень внизу.
Вдруг среди деревьев мелькнул белый камень. Не обнажившиеся кости холма, вовсе нет!.. Камень, порубленный на ровные блоки, скреплённый особым раствором, сложенный в одно из тех строений, которые обожали возводить люди. Это, немаленькое даже по драконьим меркам, кажется, звалось крепостью...
А Санидин-то думал, что эти холмы необитаемы!.. Зря. Не стоило забывать, насколько люди шустрые. Крепость, правда, не успели ещё достроить – у одной из угловых башен отсутствовало верхнее перекрытие, другая и вовсе едва начинала расти от основания. Но третья и четвёртая башни грозно возвышались над деревьями, и на них уже установили баллисты – самое неприятное, что мог увидеть дракон.
Поиски яиц приходилось отложить. Сперва требовалось понять, что тут творится.
Санидин заложил свой особый вираж, чтобы стража его не заметила, и приземлился на стену прямо над входом в крепость. За миг до прикосновения к каменной кладке он сменил облик и теперь без труда мог укрыться за одним из зубцов стены.
Это умение драконы освоили всё из-за тех же яиц. Лик земли, как известно, переменчив, хоть ей и не угнаться за небом. Горы, бывает, движутся, а камни падают, и порой подземелья, бывшие просторными для драконов, становятся лазами ненамного шире крысиных.
В крыс драконы не превращались, предпочитая всё-таки зверьё покрупнее, вроде лисиц или рысей. К счастью, в любом обличье они сохраняли остроту зрения и многие другие способности. А потом появились люди, драконы обратили внимание на то, какие у них ловкие руки, опробовали этот вариант – и с немалым удивлением обнаружили, что из сотен чужих обликов человеческий жмёт им меньше всего. Быть может, потому, что люди обладали разумом более острым, чем звериный – хоть и значительно уступающим драконьему...
А по мере того, как люди этот свой разум оттачивали, драконам всё чаще пригождалась их способность к превращениям. В самых неожиданных ситуациях – вот как Санидину сейчас.
Всё-таки он не мог понять, как и когда успели построить эту крепость. Ему приходилось общаться с людьми. Санидин знал, что строительство – занятие достаточно долгое по меркам их коротеньких жизней, особенно если возводят такое крупное укрепление. Ну, допустим, он мог проморгать начало стройки – деревья здесь были высокие, густые, людям под такими нетрудно укрыться. И всё-таки... Не обошлось ли здесь без колдовства? И эти баллисты на башнях... Тяжёлая стрела из такого орудия могла пробить даже драконью чешую. Ради этого их чаще всего и устанавливали.
Только охотника на драконов ему не хватало – здесь, неподалёку от логова! Конечно, выследить Санидина очень непросто, а всё же надо выяснить, кто в этой крепости живёт и что они тут забыли.
Санидин думал подобраться поближе к одной из башен и подслушать разговоры стражи (а если повезёт, то и хозяев), но тут его внимание привлекло кое-что другое. Со стены Санидин мог видеть как внутренний двор крепости, так и дорогу, ведущую через лес к воротам. И вот по ней-то двигались сюда два человека.
Одного из них, немолодого кряжистого мужчину, Санидин никогда прежде не встречал. Зато второго – светловолосого и значительно более юного – узнал сразу.
Хотя в то время, когда им довелось познакомиться, он был ещё младше. Совсем мальчишка.
Они встретились в крохотной, затерянной между сушей и водой рыбацкой деревушке. Санидин разыскивал там яйцо, унесённое в море, мальчика же отправил в глушь дядя, чтобы уберечь от войны, которая терзала их земли. Санидин, помнится, тогда подумал, что ребёнку повезло. Между собой люди воевали часто и с размахом, который порой ужасал даже драконов. И Санидин знал, что в некоторых войнах оружие в руки приходится брать детёнышам не старше этого. А его новому знакомому удалось такой судьбы избежать. Ускользнуть, улететь... Как будто ему помогло смешное птичье имя.
– Как, как тебя зовут?.. Чиж?!
– Вессар, – смущённо поправил мальчик. – Чиж – это фамилия.
...Санидин тогда чуть дымом не подавился от смеха. А потом призадумался – если люди могут звать себя птичьими именами, не значит ли это, что они тоже мечтают о небе?
Практика показала, что люди – или, по крайней мере, человеческие детёныши – мечтают обо всём подряд. О небе, о море, о горах и даже о пустынях, населяя их сказочными созданиями, которых и в природе-то не существовало. Но людям хотелось видеть чудеса везде. А если чудес не хватало, они их придумывали. И о несбыточном, пожалуй, мечтали жарче всего.
Нетрудно было понять, что таким кусочком несбыточного, вдруг упавшим в руки, для юного Вессара стала встреча с драконом. Чижонок ходил за Санидином по пятам, смотрел сияющими глазами, и Санидин чувствовал себя так, словно обзавёлся личной принцессой. Ну, то есть принцем.
Никаким принцем Вессар не был, хоть его дядя и служил при дворе у кого-то из человеческих королей. Санидина это не разочаровывало, скорее уж наоборот – меньше титулов, меньше проблем с рыцарями и родителями. Впрочем, с родителями Вессара он не мог познакомиться, даже если бы захотел. Старшие Чижи умерли так давно, что сын едва их помнил. А дядюшка, как понял по некоторым обмолвкам мальчика Санидин, не мог дать племяннику достаточно тепла, хоть и взялся его опекать.
Тепло... В отношениях людей оно чаще бывало метафорическим, душевным. У драконов же – вполне буквальным. Их яйца могли веками лежать в недрах гор без всякого ущерба для себя, но проклёвывались лишь тогда, когда родители или опекуны брались их высиживать. Для драконьих детёнышей нехватка тепла означала вечный сон.
А Чижонок, хоть и бодрствовал вовсю, был таким же сиротой, как непроклюнувшиеся дракончики, которых разыскивал Санидин. Возможно, это их в итоге и сблизило.
Их знакомство длилось недолго. Санидин, найдя уплывшее яйцо, отправился за новыми; сын бескрылых Чижей – вернулся домой. Видимо, война там утихла. При прощании Вессар говорил мало, но явно надеялся на новую встречу. Санидин считал эту надежду бессмысленной – и вот, пожалуйста, кто оказался прав?! Каких-то несколько лет прошло, и...
Хотя Чижонку этот срок вряд ли показался таким уж кратким. Тогда, у моря, он был ребёнком, едва начавшим взрослеть, смешным взъерошенным мальчишкой с круглыми серыми глазами. А сейчас к крепости приближался юноша. В плечах Вессар особо не раздался, остался нескладным и худощавым, но в росте заметно прибавил. И отрастил волосы – подстрижены они были так же неровно, как прежде, но вместо того, чтобы торчать ёршиком, падали на уши. И... случайно ли часть прядей легла на лицо, закрыв правый глаз? Под тенью чёлки угадывался шрам, пересёкший сомкнутые веки. Но даже шрам не смог изменить лицо Чижонка так сильно, как сделали это нахмуренные брови и поникшие уголки губ.
Санидин поймал себя на том, что слишком пристально изучает макушку юноши – не мелькнёт ли в светлых волосах седина?.. К счастью, даже человеческое время не бежало настолько быстро. Должно быть, Чижонок считал, что старость подберётся к нему ещё очень нескоро.
Санидин-то как раз не мечтал об этой встрече. Но вдруг испугался, что при следующей он может Чижонка уже не узнать.
Тем временем Вессар и его спутник вплотную приблизились к воротам. Старший мужчина тут же бухнул в них тяжёлым кулаком. Получилось неплохо – ворота, конечно, не дрогнули, но за кольцо ему и впрямь не требовалось хвататься. Всё равно услышат.
Вопреки усилиям гостя и экспертной драконьей оценке, стражники к воротам не спешили. Внутренний двор словно вымер. А Санидина как раз осенило, что было бы очень неплохо расспросить Вессара о хозяевах крепости – особенно после его с ними встречи, если такая состоится.
Но стражники всё не шли, кряжистый мужчина начал недовольно ворчать, и дракону пришлось заняться организацией встречи самостоятельно. Санидин свесил голову со стены во двор и выдохнул искру – одну-единственную, совсем крохотную искорку. Она сбежала по доскам ворот, не опаляя их, и упала на толстый железный засов, соединяющий створки.
Несколько мгновений спустя дверь подалась под очередным ударом снаружи. И заскрипела, открываясь.
Во двор гости вошли с изрядно растерянным видом – ещё бы, они ведь не увидели никого, кто мог бы им отворить. Вессар так и остался стоять, осторожно оглядываясь по сторонам. Его спутник собрался с мыслями гораздо быстрее и решительно направился уже к одной из внутренних дверей.
На этот стук стражники наконец отозвались, и дальше началась суета, неизбежная, когда пытаешься сделать сразу три дела. А стражники пытались одновременно выяснить цель визита незваных гостей, закрыть ворота и найти внезапно выпавший гвоздь, который до этого удерживал одну из скоб засова, а она вдруг взяла и отлетела... Последнее было особенно безнадёжно, поскольку от гвоздя осталась лишь пара капель расплавленного металла, вбуравившихся в сердцевину одной из толстых досок ворот. Но об этом мог рассказать только Санидин, а он-то как раз помалкивал.
Спутнику Вессара, при всей его суровости, неплохо удалась роль «да-я-не-знаю-что-тут-происходит» – в основном потому, что он действительно не знал. И гостей наконец провели внутрь крепости, а Санидин остался сидеть на стене и слушать камень.
Коридор, лестница, ещё коридор... В итоге визитёров провели в открытую галерею на втором этаже, которую – вот удача-то! – с драконьего «насеста» отлично было видно.
– Подожди меня здесь, Весс, – донеслось до ушей дракона.
Санидин наблюдал, как старший мужчина исчез за дверью в конце галереи, а Вессар остался стоять на виду, задумчиво глядя в лес из-под сводчатой арки. Дракон приготовился ждать, но тут его настигла ещё одна, совсем уж невероятная удача – стражники покинули галерею и остановились, судя по звучащим в камне шагам, где-то около лестницы. То ли хозяин не особо им доверял, то ли они сами его побаивались...
Санидин не стал ломать голову над сложностями их взаимоотношений. Перебраться со стены над воротами к галерее для него было проще простого даже в отсутствие крыльев. Несколько мгновений – и он уже сидел на подоконнике за спиной у Вессара, забравшись туда так бесшумно, что юноша даже не обернулся.
– Привет, Чижонок!
А вот теперь – обернулся. И сразу стал похож на того смешного птенца, которым Санидин его запомнил.
– Саня?!
Если бы Санидин слышал это обращение в первый раз, он бы, несомненно, тут же упал с подоконника.
Но, увы, не в первый. И наверняка не в последний – раз уж судьбе вздумалось зачем-то свести их снова...
Кому ещё, кроме человеческого детёныша, могло прийти в голову дать дракону настолько нелепое прозвище?!
– Вот теперь я точно вижу, что не ошибся, – усмехнулся Санидин. – Ума у тебя так и не прибавилось.
– Санидин!
Вессар чуть не светился от счастья. И хотя глаз у него остался только один, в нём плескалось не меньше восторга, чем раньше – в двух сразу. Санидин слез с подоконника и охотно позволил заключить себя в объятия. Испытал краткую оторопь от прикосновения к беззащитному, лишённому живой брони телу – как всегда... Нет. Вдвое, втрое сильнее. Успел отвыкнуть, надо же. Да к тому же сам Санидин сейчас находился в схожем обличье – и с сокрушающей ясностью осознал это. Стук чужого сердца сливался со стуком собственного, ставшего вдруг слишком мягким, и от этого эха в груди у дракона даже колени слегка дрожали.
Ну, а для Вессара это были просто обнимашки.
– Знаешь, как у людей бывает, – вздохнул юноша, размыкая объятия. – Вспоминаешь о чём-то с тоской, а когда прошлое к тебе возвращается, разочаровываешься...
Санидин вопросительно приподнял бровь. И что же в нём такого разочаровательного? Разочаровного? Драконы такого слова вообще не знали.
– Со мной сейчас наоборот, – пояснил Чижонок. – Я же помнил, какие у тебя глаза. А на самом деле они всё равно красивее.
Санидин польщённо хмыкнул. Глаза у всех драконов были гораздо красивее человеческих, ярче и разнообразнее по цветам. Люди не могли похвалиться ни огненными глазами, ни аметистовыми, ни пронзительно-бирюзовыми... И Вессар таких никогда не видел, ведь единственным драконом, которого он знал – а потому и самым красивым – был Санидин.
Ну, впрочем, посмотреть на него действительно стоило. Горы одарили Санидина глазами разного цвета – золотистый солнечный и серебристо-голубой лунный. День и ночь. Такое и у драконов не на каждом шагу встречалось, а у людей, судя по всему, ещё реже. Неудивительно, что Вессар так завороженно ему в глаза глядел.
Однако благоразумия за минувшие годы у Чижонка поприбавилось – хотя бы чуть-чуть. Во всяком случае, красивые драконьи глазки не помешали ему перейти к практическим вопросам.
– Но откуда же ты здесь взялся?..
– С неба, – зловредно сообщил дракон.
Вессар засмеялся. Не так звонко, как в детстве, но, пожалуй, ещё более тепло.
– Ты как всегда!.. Хорошо, а зачем?
Санидин посерьёзнел.
– Этот же самый вопрос я собирался задать тебе...
Собирался – но никак не ожидал, что Вессар придёт в настолько сильное смятение. На лице юноши отразились ужас, стыд, отчаяние – всё это вместе и в невообразимом смешении. Вессар даже ответить ничего не мог, он попросту задохнулся от обуревающих его чувств.
Да что же тут творится?..
Санидин временно оставил Чижонка в покое и подошёл к двери, за которой скрылся второй мужчина. Прильнул к ней ухом. Доски, конечно, были толстые, но даже до человека в таком положении мог бы донестись гул голосов, а дракон рассчитывал разобрать каждое слово. И тем не менее не услышал ни звука. Вероятно, дверь заколдовали от подслушивания, а в этот беспокойный век колдовство, даже самое безобидное, не могло не вызывать подозрений. Которых у Санидина и так уже хватало.
Дракон бросил возиться с дверью и снова повернулся к Вессару.
– Придётся тебе всё-таки всё мне рассказать. Сам, должно быть, понимаешь... я не отстану.
Чижонок к этому времени успел поймать немного утраченного самообладания и понуро кивнул. Но не сказал ни слова.
– Давай по порядку, – предложил Санидин, от души надеясь, что ему не придётся ловить кого-нибудь из жителей крепости и вытряхивать из него информацию силой (ведь не из Чижонка же, в самом деле). – С кем ты сюда пришёл?
– С дядей, – удивлённо отозвался юноша.
– Я его никогда прежде не видел, – напомнил ему дракон.
Догадаться, конечно, мог. И догадывался. Но эта версия многое усложняла, и Санидин до последнего надеялся, что она не окажется правдой.
Вессар немного расслабился, и Санидин задал следующий вопрос:
– А к кому вы пришли? Кто владеет этой крепостью?
Вессар с явным смущением пожал плечами.
– Я не знаю! Понимаю, это звучит неубедительно, но...
– Говори уж, – подбодрил сбившегося юношу дракон. – Ложь я сразу учую.
Кого другого это напугало бы, но Вессар действительно приободрился.
– Хозяин этой крепости скрывает ото всех своё имя. То есть... наверняка оно кому-нибудь известно, но я же не пытался выведать...
– Но как-то же его называют?
– Чаще всего – просто бароном. Но и это, как мне показалось, не настоящий титул, а прозвище.
– Да, негусто, – вздохнул Санидин.
Безымянных конспираторов он терпеть не мог. У драконов не бывало ни титулов, ни фамилий, ни прозвищ (если, конечно, их не придумывали какие-нибудь излишне храбрые люди). Только имена. Но уж за имена свои драконы держались крепко. А люди разбрасывались ими как угодно и меняли так усердно, словно вместо одной коротенькой жизни у них было по сотне драконьих.
Вессар смотрел на Санидина совершенно несчастными глазами. Похоже, молчание мучило его ещё сильнее необходимости отвечать. А сам он открыть рот так и не решился.
– И что за дела у вас с дядюшкой с этим бароном? – сжалился над ним Санидин.
– Пока что никаких, – поспешно ответил Чижонок. – Мы даже не знали, примут ли нас...
Тут он снова запнулся и бросил на Санидина удивлённый взгляд, по которому дракон заключил, что Вессар начал догадываться, как на самом деле открылись ворота крепости. Но это они могли обсудить и позже.
Юноша, как ни удивительно, пришёл к тому же выводу.
– Дело в том, что мой дядя оказался в немилости у нового короля, – пояснил он. – У того, который пришёл к власти после той войны... ну, ты помнишь... от неё меня прятали. Дядя чувствует, что его положение очень шатко, и ищет новую опору... денег, власти, союзников... А недавно до него дошли слухи об этом бароне. И дядя решил, что может... оказать ему услугу.
– И какую же?
Вессар замолк, словно воды в рот набрав. Санидин задал вопрос по-другому:
– Что нужно этому барону?
Вессар хватанул ртом воздух, которого, похоже, ему снова не хватало. Но всё-таки выговорил:
– Дракон.
– Так я и думал, – раздражённо фыркнул оный. – Но ты-то тут при...
Теперь уже Санидин запнулся. И глянул на Вессара весьма укоризненно.
– Я же тебя просил.
– Я не хотел говорить! – отчаянно заверил его Чижонок. – Но... но я...
Санидин устало отмахнулся. Он, в общем-то, и не рассчитывал особо, что ребёнок, которым был во дни их первой встречи Вессар, никому не проболтается о дружбе с драконом. Надежда была больше на то, что взрослые не примут его слова всерьёз. Но, похоже, дядя Чижонка тоже неплохо понимал, когда его племянник врёт, а когда нет.
– Ну, судя по всему, этот охотник на драконов абсолютно бездарен, – сказал он больше для того, чтобы успокоить терзающегося муками совести юношу. – Обычно им не требуется ничьих подсказок, чтобы выслеживать нас и убивать...
Вессар приоткрыл на миг рот. И снова закрыл.
Санидин очень внимательно на него посмотрел.
– Что?
– Он не... если слухи, конечно, верны... но я не знаю...
– Да говори уже!
– Он не убить дракона хочет, а захватить живьём.
Тут уж Санидин с трудом удержался от хохота. Даже рукой себе рот зажал и в изнеможении облокотился о колонну.
– Я знал, конечно, что люди полные безумцы, но чтобы так... – сообщил он, кое-как прохрюкавшись. – Прости, Чижонок, к тебе это не относится. Но захватить дракона! Живьём!.. Да этот... герой... хоть одного из нас видел?!
Вессар его веселья не разделял. И Санидин объяснил:
– Чижонок, пойми, дракона можно убить, но не покорить. У любого охотника есть лишь один шанс сразить дракона. Не больше. Если им не воспользоваться, второго уже не будет. И мы не терпим неволи. Пленённый дракон неизбежно уничтожит своих тюремщиков, даже если погибнет при этом сам. А эту крепость любой из нас по камушку разнесёт!..
Однако Чижонок мрачнел всё больше. И наконец пробормотал себе под нос что-то – так тихо, что человек бы его не услышал...
Но слушал вовсе не человек.
– Что?! – переспросил Санидин, не веря своим ушам.
После долгой, мучительной паузы Вессар повторил чуть громче.
– Ему и не нужен большой дракон.
Санидин не сразу понял, что это значит. Не хотел понимать.
– Детёныш?
Вессар едва заметно кивнул. И прошептал:
– А больше всего он хотел бы заполучить яйцо.
– Если ты поможешь ему в этом, – сказал дракон, – я вырву тебе оставшийся глаз.
Подумал и добавил:
– А затем ослеплю сам себя.
«Потому что не хочу видеть мир, в котором ты стал предателем». Этих слов Санидин вслух не произнёс. Ведь Вессар не дракон, чтобы предать другого дракона. Скорее уж наоборот – предателем его назовут люди, если он встанет на сторону Санидина.
По лицу Чижонка катились слёзы. С какого момента, дракон даже и не заметил.
– Но я же не... То есть даже если бы я вдруг... Санидин, мне же никогда не было известно, куда ты его унёс!
И никогда не было известно, что яиц больше одного. И ещё многое-многое другое Вессар Чиж никогда не знал и никогда не узнает.
В данной ситуации это, несомненно, приносило лишь пользу, но практичность надоела Санидину ещё на этапе пошива сумки.
– Значит, останемся при глазах, – невесело усмехнулся он. – Успокойся, Чижонок. Давай-ка лучше выбираться отсюда.
Вессар вытер слёзы и хмуро взглянул на дракона.
– А как же мой дядя?
О да. Вот именно это всё и усложняло.
– С ним ничего не случится, – попытался всё-таки убедить Чижонка Санидин. – И вообще... ты уж прости, но я не обязан защищать людей, которые готовы заключать подобные союзы!
– А я обязан, – вздохнул Вессар. – Дядю, по крайней мере...
Санидин прикинул, можно ли сгрести этого упрямца в охапку и уволочь отсюда силой, или же Чижонок в итоге смертельно на него обидится. По всему выходило, что придётся продолжать бессмысленные препирательства. Неизвестно, чем бы всё это кончилось, но тут в их беседу вмешалась стража.
Кажется, они всё-таки слишком шумно себя вели.
– А ты кто ещё такой?!
Вопрос, ясное дело, был обращён к Санидину. Дракон представил ситуацию со стороны – у важного гостя следы слёз на лице, рядом маячит странный незнакомец с разноцветными глазами и слишком ранней, как обычно казалось людям, проседью в длинных волосах... Хорошо ещё, что он не забывал носить человеческую одежду. По чешуе на плечах и коленях в нём сразу признали бы дракона. Но и без этого страже хватало поводов для тревоги.
Удивляло лишь то, что алебарды были направлены и на Чижонка тоже.
– Стой на месте и не шевелись! – рявкнул один из стражников на Санидина. – С тобой мы ещё разберёмся. А тебя, – это относилось уже к Вессару, – ждёт хозяин. Велено явиться сейчас же.
Юноша побледнел.
– Сперва я хотел бы увидеть моего дядю. Он ещё там?
Санидин чуть заметно усмехнулся. До него как раз донеслась яростная брань из-за стен крепости.
– Твоего дядю мы уже выставили, – подтвердил стражник. – Хозяину он ни к чему. Так что тебе придётся постараться, чтобы не вылететь вслед за дядюшкой. Давай, пошевеливайся!
Вессар растерянно обернулся на дверь. Затем на Санидина. Ясно было, что он с удовольствием последовал бы за дядей, но вряд ли ему это позволят...
Ну, а Санидин не собирался ждать ничьих дозволений.
Дракон был очень рад, что драгоценного Чижиного дядюшку уже выставили – одной проблемой меньше. В остальном же... Нет, он не врал Вессару, когда говорил, что может разнести крепость по камушку; но, скажем так, слегка прихвастнул. Нечто подобное даже для дракона непросто. Санидин всерьёз рисковал погибнуть, вступая в открытый бой против целого гарнизона. И уж точно ему не удастся уберечь в этом хаосе одного слишком хрупкого человечка...
Санидин шагнул к Чижонку поближе. И шепнул ему на ухо:
– Полезай ко мне в сумку.
Юноша уставился на дракона с неподдельным недоумением.
– В какую... сумку?
Санидин чуть слышно выругался сквозь зубы. Он и забыл, что тогда, у моря, сумки у него ещё не было. А объяснять...
– Эй, что вы там шепчетесь?!
А объяснять точно некогда.
Санидин не стал дожидаться, когда двинувшиеся вперёд стражники разделят их с Чижонком. Он толкнул Вессара к подоконнику, вскочил туда сам и втащил юношу за собой. А затем подпрыгнул, ухватился за резной свод арки, качнулся наружу и тут же сменил обличье.
Теперь он повис на галерее всей своей драконьей тяжестью, и камни под ним застонали, начиная проседать. По ближайшим колоннам побежали трещины. Стражники с воплями бросились куда-то прочь – может, к баллистам, а может, прятаться в погреб. Вессар, к счастью, никуда не побежал, наоборот, высунулся в проём вслед за драконом. Вот и умница. Так Санидину было ещё проще обхватить его хвостом и закинуть в сумку на брюхе. Ещё один лишний миг он потратил на то, чтобы рыкнуть «Держись крепче и не высовывайся!», и, наконец, оттолкнулся от рушащейся галереи и взмыл вверх.
В воздухе Санидин извернулся особым образом, заложил вираж, ловя солнечный свет чешуйками...
Поднявшиеся по тревоге стражники на башнях оторопело смотрели, как огромный дракон просто взял да и исчез у них на глазах.
– Я ничего не понял, – перво-наперво заявил Вессар, когда дракон осторожно выпустил его из сумки.
Потом спохватился и спросил:
– Саня, ты в порядке?
Теперь-то Санидин не стал сдерживаться и нахохотался вволю. Так, что даже стены пещеры задрожали.
– Я?.. В порядке ли я?! Чижонок, это мне у тебя надо спрашивать!
– Но там на башнях стояли баллисты, – смущённо сказал Вессар. – Я боялся, вдруг тебя зацепят...
– Но я же летел невидимым, – напомнил ему дракон.
По правде говоря, он и сам слегка опасался. Вдруг этому барону-колдуну невидимость не помеха? Поэтому Санидин не сразу полетел к Троегорью, а сделал изрядный крюк. И всё это время маневрировал так, чтобы оставаться незримым. Чижонку в сумке могло прийтись несладко, так что Санидин всерьёз за него беспокоился. И, как оказалось, взаимно. Но Вессар волновался зря – стражники явно никакими колдовскими ухищрениями не владели и палили из баллист наугад. А Санидин, в свою очередь, над крепостью долго не болтался.
– Вот этого я и не понял, – вздохнул Вессар. – Во-первых, я не знал, что ты так умеешь...
В ответ на это Санидин только фыркнул.
– Но у тебя, наверно, много разных тайн, – продолжал юноша. – А вот как меня не заметили?!
– А как тебя могли заметить у меня в сумке? – удивился дракон. – Я же из собственной шкуры её сшил.
– Вот именно! И она тоже стала прозрачной! Я сквозь неё всё видел... Со стороны, наверно, казалось, что меня несёт ветром, – слабо усмехнулся Вессар. – Вверх тормашками и без всякой поддержки.
– О чём это ты? Со стороны тебя, как и меня, вообще не было видно.
– Не понимаю, – в третий раз повторил Чижонок. – Как это возможно? Если, например, встать за стеклом, я же не стану прозрачным...
– Нашёл с чем меня сравнивать! – возмутился Санидин.
Вессар улыбнулся.
– Прости.
Потом наконец огляделся по сторонам и спросил:
– А где это мы?
– У меня дома.
Чижонок уставился на дракона с восхищением и ужасом.
– И теперь ты вырвешь мне язык, чтобы я никому не смог рассказать дорогу?
Честное слово, Санидин не мог понять, шутит он или нет. Так и рехнуться недолго с этим человеком...
– А ты её разве запомнил?
– Нет, – снова улыбнулся Вессар. – И всё же...
– И всё же, – перебил его Санидин, – ты хотел моих тайн. Пойдём, покажу тебе кое-что.
– Пойдём, – выдохнул Вессар.
И встал с каменного пола, придерживаясь за драконий бок. Всё-таки юношу слегка пошатывало. Санидин мог бы донести его куда надо на спине или всё в той же сумке, но, пожалуй, после предыдущего полёта Чижонок заслужил передышку... Поэтому дракон вновь сменил облик и подхватил Вессара на руки.
Тот заметно смутился.
– Я и сам могу...
– Ничего, – успокоил его Санидин. – Ты не тяжёлый.
И приятный на ощупь. Кажется, дракон начинал привыкать к этим... сближениям. Сейчас он чувствовал тяжесть Вессара – действительно небольшую, но заметную в сравнении с тем, насколько невесомым казался человек, когда Санидин был в истинном обличье. Сейчас, по крайней мере, Санидин мог не опасаться, что случайно обронит свою ношу и даже не заметит этого.
И в любом случае тот тоннель, куда они направлялись, по ширине подходил только для людей.
Впрочем, на этом и заканчивалось его сходство с ровными коридорами человеческих жилищ. Тоннель вёл под уклон, и довольно резко. Санидину не мешало ни это, ни царящая вокруг темнота, а вот Чижонок сперва ухватился за него чуть крепче, чем требовалось.
Санидин легко коснулся губами его виска. Как-то так, кажется, люди это делали?..
Вессар смутился ещё сильнее, чем в тот момент, когда Санидин взял его на руки. Но затем – чего и требовалось дракону – расслабился и прижался к чужому плечу уже без всякого напряжения.
– Из собственной шкуры? – спросил он, рассеянно болтая ногами. – Звучит немного зловеще.
Санидин не сразу понял, что Чижонок говорит про его сумку. Надо же, как впечатлился...
– Из сброшенной.
– А, вот как...
В глазу Вессара плескался очередной вопрос, и Санидин кивнул – задавай, мол.
– А зачем она тебе?
– А вот это, – усмехнулся дракон, – ты сейчас и узнаешь.
Тем более что они как раз пришли.
Тоннель провёл их сквозь гору к другой, более просторной и причудливой пещере, полной каменных сосулек и колонн, и гладких округлых камней между ними. Здесь, как надеялся Санидин, было достаточно светло даже для глаз человека – среди изломанных выступов в верхней части пещеры скрывался широкий проход наружу, и оттуда лился рассеянный солнечный свет.
Дракон спустил свою ношу на пол, и Вессар завертел головой, оглядываясь по сторонам. Сперва его взгляд скользил по «камням», ни за что не цепляясь – но уже через пару мгновений до юноши дошло.
Возможно, за этим Санидин его сюда и притащил. Полюбоваться потрясением на лице Чижонка, которое на миг смыло бы все остальные чувства. В том числе ту печаль, которая вовсе не была присуща Чижонку в детстве и к которой Санидин никак не мог привыкнуть.
– Это же...
Ну да. Здесь, в этой пещере, дракон хранил часть найденных яиц. Только часть, но её хватало, чтобы потрясти любого – и тем более этого! – человека до глубины души.
Вессар присел на корточки и завороженно потянулся к одному из яиц рукой. Санидин напрягся. Конечно, для высиживания яиц требовалось время, много времени. И вряд ли им могло хватить слабенького человеческого тепла. Но мало ли... До сих пор люди к ним и не прикасались.
Вессар учуял спиной его волнение, отдёрнул руку.
– Ой. Прости, я...
Санидин всерьёз призадумался.
– Да нет, ты им не навредишь, – наконец решил он. – Всё в порядке.
А если Чижонок невероятным образом высидит кого-нибудь – что ж, пусть сам и нянчит. У Санидина без этого хлопот хватает.
Впрочем, Чижонок тоже беззаботным не выглядел. Получив разрешение, он наконец дотронулся до яйца – так бережно, словно его скорлупа была хрустальной; но с этим жестом совершенно не вязались хмуро сведённые к переносице брови.
– Что-то не так? – прямо спросил дракон.
Вессар опустил голову так низко, что волосы почти полностью скрыли его лицо. У Санидина руки так и тянулись подстричь его – или хоть лентой какой подвязать это безобразие.
– Я просто никак не могу понять, почему ты мне так доверяешь, – тихо сказал юноша.
Санидин молча пожал плечами. Он не был уверен, что это называется именно доверием – и вообще хоть как-то называется. Кое-какие вещи всегда прятались по ту сторону слов.
– Ну, во-первых, без тебя мне было бы сложнее узнать о планах этого безымянного барона, – Санидин честно попытался найти объяснение, подходящее для человека. – И ещё, пожалуй, я хочу, чтобы ты знал, что вы с дядюшкой собирались натворить... и не делал больше глупостей.
Наконец-то Вессар снова улыбнулся.
– Я постараюсь.
Санидин помог юноше подняться с пола. Вессар смотрел на него очень серьёзно, но хоть не хмурился больше и лица не прятал.
– У меня почему-то такое чувство, – вдруг сказал Чижонок, – что ты о чём-то ещё промолчал. Но, может быть, я потом пойму?..
Санидин чуть заметно усмехнулся.
Было бы неплохо.
...Закат они встретили на каменном карнизе возле той пещеры, где Санидин чаще всего спал. Дракон слетал на охоту – сам-то он пока не успел проголодаться, но гостя не годилось оставлять без ужина. Теперь на горящем без дров костерке жарился сочный кусок кабанины, приправленной душистыми долинными травами. Санидин не поленился их нарвать, помня, что люди готовят себе еду не менее хитро, чем колдовские зелья. Даже огонь для этого постарались приручить – хотя, конечно, особых успехов не достигли...
Чижонок уселся на краю карниза, без всякого страха свесил ноги в пропасть, болтал ими и любовался долиной. Впрочем, ещё чаще он оглядывался на Санидина – посмотреть, как окрасят последние лучи солнца серую драконью чешую. В конце концов дракон не выдержал этого верчения и сам оттащил юношу от края. Он-то не забывал, что у людей нет крыльев.
Вессар расстраиваться не стал и прислонился спиной к драконьей лапе.
– Жаль, что так много мяса осталось, – кивнул он на кабанью тушу, от которой и правда отделили лишь небольшой кусок. Целый кабан или даже половина от него в Чижонка никак не влезла бы. – Пропадёт...
– Закопчу, – уверенно сказал Санидин. – На потом останется.
Прежде ему такого делать не требовалось – любую добычу он сразу съедал. Но дракон не сомневался, что у него получится.
– Санидин...
Его имя Чижонок выговаривал так же бережно, как до этого прикасался к скорлупе яйца.
– Да?
– Ты расскажешь мне?..
Дракону не требовалось пояснять, о чём спрашивает Чижонок.
– Только не сегодня, – сказал Санидин. – Ты же вот-вот сидя заснёшь.
– А завтра, – тихо спросил Вессар, – завтра я буду ещё здесь?
– А ты уже расхотел слушать?
Чижонок не сдержал смеха и, повернув голову, прижался к лапе ещё и щекой.
– Я так рад, что снова тебя встретил! – вырвалось у него.
Это он мог произнести без всякого смущения и сомнений, и Санидин выдохнул – не пламя и не дым, всего лишь поток тёплого воздуха Вессару на макушку. Светлые волосы на миг взметнулись не хуже костра.
– Я тоже, – дракон наконец-то решил для себя этот вопрос. – И всё тебе расскажу, если хочешь. Но и ты сперва ответь на один вопрос, Чижонок... Зачем тебе это нужно?
Вессар улыбался. Санидин каким-то образом чувствовал это, хоть и не видел его лица. Сквозь затылок, что ли, улыбка просочилась?!
– Чтобы не делать глупостей.
Где-то по ту сторону этих слов Санидин услышал эхо обещаний, таких же странных, как детские мечты. Эхо возможного будущего. Он подбросил в костёр ещё пару искр. Чем ниже опускалось солнце, тем холоднее становилось в горах. Дракону-то это не мешало, а вот человеку... Санидин вспомнил, как зябко вздрагивал Чижонок в детстве, когда с моря дул утренний бриз, и растопырил одно из крыльев, чтобы прикрыть юношу от сквозняков.
– Вот-вот приготовится, – заключил он, принюхиваясь к мясу. Судя по запаху, готовка была не такой уж бесполезной тратой времени, как представлялось ему изначально.
– Саня...
Вессар приподнялся, обхватил драконью морду руками и прижался губами к чешуе прямо возле торчащих из пасти клыков.
– Спасибо.
– За ужин?
Стыдно признаться, но Санидин даже растерялся слегка. Потому и шутил так глупо.
– За всё.
Когда закат догорел, они укрылись в пещере. Вессар заснул сразу – он действительно давно клевал носом. А Санидин смотрел на мерцающие в скальном проёме звёзды и думал, думал... Сегодняшний день вдруг переполнили люди. Почти как в прошлом. Один из них Санидину нравился. Другой – совсем наоборот, хоть и был пока для дракона безликой тенью где-то в стенах крепости. Ему нужно яйцо… Санидин даже не хотел знать, зачем. Все эти колдуны – а барон наверняка был одним из них – слишком далеко зашли.
А узнать-то придётся. И, возможно, впереди его ждёт ещё больше загадок… больше угроз, больше суматошных дней, похожих на этот. Люди постоянно придумывают что-нибудь новенькое. Спешат уместить в свои коротенькие жизни целый мир, но впопыхах зачастую получается что попало – оно и неудивительно. И у кого ещё спрашивать о том, что люди затевают, если не у самих людей? Вот только мало кто из них настолько флегматичен, чтобы не удивляться его разноцветным глазам... Да и поиски яиц прерывать не годится. Санидин взялся за это дело в одиночку – и был уверен, что справится. Но сейчас, возможно, ему пригодился бы помощник... Умный и достаточно неприметный, чтобы ходить среди людей. Да к тому же такой, которому Санидин мог бы доверять. Ещё вчера дракон с уверенностью сказал бы, что никого подобного на свете не существует. Но сегодня...
Санидин взглянул на спящего рядом с ним юношу. Вессар плотно прижался к драконьему боку. Прежде он себе такого не позволял. Но, похоже, сегодняшнее приключение выбило из него все остатки смущения, или страха, или что там ещё могло сдерживать человеческого ребёнка. Да и Санидину стало проще. Когда Чижонок был маленьким, дракон невольно опасался чем-нибудь ему навредить. Случайным движением, случайным вздохом... Настолько хрупким казался этот детёныш... Нынешний Вессар, конечно, оставался человеком и намного крепче не стал. Зато стал взрослее. И горечь, порой плескавшаяся на дне его единственного глаза, в чём-то была сродни вечности, растворённой в крови драконов. Этот Вессар мог не только слушать. И не только смотреть. Он мог говорить и мог протянуть руку.
А значит, Санидину было на что ответить.
понедельник, 07 октября 2024
Live to tell the tale.
По мотивам сна. Название мне не нравится, но лучшего, увы, придумать не удалось.
Дом, где почти не жила Крикси, был старым – даже старинным. Редкость для их городка. А уцелел он потому, что стоял на самом краю Гнездовья.
Гнездовье – сердито скрипели взрослые, намекая, что распоясавшийся молодняк не уступит в дикости жившим на деревьях предкам. Гнездовье – с гордостью говорили обитающие здесь дети, обещая, что вот они уж точно смогут вновь покорить небо. Оно, в конце концов, принадлежало им по праву!.. А эволюция – явно не заслужившая такого названия – это право отобрала.
Жители Гнездовья были слишком юны для смирения. И даже для погони за прошлым. Их амбиции метили выше неба; они превзойдут предков, дайте только срок...
читать дальшеНеизвестно, можно ли считать это за достижение, но кое в чём птенцы Гнездовья действительно превзошли предков – и даже без всяких усилий. Ни одно гнездо не смогло бы сравниться в хаосе с их городком. Он без конца разрушался и восстанавливался – не одно за другим, вовсе нет, всё и сразу. Он жил, как живёт организм, тело из плоти и крови, не знающее покоя – в любой миг в нём что-то течёт и бьётся, а остановка вместо отдыха приносит смерть...
Гнездовье было бессмертно. По крайней мере, до тех пор, пока не перестанут рождаться в их краях – а может, и по всей земле – волшебники.
Как обуздать детишек, вдруг обнаруживших, что они умеют нечто недоступное родителям?.. Да никак.
Поэтому взрослые осуждающе посматривали на Гнездовье со стороны. С безопасного расстояния. А детям и подросткам досталось столько свободы, сколько позволила эволюция. И уж они-то позаботились о том, чтобы не заскучать.
И для нынешних птенцов одним из развлечений был Старый Дом.
Старый – старинный – чудом уцелевший... Нет, не единственный в своём роде, известен он стал по другой причине, но всё же один из немногих. Крикси постаралась украсить его как можно причудливее. Расписала стены яркими узорами, орудуя вместо кистей локтевыми перьями (любого специалиста по архитектуре хватил бы удар при виде подобного вандализма). Развесила на всех выступах и углах дынные фонарики, выдолбленные собственноклювно – ну да, руками вышло бы аккуратнее, но дыньки-то вкусные... Водрузила на островерхую крышу чучело дикобраза, накинула заклятие увеличения и даже спилила пару своих коготочков, чтобы сделать дикобразу клыки – ну и что, что в природе таких не бывает?! У неё тут не природа, а кое-что получше!
У неё тут музей чудес.
На самом деле, конечно же, музей был общим. Крикси создавала его вместе с друзьями. Но идея – и дом – принадлежали именно ей. Дом достался Крикси от старшего брата, вылетевшего из Гнездовья, а идея...
Зародилась ли она в тёмном занебесье, в пустующих комнатах дома, уставшего от одиночества, или всё-таки в головушке самой Крикси – это не имело значения.
Главное, что она была.
И Крикси, дни напролёт проводящая в городе, ночующая у друзей, вернулась в дом, где почти не жила, чтобы наполнить его чудесами.
Конечно, в первую очередь ей натащили говорящих зеркал. Целую кучу. Крикси даже примерещилось, что она могла бы оклеить зеркалами весь дом вместо обоев, но, к счастью, на это их всё-таки не хватило. К счастью – потому что зеркала без умолку препирались друг с другом, и Крикси потратила уйму времени, подыскивая для каждого из них отдельный закуток. Теперь гости могли наткнуться на собственные отражения в самых неожиданных местах, даже под столами (парочку зеркал Крикси приклеила к нижним сторонам столешниц), но, по крайней мере, дому больше не грозила опасность рухнуть от гвалта.
Но в зеркалах необычным было разве что их количество. А первая стоящая находка... Да, Крикси помнила, что ей стало. Тоже зеркало – в некотором смысле. Статуэтка, поразившая девочку точным сходством с ней самой. Если б не это, Крикси и не обратила бы на неё внимания, настолько статуэтка была невзрачная. Но Крикси увидела себя, не задумываясь, протянула руку... и ощутила тепло. Едва уловимое. А ещё – лёгкий зуд в перьях, которым зудеть вообще-то не полагалось, но волшебство иногда могло их переубедить.
На это Крикси в дальнейшем и полагалась.
Ну, а статуэтка недолго оставалась копией Крикси. Она исправно принимала облик любого, кто к ней приближался. Веселее всего было делать это вдвоём – в таких случаях статуэтка состояла из двух разных половин. Но вот если заявиться толпой... Статуэтка начинала кричать, и не так, как скандалили истеричные визгливые зеркала. Она выла жутко, без слов, на одной протяжной ноте, и даже если бы Крикси не стремилась сохранить ценный экспонат – она всё равно отвела статуэтке отдельную комнату. Просто чтобы не мучить.
В общем, статуэтка стояла под замком, а ключ был у Крикси, и гостей она пускала в ту комнату строго по двое. Пожалуй, можно было бы иногда доверять ключ Цопии, но тогда на Крикси разобиделись бы все остальные её друзья...
Или просто – все друзья. Стыдно признаться, но Крикси так и не решила, готова ли она считать Цопию своей подругой.
Нет, та здорово помогала ей. Цопия искренне интересовалась волшебными вещами и много знала про них... пожалуй, больше, чем Крикси, в этом-то и была проблема. В глубине души Крикси понимала, что у Цопии даже больше прав на этот музей.
Но ещё она понимала, что в музей Цопии ходило бы гораздо меньше гостей. И, чего уж там, испытывала некоторое злорадство по этому поводу.
Потому что Крикси была обыкновенной. Такой, как все. И могла создать то, что всем понравится. А Цопия была умной... слишком умной. И странной. Порой Крикси казалось, что одно связано с другим. Может, мозг у неё плохо помещается в череп, а оттого опух и начал работать как–то по-другому. Например, Цопия утверждала, что её предками были не пернатые, а рукокрылые. И любила в доказательство этого повиснуть где-нибудь вниз головой.
Ну, впрочем, в музее чудес такой «экспонат» был как раз к месту.
А ещё на Цопию можно было спихнуть уборку.
То есть... ей как будто даже нравилось это. Соответствовало её серьёзной и дисциплинированной (хоть иногда и перевёрнутой) натуре. А Крикси – как все нормальные люди! – уборку ненавидела. Но иногда, когда Цопия упархивала по каким-то своим делам, ей всё-таки приходилось этим заниматься.
Казалось бы, ну кто может её заставить?! А вот ответ – она сама. Это ведь её музей.
И всё же как приятно было бы спихнуть эту тягомотину на Цопию...
Крикси тоскливо вздохнула – в который уже раз! – и смахнула локтевыми перьями пыль с хрустального яйца. Таких в Гнездовье имелось навалом, даже больше, чем зеркал, и Крикси не стала бы тащить их в музей – но это яйцо показывало прошлое вместо будущего. Казалось бы, ну какой в этом прок?.. Однако на деле прошлое – скелеты в шкафу, грязные тайны и не предназначенные для чужих ушей разговоры – оказалось куда занимательнее невнятного будущего. Яйцо стало причиной множества ссор и скандалов, прежде чем попало к Крикси. Да и отсюда его не раз пытались стащить. Но Крикси пригрозила, что обидится и закроет музей, а потому воришки объявлялись гораздо реже, чем могли бы.
Хотя сейчас Крикси и вору обрадовалась бы. Хоть какое-то развлечение.
Крикси обмахнула яйцо ещё раз, скептически поглядела на результат, поворачивая голову из стороны в сторону, и решила, что с неё хватит. Вот разве что цветы ещё польёт.
Но когда она спускалась по лестнице, деревянные ступени которой были уже до белизны исцарапаны когтями, кто-то постучал в дверь.
Громко постучал и нагло, словно его тут должны были ждать, не сходя с порога, и первую радость Крикси (ура, посетитель!) как ветром сдуло. Кажется, она знала, кто это.
Ну конечно!.. За дверью стоял Журак.
Журак он и был журак, полный. Главный задавака и тупица всего Гнездовья. До музея Журак до сих пор не снисходил, но теперь, видно, популярность Крикси встала ему поперёк клюва. Вот и заявился.
Крикси тихо порадовалась, что сегодня в музее нет Цопии. Они с Жураком не выносили друг друга и скандал, устроенный ими при личной встрече, был бы хуже всего. Даже уборки.
Впрочем, как знать?.. Может, без этого ещё и не обойдётся. Журак с его кислой рожей и раздутым самомнением прямо-таки напрашивался на взбучку. Уже сейчас он обводил прихожую (и саму Крикси!) таким взглядом, словно на помойку явился.
– Добро пожаловать, – неохотно выдавила девочка.
Что поделать, она обещала пускать в музей всех. Даже тупиц.
А Журак даже кивнуть в ответ не сподобился!..
– Так это и есть твой чудесатый дом? – проскрипел он, так сильно запрокинув голову, что Крикси почти услышала хруст позвонков. – Ну... и на что тут посмотреть можно?
Крикси молча сунула ему склянку, из которой собиралась поливать цветы. Нет, воды там не было – по крайней мере, внутри; вода лилась из облака, шапкой выпирающего над склянкой. Под облаком была зелёная горечь, на самом дне – огонь, а между ними – ещё пять разных слоёв.
Особой пользы, кроме дождичка, от этого зелья не было. Но Крикси приспособила его для полива цветов и не прогадала – цветы вырастали красивые, большие и радужные. Само зелье тоже было красивое и всем нравилось.
Всем, кроме Журака. Он смерил склянку всё тем же презрительным взглядом.
– Что это? Жижа какая-то...
Крикси очень хотела треснуть его клювом по лбу, но сдержалась. Отставила «жижу» в сторону и повела засранчика дальше. В конце концов, хоть что-нибудь его да проймёт?!
Какое там!.. Жураку ничего не нравилось. Начал он с критики в адрес зеркал (те ответили ему взаимностью), а дальше ворчал, нудил и ныл, и через полчаса Крикси твёрдо была уверена, что гуляет по дому в обществе недозрелого лимона. Ну, может быть, у него и были некоторые поводы для недовольства... Ведь Крикси показывала ему не всё. Про рыбью воду, от которой кожа покрывалась чешуйками вместо перьев, она даже не заикнулась. Ещё чего! Воды было немного, Крикси выдавала её по капельке и далеко не всем – лишь тем, кто сделал что-нибудь взамен для музея или тем, кто особенно ей нравился. Журак не входил ни в одну из этих категорий.
И к многоликой статуэтке она его не повела. Два Журака на один дом – это уж слишком.
Может, и зря. Уж собственную-то персону он обожал.
Но статуэтка осталась под замком, а зеркала гостю не польстили, и Журак в конце концов возмущённо объявил:
– Неужели тут нет вообще ничего интересного?! Ума не приложу, почему этот твой музей все так хвалят!
У Крикси прямо язык чесался сказать, что невозможно приложить то, чего не имеется, но она сдержалась – в самый последний раз.
– Будет тебе интересное, – процедила она.
И повела Журака вверх по лестнице.
Там, вверху, крохотный коридорчик заканчивался дверью, расписанной таинственными знаками. Честно признаться, смысл имела хорошо если четверть из них, по поводу чего не раз высказывалась Цопия. Ей это казалось дешёвой мистикой. Ей казалось, что эта дверь должна выглядеть строго, солидно, не отвлекать от того, что за ней скрывается...
Ну, а Крикси – как и все прочие жители Гнездовья – считала, что обёртка должна соответствовать содержимому.
Или хотя бы воображение будоражить.
Эта дверь запиралась ещё надёжнее, чем та, ведущая к статуэтке. Не на замок запиралась – на заклинания, наложенные целой дюжиной друзей Крикси, да так, чтобы никто не смог в одиночку их распутать. Сама Крикси не смогла бы. И даже всезнайка Цопия.
И вела дверь вовсе не на чердак.
Туда нельзя было войти... только поглядеть в замочную скважину, но и этого всем хватало. Честно говоря, Крикси могла бы выкинуть все свои сокровища и оставить одну лишь эту дверь – и к ней всё равно выстроилась бы очередь. Все в один голос твердили, что это – лучшее, что есть в Старом Доме.
Ну... почти все.
- Вам надо закрыть её.
Крикси глянула на гостью снисходительно.
– Она и так закрыта, не видишь разве? Запечатана заклинаниями. Целой дюжиной, между прочим!
– Я вижу.
Гостья хмурилась. Глядела на дверь с опаской. Многие сначала пугались, но эта-то издалека приехала, многого навидалась... А получается – просто хвасталась.
– Надо закрыть её, – снова завела эта зануда. – Навсегда избавиться от прохода. Иначе это кончится...
Гостья сбилась. Примолкла.
– Чем кончится-то? – с любопытством спросила Крикси. Пророком в Гнездовье пытался заделаться каждый второй, и на них даже делали ставки – сбудется, не сбудется.
Но гостья молчала.
Наверно, просто кончится, и всё. Не самое красочное пророчество.
Крикси тряхнула головой, отгоняя воспоминания. Журак точно не станет изрекать мрачных пророчеств, ему фантазии на это не хватит. А если снова вздумает клюв задирать – она его в окно выкинет, честное слово!..
Знаки на двери явно пришлись Жураку не по нраву, как и всё, чего он не понимал.
– Ну, и что там? – недовольно спросил он. – Почему ты не открываешь?
– Эта дверь никогда не открывается, – пояснила Крикси. И торопливо, пока Журак её не перебил, добавила: – Но!.. Ты можешь заглянуть в замочную скважину.
Журак покосился на неё с явным подозрением. Крикси ожидала, что он вот-вот начнёт скандалить, но, видимо, загадочные знаки настолько сбили его с толку (а Цопия ещё их критиковала, ха!), что Журак безропотно склонился и приник глазом к отверстию.
И оцепенел.
Крикси возликовала. Сработало!!! Она утёрла-таки клюв этой самовлюблённой дубине!
Девочка хорошо представляла, что сейчас видит Журак и что его так ошеломило. Она сама затаивала дыхание каждый раз, заглядывая туда – а ведь она-то могла смотреть сколько угодно... Но зрелище было не из тех, что надоедают, ведь там, за дверью, спал дракон.
Кто и когда превратил чердак обветшавшего дома в портал, связавший Гнездовье с чужим неведомым миром? Брат Крикси? Кто-то, живший здесь до него?.. Крикси не знала. Не знала она и того, кто заколотил вход на лестницу – наверно, какой-нибудь депрессивный пророк вроде той приезжей девчонки. Для Крикси всё началось в тот момент, когда они с друзьями отодрали доски и нашли Дверь, которая, конечно же, стоила того, чтобы называть её с большой буквы.
Помнится, когда Крикси впервые прикоснулась к медной, позеленевшей от старости дверной ручке, перья у неё не то что зазудели – встали дыбом! Из хвоста одно даже выпало. Поэтому она и заглянула в замочную скважину, прежде чем открыть Дверь. И оцепенела вот так же, как Журак сейчас.
Долго ей так стоять не дали, отпихнули в сторону, и у Двери завязалась небольшая битва за право посмотреть, что же там такого сногсшибательного. К счастью, все так вцепились в замочную скважину, что никто не удосужился распахнуть Дверь... А уж потом они всё обсудили и на удивление единодушно пришли к выводу, что заходить за Дверь вообще не стоит. Видно, не только у Крикси перья были чувствительные.
Но просто посмотреть в скважину... От этого вреда не будет, верно ведь?
Конечно, если бы дракон уставился на Крикси в ответ, она с перепугу вообще все перья порастеряла бы. Но он не обращал внимания на наблюдателей – да и почти не шевелился. Дракон спал. Всё время, когда бы к нему не заглянули. Что его окружало – никто не мог понять, то ли скалы, то ли тёмные облака, то ли что-то вовсе неведомое, иномирное. Зато самого дракона можно было разглядеть целиком, от кончика хвоста до ноздрей, откуда сочились тонкие струйки дыма. Дракон спал, свернувшись клубком, и лишь изредка ворочался. Расстояние до него тоже оценить не получалось. Если он весь был виден через крохотную замочную скважину... То ли дракон лежал где-то в отдалении от портала, то ли просто не отличался величиной. Как бы там ни было, а воздух того пространства – или что-то ещё – позволял разглядеть каждую чешуйку, каждую складку драконьей шкуры.
И он, даже спящий и неподвижный, был такой... такой...
Волшебный.
Могущественный.
Крылатый.
Журака – и того проняло, а это дорогого стоило.
Крикси не торопила его. Даже Журак не заслуживал того, чтобы его отрывали от такого зрелища. Но, выждав время, она всё-таки потрясла его за плечо. Так со всеми приходилось делать, а иначе бы этот коридорчик уже битком набился прилипшими к двери зрителями.
Журак даже ругаться не стал, молча пошёл за девочкой. Но к концу лестницы всё-таки очнулся.
– Эй, ну так нечестно!..
Крикси сердито скрежетнула клювом. Уж кто бы сомневался. Журак всем и всегда недоволен. Сейчас, надо думать, он потребует вернуться назад...
– Почему я должен смотреть только в скважину?! Я хочу открыть дверь!
– Чего?!
Нет, всё-таки ему удалось её удивить. Такой наглости Крикси даже от Журака не ожидала.
– Открой дверь! – обиженно повторил Журак. – Сейчас же!
– Не открою. Нельзя. Эта дверь ни-ког-да не открывается.
– Это ещё почему?!
– Потому что! – отрезала Крикси.
Объяснять Жураку про опасность она не собиралась, всё равно не поймёт. Взрослые считали всех птенцов Гнездовья безбашенными и пустоголовыми, но будь это действительно так, Гнездовье и дня бы не выстояло. Птенцы умели выживать – а это невозможно без осторожности. Однако... иногда встречались типы вроде Журака.
Он уже открывал клюв, собираясь спорить дальше, но в глотке Крикси бурлил гневный клёкот, и Журак неохотно примолк. В магии он точно уступал Крикси; в драке, может, у него и были бы шансы... но вот храбрости точно не хватало.
Крикси подтолкнула противного мальчишку к выходу. Журак неохотно подчинился, что-то бурча с предусмотрительной неразборчивостью. Крикси шла за ним след в след, заранее радуясь избавлению от неприятного гостя... и пропустила момент, когда Журак смахнул на пол дождевую склянку, так и стоявшую на столике возле входной двери.
Крикси завопила и кинулась её ловить. Ну, а Журак тем временем бросился вверх по лестнице.
Девочка в спешке пихнула склянку на место и бросилась следом, отчаянно ругаясь. Вслух она костерила Журака, мысленно – его же пополам с собой. Попасться в такую дурацкую (журацкую, ха-ха) ловушку!..
Он был шустрый, что тут скажешь. Когда Крикси добралась до Двери, Журак уже копошился там, бормоча заклинания и царапая замок когтем. С кончика когтя слетали искры. Некоторые из них исчезали в замочной скважине, но большинство, вспыхнув, тут же гасли с шипением и противным чадом.
Он даже не смог сообразить, что зачарован не замок, а сама дверь!.. А открыть и подавно не смог бы, но Крикси была в такой ярости, что тут же отбросила Журака в сторону, и тот крепко приложился об стену.
– Убирайся! – пронзительно закричала она. – Пошёл вон, обезьяна безмозглая! Кретин! Пингвинище жирнозадое! Страус!!!
Тут уж Журак возражать не стал, хотя сравнения с нелетучими птицами могли обидеть любого. Он ошалело встряхнулся, вскочил на ноги и помчался вниз с истинно страусиной скоростью. Крикси бежала следом, успев всё-таки пару раз стукнуть недоумка клювом по темечку.
С крыльца Журак слетел кубарем – Крикси на прощанье ещё и пинка ему дала.
– И чтоб больше не возвращался! – крикнула она вслед. И с треском захлопнула дверь.
Эта сцена доставила немалое удовольствие Цопии, как раз шедшей к Старому Дому из библиотеки. Она на самом деле не выносила Журака и даже пожалела, что не видела заданную ему взбучку с начала до конца. Ей хотелось расспросить Крикси... но, пожалуй, чуточку попозже. Когда Хранительница (мысленно Цопия называла Крикси именно так) в настолько дурном настроении, лучше ей на глаза не попадаться.
Так что Цопия удобно устроилась на ближайшем заборчике и открыла одну из прихваченных с собой книжек.
Крикси действительно была в бешенстве – и даже в стенку швырнуть нечем, вот что обидно!.. Всё, что есть, нужное. Включая стенки.
Так что Крикси просто наорала на первое попавшееся зеркало и пошла наверх, чинить Дверь. «Чинить» – это было слишком громко сказано, Журак оставил на ней всего несколько царапин, но Крикси никаких его следов в своём доме не хотела.
На середине лестницы её тряхнуло.
Крикси замерла, не понимая, что происходит. Тряслись ступени под ногами – и стены с потолком, кажется, тоже. Толчок как будто шёл откуда-то сверху. Журак, что ли, влез на крышу и что-то там вытворяет?! Ну, сейчас он с этой крыши и слетит! И плевать ей, расшибётся он или нет! Раз мнит себя таким великолепным, пусть крылья отращивает!
Крикси перешла на бег. На крышу можно было попасть через маленькое окно всё в том же коридорчике. То есть, конечно, когда-то это делали через чердак, и так наверняка было удобнее... но чердачная дверь давно уже вела не туда.
Следующий толчок настиг Крикси, когда она уже распахивала окошко, и девочка снова замерла, поняв, что тряска идёт не с крыши.
Тряска шла от Двери.
Крикси метнулась к ней, прижала к доскам пальцы – и тут же отдёрнула. Дверь была горячей. Да что там, почти пылала!.. Не тем волшебным теплом, которое источали артефакты, а обычным огненным жаром. Простое дерево давно вспыхнуло бы; это, заколдованное, ещё держалось, но...
Раздался треск. Доски кривились от жара, расходились в стороны, образуя щель.
Крикси бросилась вниз.
Нет, она не сбегала. Пока что. Она выплеснула на Дверь всю рыбью воду, слоистое дождевое зелье и, наконец, два ведра обычной воды. Она выкрикивала при этом все охлаждающие и укрепляющие заклятия, какие могла вспомнить. И лишь когда жар стал почти невыносимым, толчки сотрясали дом каждую секунду, а по стенам пошли трещины – тогда Крикси выскочила наружу, провожаемая пронзительным визгом зеркал.
По пути она сдёрнула с забора Цопию. Та, подумать только, так увлеклась какой-то книжкой, что не замечала трясущегося за её спиной дома!..
– Крикси, что...
– Бежим!
Зачем и куда, Крикси пока не думала. Она даже о Цопии сразу забыла и понятия не имела, следует ли та за ней. Её подгонял страх перед тем, что рвалось наружу с не-чердака. Главное – оказаться подальше, прямо сейчас, а там уже можно поразмышлять. Потому что иначе размышлять может быть уже и некому!..
Крикси успела пробежать пол-улицы, прежде чем врезалась в кого-то. Даже удивительно, что этого не случилось раньше.
Она попыталась обогнуть препятствие – а с перепугу Крикси было без разницы, живое оно или нет – но её схватили за плечи с такой силой, что когти впились в кожу, и крепко встряхнули.
– Я же говорила тебе!..
Крикси наконец сфокусировала взгляд на живой преграде. Ну конечно!.. Нила, та самая чужачка-недопророчица. Явилась порадоваться тому, что её предсказание всё-таки сбылось.
Крикси было не до того, и она попыталась вырваться, но чужачка держала крепко.
– И что ты теперь собираешься делать?!
– Да я и сама бы хотела знать! – гаркнула Крикси.
– Вот и я хотела бы знать... – неожиданно тихо и как-то тоскливо произнесла Нила, глядя вдаль, за плечо Крикси, туда, где рушился Старый Дом.
Крикси не выдержала и тоже обернулась. Дом уже исчез из виду, но над деревьями вставали клубы дыма. Крикси повернулась обратно.
Странно. Обычно у пророков после «а-я-же-предупреждал» следует план действий. Далеко не всегда верный, но непременно подразумевающий повиновение гению, который так точно всё предвидел. А у этой нет?..
Ладно, Нила вообще была странная. Но при этом не настолько яркая, чтобы стать центром внимания, а сами по себе странности для Гнездовья не редкость. Чужачка затерялась в хаосе их городка, и Крикси не обращала на неё внимания, а может, и стоило бы...
Она приехала издалека – по её словам. Это уже было редкостью. Другие птенцы Гнездовья рождались здесь, в ближних городах и деревушках.
Другой редкостью было имя – Неонила. Крикси, например, никогда такого не слышала. Это подтверждало её нездешнее происхождение... если, конечно, Неонила не придумала себе имя сама. Спасибо хоть разрешила сократить до Нилы, а то вообще было бы не выговорить.
Оперение она тоже носила необычное. Необычайно унылое. Цвета мокрого песка, и даже ни единого пёрышка потемнее или посветлее, а о ярких и говорить нечего. Крикси, перекрашивавшая собственные перья так часто, что уже забыла их настоящий цвет, искренне удивлялась вкусам чужачки. На родине у неё, что ли, мода такая?..
Но о родине этой Неонила ничего не рассказывала. И никаких особенных магических умений не демонстрировала. Кое-какие умники и умницы – та же Цопия – утверждали, что у Нилы нестандартное мышление и свежий подход (что бы это не значило), и можно было бы ожидать, что Нила подружится с этими умниками, но этого так и не произошло. Впрочем, близких друзей у неё вообще не было. Наверно, Ниле нравилось одиночество.
А вот дракон, спавший в Старом Доме, ей не понравился. И сейчас, кажется, Крикси предстояло узнать – почему.
Неонила продолжала смотреть вдаль, и теперь уже Крикси пришлось её встряхнуть. В конце концов, ей нужна чья-то помощь, так почему бы не Нилина?.. В одиночку она точно не справится.
– Эй! Очнись! Идеи есть? Ты знаешь что-нибудь о... ну, об этом всём?
– Больше, чем хотелось бы, – с горечью произнесла Нила.
– Я имею в виду – что-нибудь конкретное, – на всякий случай уточнила Крикси. – А не только то, что всё будет плохо.
Неонила медленно кивнула и вдруг издала короткий скрипучий смешок.
– Я знаю довольно много конкретного. Но всё действительно будет плохо.
Словно в подтверждение этого землю у них под ногами тряхнуло. Кажется, дракон не собирался ограничиваться разрушением одного дома.
– К делу давай! – заорала Крикси. – Что происходит вообще?! Он что, под нас подкопался?
– Нет. Просто... вы неправильно его видели.
– Да хватит уже говорить загадками!
На улице начиналась паника. Нила схватила Крикси за руку и оттащила к обочине.
– Что ты, никаких загадок. Он слишком большой – вот в чём дело. Через вашу замочную скважину вы видели его во много-много раз меньшим, чем он есть на самом деле.
Крикси кивнула. Это звучало разумно. Интересно, каких дракон на самом деле размеров? Судя по этой тряске, не меньше чем с дом. А может, и с два дома. Хотя сейчас важнее всего другое.
– Делать-то что?
– Для начала... – Нила почти не раздумывала. Наверно, план у неё всё-таки был. – Найти хорошее место для колдовства. Здесь есть такое?
– Ещё бы!
Крикси потащила Нилу за собой, на бегу не прекращая расспросов.
– А с чего он такой злой?
– Он не... – Неонила запнулась. – Я даже не уверена, можно ли назвать его злым в прямом понимании этого слова. Просто ты разбудила его, и...
– Да не я это! Это Журак!
Крикси вспомнила искорки, просочившиеся в замочную скважину. Наверняка магия Журака такая же противная, как он сам, похожая на вредных кусачих мошек. Неудивительно, что это рассердило дракона!..
– Неважно, кто именно, – отмахнулась Нила. – Важно то, что дракон проснулся и стремится вырваться наружу. Через ваш портал. Могу предположить, что это единственный выход из того пространства, где он был... а может, его привлекает магия.
Крикси содрогнулась.
– И он решил всю её съесть?!
– Интересная гипотеза. Но даже если ты права, беда не в этом.
– А в чём?!
Жизнь без магии Крикси не могла себе представить.
– Я же говорю, он слишком большой, – повторила Нила. – Выбираясь сюда, он разрушает всё вокруг, вольно или невольно. Вот как мы, ходя по улицам, не замечаем попадающих нам под ноги жуков. Он разрушит... всё.
– Весь город?
– Весь мир.
Крикси даже споткнулась. И ошалело потрясла головой. Нет. Нет, это просто невозможно. Даже если дракон больше человека настолько же, насколько она больше жука... весь мир?..
Нет, ему это не под силу. Наверняка Нила преувеличивает. Может, от страха.
Но бояться-то было чего, и об этом напоминали усиливающиеся подземные толчки.
– И как мы с ним справимся?!
Крикси боялась ответа «никак», но Нила неожиданно её обрадовала:
– Мы можем его изгнать. Если постараемся.
– Туда, откуда он пришёл?
– Нет, туда – вряд ли... это пространство, оно... слишком странное... Сложно объяснить. Я и сама до конца не понимаю. Но можно найти какой-нибудь пустой мир, где нет ни людей, ни животных, ни даже растений... Только камни. Или лёд, или газ – неважно. Главное, безжизненный. Если изгнать дракона в такой мир, там он не сможет причинить никому вреда.
– Но это же...
Крикси в растерянности остановилась. Найти такой мир, открыть портал... Это не под силу даже всем птенцам Гнездовья, собравшимся вместе. С уже открытым порталом и дети могут многое сделать. Но создавать новые связи между мирами – работа для взрослых, а взрослых волшебников в Гнездовье не было. Не было их и в ближайшей округе. Они где-то там... далеко, у них своя жизнь и свои чародейские города. Иногда, конечно, они возвращаются. Навещают оставленных позади родичей. Но слишком уж редко. Крикси даже брата не может дождаться. Глупо ожидать, что вот прямо сейчас в Гнездовье заявится взрослый волшебник, достаточно могущественный, чтобы управиться с драконом. А где их искать, Крикси не знает. И если даже найдёт, за время поисков Гнездовье будет разрушено. А может, и не только оно...
– Я знаю, как это сделать, – вторглась в её мысли Неонила.
– Что?..
– Я знаю много разных миров. И найду подходящий. И как открыть портал, я тоже знаю, но вот делать это придётся тебе.
Такого финала Крикси точно не ожидала.
– Это ещё почему?!
– Потому что... – казалось, Нила колеблется. – Мне не хватит силы.
– А мне разве хватит?
Крикси глядела на Нилу с недоверием. Она, конечно, любила прихвастнуть перед друзьями, однако сама себя трезво оценивала. Она была неплохой волшебницей, это да. Но не больше.
– И тебе не хватит. Но ты можешь взять силу у кого-нибудь другого. Есть такое заклятие...
Следующие слова Нилы заглушил грохот. Крикси испуганно подскочила. Посреди улицы на её глазах пролегла тонкая трещина – пока всего лишь линия, не провал, но... Ох, нет у них времени на разговоры!..
Но Крикси в жизни не слышала ни про какие силокрадные заклятия. То, что рассказывала Нила, звучало слишком уж подозрительно, и Крикси снова вцепилась в неё с расспросами:
– А ты-то почему им не воспользуешься? Почему сама не возьмёшь чужую силу?
– Потому что не удержу, – коротко ответила Нила.
Толку с этих вопросов... Из трещины тонкими струйками начинал сочиться дым, и Крикси в отчаянии выкрикнула:
– Да откуда ты вообще всё это знаешь?! Про дракона, про заклятие... про другие миры!
Неонила оставалась спокойной.
– А я не местная.
– Это я и так...
Крикси запнулась.
– И насколько... не местная?
Нила снова скрипуче засмеялась.
– Настолько. Пойдём-ка отсюда, а то поджаримся.
Они пробирались закоулками среди домов. Все эти проходы, повороты и тупики сплелись друг с другом в полном беспорядке – словно город сложили в одну большую коробку, а потом хорошенько её встряхнули. Новичкам, попавшим в этот лабиринт впервые, приходилось хорошенько поколдовать, чтобы не заблудиться. Но Крикси отлично знала Гнездовье... для того, чтобы выбирать дорогу, ей даже думать не требовалось. И хорошо, а то разум её сейчас был совершенно пуст.
– Ваш мир отторгает меня, – заговорила Нила у неё за спиной. – Я не могу колдовать здесь в полную силу. Если бы не это... Но я не справлюсь. Мне даже чужая сила в руки не дастся. Потому что для меня она по-настоящему чужая. Все вы принадлежите этому миру, и он крепко вас держит. Как думаешь, ты знакома с одиночеством? Хоть кто-нибудь из вас?..
Крикси было совсем не до того, и она промолчала. Какая-то крошечная частичка внутри неё – та, что осталась с раннего детства, с тех пор, когда Крикси ещё не знала о собственном даре и считала волшебников всемогущими – надеялась на чудесное спасение. Вдруг вот-вот явится взрослый волшебник и... Но зачем им беспокоиться о чужих детях? Они ведь даже своих бросают. Отсылают яйца на высиживание в другие города, туда, где нет волшебников, туда, где жители не заняты ничем важным и могут потратить время на возню с малышнёй. Волшебникам ни к чему дети, не способные даже стать наследниками. Ведь магические способности не передаются напрямую от родителей к детям. Впору бы подумать, что наследственность тут вовсе ни при чём, но вот же брат Крикси, как и она сама, волшебник?.. С братьями и сёстрами часто такое случалось. Волшебство работало странно... а впрочем, на то оно и было волшебством.
И всё равно в Гнездовье ходили слухи. О немногих яйцах, никуда не отосланных, о птенцах, растущих прямо в волшебных городах. Может, их вовсе не существовало, но им жгуче завидовали. Кое-кто даже считал таким птенцом Неонилу, но чаще эту теорию безжалостно высмеивали. Если Нила родилась и росла в настоящем волшебном городе, зачем бы ей его покидать?! Предположение, что их Гнездовье лучше, было, конечно, лестным, но, чего уж там, не слишком правдоподобным.
А подлинная правда про Нилу никому бы и в голову не пришла...
Крикси настолько утратила связь с разрушающейся реальностью, что настоящей Ниле пришлось дёрнуть её за хвост, чтобы привлечь внимание.
– Здесь.
– А?..
– Вот здесь подходящее место. И подходящая жертва.
Тут уж Крикси мигом очнулась.
– Жертва?!
– Чтобы взять её силу, – напомнила Неонила. – И изгнать дракона. Иначе мы все умрём.
– Вот спасибо, что напомнила, – съязвила Крикси.
И огляделась.
Место действительно было подходящее – ноги сами принесли её на знакомый холм, где колдовали давно и много. Сначала – всего лишь потому, что с холма было далеко видно, да и сами заклинатели могли покрасоваться. Но со временем холм пропитался магией, и колдовать здесь стало легче, чем в любом другом уголке Гнездовья. Если хочешь сотворить какие-нибудь сложные чары – ну, или просто полюбоваться городом – лучшего места и впрямь не найти.
Сейчас любоваться особо было нечем. Вместо её дома (а Крикси когда-то специально приходила сюда, чтобы проверить, видно ли с холма чучело дикобраза на крыше или надо ещё немножечко его подрастить) клубился сплошной дым, густой и чёрный, столбом уходящий в небо. Крикси с ужасом обнаружила, что струйки дыма потоньше поднимаются почти со всех улиц – а значит, земля потрескалась уже и там. Дракон действительно был размером никак не меньше, чем с город.
– Вот жирюга! – вырвалось у неё. – Откуда такой вообще взялся?!
Вопрос был риторический, но Нила печально вздохнула за её спиной:
– Если бы я знала. Хотя, может, этого лучше и не знать. Эти драконы... я многое повидала, но всё ещё не в силах представить, из какой они реальности... Или из нереальности.
– Так их много?! – возопила Крикси.
– Я когда-то думала, что всего один, – горько сказала Нила. – А потом увидела вашего. Если есть двое, может быть сколько угодно, верно?
– Кх, – только и сказала на это Крикси.
Ей явно не хватало воздуха.
Девочка вновь завертела головой по сторонам, но везде был дым и дым, и его становилось всё больше, словно другая реальность – или, чтоб её, нереальность, и Крикси чуть не упала от облегчения, когда увидела среди этого хаоса знакомую перевёрнутую фигуру. Цопия выбрала дерево повыше, повисла на ветке вниз головой и оттуда наблюдала за происходящим. Цопия...
Цопия?!
Крикси чуть когтями в Нилу не вцепилась.
– Ты что, её предлагаешь в жертву?!
Нила уставилась на неё в упор, так неподвижно и пристально, словно вот-вот клюнет.
– Она умная и сильная. Нам подходит. А кроме того, других вариантов всё равно нет.
Тут Нила была права. Все, кого хотя бы мельком заметила Крикси, куда-то неслись и быстро пропадали из поля зрения. Только Цопия оказалась настолько хладнокровна – или безумна – чтобы просто смотреть.
Крикси всегда это раздражало. И холодное въедливое любопытство Цопии, и манера висеть вниз головой, и многое-многое другое. Но не настолько же, чтобы...
А Неонила уже бормотала ей в ухо слова заклятия – слова, живущие собственной жизнью, слова-черви, вгрызающиеся в мозг Крикси. Она не смогла бы упустить ни одного из них, даже если бы очень постаралась.
От последнего слова девочка отшатнулась, как от удара.
– Нет.
– Что ты сказала? – переспросила Нила.
– Я сказала – нет! – отрезала Крикси. – Не буду этого делать!
Её трясло. Услышав заклятие, невозможно было не понять, насколько оно на самом деле ужасно. Ещё хуже, чем Крикси думала. И вовсе не потому, что его нарочно таким создали. Просто – это тоже стало очевидно теперь – невозможно отобрать у волшебника силу, не забрав жизнь.
– Она так или иначе умрёт, – Нила прекрасно поняла, что так пугает Крикси. – Только уже не одна. Ты этого хочешь?
– Всё равно! Не могу, и всё тут!
Крикси действительно чувствовала, что не может – так же, как не смогла бы взлететь без крыльев или голыми руками запихать дракона обратно в портал, из которого он лез. Не может, и всё тут. Даже Журака она не решилась бы убить – хотя он-то как раз заслужил это за то, что разбудил дракона.
Нила рассердилась всерьёз.
– Да если бы она знала, для чего нам нужны её сила и её жизнь, она бы с радостью их отдала!
– Вот иди и скажи ей об этом! – заверещала Крикси в ответ. – Слабо, да?!
– У нас нет времени на уговоры!
– Ага, значит, уговоры всё-таки понадобятся?!
– И на споры тоже нет!
– Ну и не ори на меня!
– Сама не ори!
Крикси бросилась на Нилу, и они покатились с холма взъерошенным визжащим клубком, теряя по дороге перья. Крикси клевалась и царапалась, Нила пыталась её придушить, и в запале они даже не заметили, что падают как-то дольше, чем могли бы. Да и трясло их не только от собственных кувырков.
А затем пришла тьма.
Крикси мигом притихла, примолкла, выпустила Нилу – да и была ли ещё Нила рядом?.. От неожиданности она даже зажмурилась. Потом спохватилась, открыла глаза и принялась усердно таращиться во тьму, стараясь высмотреть хоть один проблеск света.
И он явился. Один, другой, третий... Искорки во тьме. Очень знакомые. Звёзды. Минуту назад светило солнце, а теперь Крикси со всех сторон окружало ночное небо. Вверху, и слева, и справа – везде была ночь.
Крикси обернулась. Там сияла ещё одна звезда. Огромная, хищная, раскинувшая свои лучи стальной ловчей сетью. Настолько ослепительная, что Крикси снова зажмурилась, но и в темноте под её веками плясали жгучие пятна. Девочка опустила голову, чтоб уж точно не столкнуться взглядом с этой звездой ещё раз, кое-как разлепила глаза и увидела внизу, в тёмной бездне под своими ногами, Шар.
Как-то сразу стало понятно, что он именно с большой буквы – как та проклятая Дверь. То есть наоборот. За Дверью спала (и проснулась) смерть, а Шар был живой и очень красивый, зелёно-голубой, в белых завихрениях, напоминающих... да, пожалуй, напоминающих облака. Только маленькие, словно смотришь на них очень-очень издалека.
До Крикси понемногу стало доходить, что так оно и есть.
А затем на Шар с краю начали наползать другие облака, серые, плотные, наглухо скрывающие зелёное и голубое. Дымные облака. Кое-где среди них вспыхивал огонь – и в ответ на эти вспышки раздался крик.
– Нет! Нет, нет, нет!!!
Всё-таки Нила никуда не делась. Это она кричала так отчаянно, словно на её глазах рушился родной мир.
– Нет, – эхом повторила Крикси.
Она только сейчас заметила, что они вдвоём находятся внутри прозрачного пузыря – да и то лишь потому, что Нила в ярости ударила по оболочке когтями, заставив её на миг вспыхнуть радужными разводами. Защитный барьер. Не яйцеобразный, какой сотворил бы любой из птенцов Гнездовья, а идеально круглый – и эта деталь развеяла остатки сомнений. Крикси до конца осознала, что Нила – нездешняя. Даже если так кричит.
Вместе с этим треснуло и рассыпалось её шоковое спокойствие. И Крикси вновь вцепилась в Нилу всеми когтями. Рывком развернула к себе.
– Ты зачем нас сюда притащила?!
В том, что это сделала Нила, она не сомневалась.
Нила закричала ей в лицо, протяжно и бессловесно. И с треском захлопнула клюв.
– Потому что, – неожиданно спокойно сказала она, – лучше всего на свете я умею сбегать. Несколько столетий только этим и занималась. Дошло, как видишь, до автоматизма.
Крикси не знала, при чём тут какие-то гавкающие томаты, и знать не хотела.
– Верни меня домой! Сейчас же! А сама проваливай в свой мир, если хочешь!
Неонила вздрогнула.
– Очень. Очень хочу...
– Вот и!..
– И не могу! Нет больше моего мира!
Крикси даже примолкла на миг.
– Это... как?
Нила качнула головой, указывая вниз, туда, где Шар заволакивало дымом.
– Вот так.
Крикси разжала когти и отступила на шаг.
– Твой мир...
– Да.
– Ты поэтому...
– Предупреждала тебя? Да.
– Но почему ты не объяснила?!
Неонила отвернулась и замолчала. Крикси уже примерилась снова её трясти, но тут Нила всё-таки ответила – глухо, еле слышно:
– Я хотела надеяться, что он никогда не проснётся.
А Крикси, в свою очередь, хотела сейчас от души долбануть её клювом по лбу. Но один раз они уже подрались, и куда это их привело?.. Сюда, в занебесье. Мечта любого волшебника, кстати говоря. Но в таком исполнении она никакой радости не доставляла.
Нила присела на корточки, устремила взгляд вниз. Занебесье не зря так звалось – они были в такой дали, что Шар отсюда казался почти игрушечным. Таким, словно его можно взять в руку. И дым, обволакивающий его, пугал гораздо меньше, чем в те минуты, когда он сочился из трещин прямо у Крикси под ногами. Здравый смысл подсказывал, что это вовсе не так. Но воображение всё равно отказывалось постигать, что же там творится на самом деле. Во всём мире творится. А начиналось всего-то с её дома. Которого наверняка уже нет. И больше никогда не будет.
Дом там, где сердце – или сердце там, где дом?.. Крикси казалось, что она и разум свой обронила где-то там, на улицах гибнущего Гнездовья. Например, когда спихивала Нилу с холма. Пустота в её голове прямо-таки звенела, резонируя с пустотой, разделяющей звёзды.
Звёзды, наверно, были гораздо дальше друг от друга, чем их с Нилой пузырь – от Шара. Но им это не мешало светить. А у Крикси ни света не было, ни даже тьмы, чтобы перебросить мост через пропасть, ничтожную для звёзд и непреодолимую для людей.
Хотя Нила же как-то перебросила...
Но Нила не спешила становиться звездой. И бросала только взгляд вниз, на Шар, почти игрушечный, слишком настоящий; туда, где уже не было видно ни зелени, ни синевы – лишь серые клубы дыма да прорезавшая их огненная трещина, изогнутая, словно молодой месяц.
– Словно улыбка... – выпало из клюва Нилы очередное непонятное слово.
Но горечь и ненависть, пропитавшие его, Крикси ощутила каждой жилкой. И присела рядом с Нилой.
– И что теперь?
Дурацкий вопрос. Но – а в самом деле, что?!
– Теперь, – Нила наклонила голову ещё ниже, стараясь не встретиться с Крикси взглядом, – ты станешь такой же бродягой, как я. Безмирной. Ничейной. Неприкаянной. Но живой – это уже неплохо.
Живой. Крикси смотрела вниз, в дым, и теперь уже её когти невольно царапнули барьер. А сколько за её спиной будет мёртвых? И сколько их за спиной у...
Крикси вперилась взглядом в Нилу так пристально, словно в самом деле ожидала увидеть у неё за плечами сонмище привидений. Их там, конечно, не было, зато сама Нила от переизбытка внимания начала вдруг просвечивать.
Не насквозь, нет. Просто привычный её облик стал зыбким, как туман, а под ним виднелось что-то... кто-то другой. Кто-то странный.
У этой Нилы не было ни перьев, ни шерсти, ни чешуи – только мягкая светлая кожа. Впрочем, нет, на голове всё-таки росла грива, и весьма пышная. Но всё остальное... Даже клюв у неё был кожистый. Или, может, это был не клюв? Под ним виднелось нечто, отчасти схожее со звериной пастью.
Но у зверей есть когти, как у птиц. А если не когти, то копыта. У Нилы же не имелось ни того, ни другого. Тонкие беззащитные пальцы рук выглядели жутковато-болезненно, а ноги заканчивались на редкость неуклюжими ластами, плоскими и маленькими. В другое время Крикси всерьёз озадачилась бы вопросом, как можно на них стоять, но сейчас её лишь одно интересовало.
– И ты совсем-совсем ничего не можешь сделать?!
Крикси знала, какой ответ получит. А не спросить всё равно не могла.
– Нет, – дала тот самый ответ Неонила. – Это почти смешно... Когда мой родной мир погибал, я была слишком неопытна. А сейчас я знаю и умею... не всё на свете, конечно, но много больше, чем ты способна представить. Я могла бы даже повернуть время вспять. Вернуться к тому моменту, когда дракон ещё не пробудился... Но ваш мир, даже умирающий, продолжает отторгать меня. Он не примет мои чары. Не позволит мне спасти его.
– А мне?! Если ты меня научишь! – взмолилась Крикси. – Как тому заклятью! Обещаю больше не спорить! Ну, Нила!..
– Не в том дело, будешь ты спорить или нет. Тебе просто не хватит си...
Нила замолчала так резко, словно ей всунули что-то в клюв (или в пасть, или что там у неё было).
– Нила? Эй?..
– Возьми мою, – вдруг сказала она.
– Что? – Крикси в самом деле не поняла её.
– Возьми мою силу, – повторила Нила. – С помощью того самого заклятия. Тогда ты действительно сможешь повернуть время вспять.
– Но ты же тогда умрёшь! – возмутилась Крикси.
– Но только я, а не целый мир.
Крикси снова глянула вниз. Дым уже не обволакивал Шар, повторяя его форму. Он расползался в стороны бесформенной кляксой. А внутри неё угадывалось движение, заставившее Крикси зажмуриться от испуга.
– Ладно, – сказала она, не открывая глаз. – Давай.
Нила взяла её за руку.
– Слушай...
Уж в такой-то момент никак нельзя было облажаться. Но Крикси слушала невнимательно – так напугало её прикосновение нечеловеческих пальцев Нилы. А ещё до неё запоздало дошло, что Нила с самого начала могла бы предложить себя в жертву, но предпочла подставить Цопию. Крикси почти рассердилась на неё.
«Безмирная, – эхом отозвался в её голове голос Нилы. – Ничейная. Неприкаянная. Но живая. Это уже неплохо...»
Крикси всё-таки открыла глаза – посмотреть на Нилу, запомнить её, попрощаться. Другой облик Нилы по-прежнему размывался туманом иллюзии, и даже на ощупь её рука теперь казалась двойственной, чужой и привычной одновременно.
Это недолго длилось – Нила разомкнула пальцы. И молча кивнула, глядя Крикси в глаза.
На миг Крикси показалось, что она всё-таки не сможет. Просто не откроет клюв, чтобы произнести заклятие. Но ей вспомнилось движение в дыму – и клюв распахнулся сам, то ли для крика, то ли для судорожного вздоха; а вместо того и другого из него выпало хищное слово, первое из череды тех, что дождались всё-таки своего часа.
Крикси роняла их одно за другим, словно градины, и град этот не встречал на своём пути препятствий. Взять силу Нилы оказалось так же легко, как подобрать монетку, оброненную кем-то на мостовую. А на вкус она оказалась горькой. Как лекарство.
Градина за градиной, глоток за глотком... Странное дело, но Крикси почти не чувствовала изменений в себе. Только дышать стала глубже. А вот Нила таяла в воздухе, становясь уже по-настоящему прозрачной.
На прощание она моргнула. Наверно, сил ни на что другое уже не хватало. Но из-за того, что один глаз исчез раньше другого, Крикси показалось, что Нила ей подмигивает.
Защитная сфера мигнула и вытянулась, приобретая форму яйца.
Крикси чувствовала, как держит барьер на кончиках своих перьев, и это помогло ей не растеряться. Остаться одной – достаточно плохо. Но остаться один на один с пустотой... Нет уж, спасибочки.
Крикси держала барьер – а заодно и вспомнила, для чего именно.
Вот тут самое время было бы пожалеть, что она плохо слушала Нилу; самое время было бы устыдиться; самое время было бы ужаснуться, что по собственной глупости она прошляпила последний шанс спасти мир... Но Крикси было не до того. Изменения, которых она не замечала, пока творила заклятие, всё-таки проросли в неё. В её тело, в её разум – и в глаза. Ночь вокруг стала такой же, как Нила до этого. Двойственной. Тьма никуда не делась, и звёзды никуда не делись, и стальное солнце – однако сквозь них Крикси видела много чего ещё. И прямо перед глазами у неё болталась нить, уходящая в бушующее пламя, готовая вот-вот вспыхнуть и сгореть дотла.
Крикси едва успела выхватить из огня толстенький сине-зелёный клубок.
И принялась сматывать нить обратно.
Статуэтка, принявшая его облик, понравилась Жураку, но выклянчить её в личное пользование так и не получилось.
– И что, тут больше нет ничего интересного?! – возмутился он. – Ума не приложу, почему этот твой музей все так хвалят!
– Нет, – сухо ответила Крикси. – Я тебе всё показала, так что можешь не задерживаться. Мне ещё уборку закончить надо.
Просьба уйти возмутила Журака ещё больше, чем нежелание делиться добром. Надо же, эта задавака выгнать его пытается! И врёт к тому же! Вовсе не всё она ему показала! Не зря же по Гнездовью ходило столько слухов...
А он ещё и терпел, тьфу. Не потребовал с порога показать ему самое главное – пусть не воображает, что эти её чудеса так ему нужны. Ну, он ей покажет!..
Журак двинулся к выходу, тихо бормоча, что он думает о Крикси (но не слишком громко, ведь не стоило сердить её раньше времени). У самого выхода он потянулся к склянке с полосатой жижей... и тут же почувствовал жёсткую хватку на запястье.
– Даже не вздумай, – проскрежетала эта жуткая девчонка, приблизив свой клюв (острый! и твёрдый!) вплотную к нему.
Журак был так ошеломлён, что безропотно позволил выставить себя на улицу.
Как?.. Как она успела его поймать?
Словно знала заранее, что он будет делать...
...просто в какой-то миг Крикси ощутила влагу на своих пальцах. Вода лилась из склянки, возникшей в её когтях вместо клубка; точнее, из облака, которое шапкой выпирало над склянкой. Ну, а под ним пестрели знакомые полосы.
А потом кто-то постучал в дверь. Громко постучал и нагло, словно его должны ждать, не сходя с порога...
Выставив Журака и надёжно заперев дверь (пока всего лишь входную, сдерживающую гостей не из других реальностей, а из этой), Крикси, конечно же, бросилась искать Нилу. Если всё вернулось, должна вернуться и она, верно?..
Но Нилы не было нигде в Гнездовье. Она бесследно исчезла. Этому даже не удивлялись особо – раз уж Нила приехала к ним откуда-то издалека, почему бы ей и не отправиться куда-нибудь ещё?..
Крикси бросало в дрожь, когда она слышала эти бесхитростные рассуждения. В них было слишком много правды, которую никто, кроме неё, не знал.
А Нила так и не нашлась. И сказать-то тут было нечего, кроме «магия как всегда».
Пришлось звать Цопию. Во-первых, она была самая умная. А во-вторых, никто другой из друзей Крикси не согласился бы помочь ей запечатать Дверь намертво. Даже Цопия удивилась.
Ещё Цопия удивилась тому, что Крикси знает, как это сделать. И потребовала объяснений. А Крикси не могла их дать. И даже не потому, что всё не-произошедшее было слишком невероятным для пересказа. Просто Крикси сама не понимала, откуда знает некоторые – самые необходимые сейчас – вещи. Ничему подобному Нила её не учила, это точно.
Крикси даже опасалась немножко, а не сошла ли она с ума. Может, её новые «знания» – всего-навсего бред? И не только они, если всерьёз над этим подумать.
Но Дверь запечаталась как миленькая. Бред так хорошо не сработал бы.
Теперь на чердаке был чердак – точнее, туда снова стало возможно попасть. Крикси перетащила туда свой любимый насест, запас печенек и те немногие артефакты, которые у неё не стащили. Отмененный конец света обернулся концом для музея чудес. Самого главного экспоната больше не было, и за это на Крикси разобиделось всё Гнездовье. Из Старого Дома стремительно вынесли всё мало-мальски ценное и интересное. У Крикси остался лишь дикобраз с крыши, который и артефактом-то не был, да несколько зеркал, изрядно присмиревших после того, как при них разбивались собратья. Некоторые из воров были даже более неуклюжими, чем пингвины на суше.
Судьбу кое-каких артефактов Крикси удалось отследить – например, дождевой склянки. Она, похоже, пошла по рукам. Радужные цветы появлялись на всех улицах Гнездовья, то тут, то там, и эта перемена пришлась девочке по нраву.
Зато о многоликой статуэтке Крикси ничего не знала и порой беспокоилась за неё. Мало ли, вдруг новым владельцам захочется её помучить!.. В Гнездовье и такие бывали. В прежние времена Крикси с лёгкостью нашла бы, кого расспросить, но теперь всё изменилось. Вместе с музеем она лишилась друзей. Только Цопия продолжала вертеться рядом – её притягивали недополученные объяснения.
Крикси стоило бы расстроиться из-за этого (не из-за Цопии, конечно, из-за всех остальных). Она и расстраивалась – тогда, когда хватало времени. Гораздо чаще её пугал несуществующий уже портал. Крикси не знала, может ли он открыться снова, и тем более не знала, что ей в таком случае делать, но всё равно предпочитала оставаться в Старом Доме. Стерегла Дверь, которая, хоть и вела теперь всего лишь на чердак, для Крикси навсегда осталась с большой буквы. Компанию ей составляли зеркала, дохлый дикобраз и она сама; и вот последнее-то вдруг оказалось интереснее всего. Более того, стало второй – а может, даже первой по важности – причиной, по которой Крикси некогда было расстраиваться из-за бросивших её друзей.
Нет, Крикси не могла больше видеть сквозь плоть мироздания. Или даже сквозь плоть людей. Не посещала занебесье, не держала время в своих когтях, не... Ей всего лишь снились сны. Странные сны, которых Крикси не могла запомнить. Оставалось лишь ощущение чего-то чуждого, неведомого и вместе с тем очень... простого. Не такого причудливого, какими обычно бывают сновидения. Простого, как реальность.
Крикси знала, что истратила всю силу, взятую у Неонилы. Всю до капельки. Но было что-то... было ли что-то ещё?..
Порой Крикси казалось, что она слышит – чувствует – эхо внутри самой себя. Не в голове, а скорее в теле. Может быть, в костях; недаром же они были полыми.
И Крикси продолжала прислушиваться к себе. Нет, на самом деле не к себе, конечно.
Она надеялась услышать кое-кого другого.
+ бонус!
один из дополнительных источников вдохновения 
Дом, где почти не жила Крикси, был старым – даже старинным. Редкость для их городка. А уцелел он потому, что стоял на самом краю Гнездовья.
Гнездовье – сердито скрипели взрослые, намекая, что распоясавшийся молодняк не уступит в дикости жившим на деревьях предкам. Гнездовье – с гордостью говорили обитающие здесь дети, обещая, что вот они уж точно смогут вновь покорить небо. Оно, в конце концов, принадлежало им по праву!.. А эволюция – явно не заслужившая такого названия – это право отобрала.
Жители Гнездовья были слишком юны для смирения. И даже для погони за прошлым. Их амбиции метили выше неба; они превзойдут предков, дайте только срок...
читать дальшеНеизвестно, можно ли считать это за достижение, но кое в чём птенцы Гнездовья действительно превзошли предков – и даже без всяких усилий. Ни одно гнездо не смогло бы сравниться в хаосе с их городком. Он без конца разрушался и восстанавливался – не одно за другим, вовсе нет, всё и сразу. Он жил, как живёт организм, тело из плоти и крови, не знающее покоя – в любой миг в нём что-то течёт и бьётся, а остановка вместо отдыха приносит смерть...
Гнездовье было бессмертно. По крайней мере, до тех пор, пока не перестанут рождаться в их краях – а может, и по всей земле – волшебники.
Как обуздать детишек, вдруг обнаруживших, что они умеют нечто недоступное родителям?.. Да никак.
Поэтому взрослые осуждающе посматривали на Гнездовье со стороны. С безопасного расстояния. А детям и подросткам досталось столько свободы, сколько позволила эволюция. И уж они-то позаботились о том, чтобы не заскучать.
И для нынешних птенцов одним из развлечений был Старый Дом.
Старый – старинный – чудом уцелевший... Нет, не единственный в своём роде, известен он стал по другой причине, но всё же один из немногих. Крикси постаралась украсить его как можно причудливее. Расписала стены яркими узорами, орудуя вместо кистей локтевыми перьями (любого специалиста по архитектуре хватил бы удар при виде подобного вандализма). Развесила на всех выступах и углах дынные фонарики, выдолбленные собственноклювно – ну да, руками вышло бы аккуратнее, но дыньки-то вкусные... Водрузила на островерхую крышу чучело дикобраза, накинула заклятие увеличения и даже спилила пару своих коготочков, чтобы сделать дикобразу клыки – ну и что, что в природе таких не бывает?! У неё тут не природа, а кое-что получше!
У неё тут музей чудес.
На самом деле, конечно же, музей был общим. Крикси создавала его вместе с друзьями. Но идея – и дом – принадлежали именно ей. Дом достался Крикси от старшего брата, вылетевшего из Гнездовья, а идея...
Зародилась ли она в тёмном занебесье, в пустующих комнатах дома, уставшего от одиночества, или всё-таки в головушке самой Крикси – это не имело значения.
Главное, что она была.
И Крикси, дни напролёт проводящая в городе, ночующая у друзей, вернулась в дом, где почти не жила, чтобы наполнить его чудесами.
Конечно, в первую очередь ей натащили говорящих зеркал. Целую кучу. Крикси даже примерещилось, что она могла бы оклеить зеркалами весь дом вместо обоев, но, к счастью, на это их всё-таки не хватило. К счастью – потому что зеркала без умолку препирались друг с другом, и Крикси потратила уйму времени, подыскивая для каждого из них отдельный закуток. Теперь гости могли наткнуться на собственные отражения в самых неожиданных местах, даже под столами (парочку зеркал Крикси приклеила к нижним сторонам столешниц), но, по крайней мере, дому больше не грозила опасность рухнуть от гвалта.
Но в зеркалах необычным было разве что их количество. А первая стоящая находка... Да, Крикси помнила, что ей стало. Тоже зеркало – в некотором смысле. Статуэтка, поразившая девочку точным сходством с ней самой. Если б не это, Крикси и не обратила бы на неё внимания, настолько статуэтка была невзрачная. Но Крикси увидела себя, не задумываясь, протянула руку... и ощутила тепло. Едва уловимое. А ещё – лёгкий зуд в перьях, которым зудеть вообще-то не полагалось, но волшебство иногда могло их переубедить.
На это Крикси в дальнейшем и полагалась.
Ну, а статуэтка недолго оставалась копией Крикси. Она исправно принимала облик любого, кто к ней приближался. Веселее всего было делать это вдвоём – в таких случаях статуэтка состояла из двух разных половин. Но вот если заявиться толпой... Статуэтка начинала кричать, и не так, как скандалили истеричные визгливые зеркала. Она выла жутко, без слов, на одной протяжной ноте, и даже если бы Крикси не стремилась сохранить ценный экспонат – она всё равно отвела статуэтке отдельную комнату. Просто чтобы не мучить.
В общем, статуэтка стояла под замком, а ключ был у Крикси, и гостей она пускала в ту комнату строго по двое. Пожалуй, можно было бы иногда доверять ключ Цопии, но тогда на Крикси разобиделись бы все остальные её друзья...
Или просто – все друзья. Стыдно признаться, но Крикси так и не решила, готова ли она считать Цопию своей подругой.
Нет, та здорово помогала ей. Цопия искренне интересовалась волшебными вещами и много знала про них... пожалуй, больше, чем Крикси, в этом-то и была проблема. В глубине души Крикси понимала, что у Цопии даже больше прав на этот музей.
Но ещё она понимала, что в музей Цопии ходило бы гораздо меньше гостей. И, чего уж там, испытывала некоторое злорадство по этому поводу.
Потому что Крикси была обыкновенной. Такой, как все. И могла создать то, что всем понравится. А Цопия была умной... слишком умной. И странной. Порой Крикси казалось, что одно связано с другим. Может, мозг у неё плохо помещается в череп, а оттого опух и начал работать как–то по-другому. Например, Цопия утверждала, что её предками были не пернатые, а рукокрылые. И любила в доказательство этого повиснуть где-нибудь вниз головой.
Ну, впрочем, в музее чудес такой «экспонат» был как раз к месту.
А ещё на Цопию можно было спихнуть уборку.
То есть... ей как будто даже нравилось это. Соответствовало её серьёзной и дисциплинированной (хоть иногда и перевёрнутой) натуре. А Крикси – как все нормальные люди! – уборку ненавидела. Но иногда, когда Цопия упархивала по каким-то своим делам, ей всё-таки приходилось этим заниматься.
Казалось бы, ну кто может её заставить?! А вот ответ – она сама. Это ведь её музей.
И всё же как приятно было бы спихнуть эту тягомотину на Цопию...
Крикси тоскливо вздохнула – в который уже раз! – и смахнула локтевыми перьями пыль с хрустального яйца. Таких в Гнездовье имелось навалом, даже больше, чем зеркал, и Крикси не стала бы тащить их в музей – но это яйцо показывало прошлое вместо будущего. Казалось бы, ну какой в этом прок?.. Однако на деле прошлое – скелеты в шкафу, грязные тайны и не предназначенные для чужих ушей разговоры – оказалось куда занимательнее невнятного будущего. Яйцо стало причиной множества ссор и скандалов, прежде чем попало к Крикси. Да и отсюда его не раз пытались стащить. Но Крикси пригрозила, что обидится и закроет музей, а потому воришки объявлялись гораздо реже, чем могли бы.
Хотя сейчас Крикси и вору обрадовалась бы. Хоть какое-то развлечение.
Крикси обмахнула яйцо ещё раз, скептически поглядела на результат, поворачивая голову из стороны в сторону, и решила, что с неё хватит. Вот разве что цветы ещё польёт.
Но когда она спускалась по лестнице, деревянные ступени которой были уже до белизны исцарапаны когтями, кто-то постучал в дверь.
Громко постучал и нагло, словно его тут должны были ждать, не сходя с порога, и первую радость Крикси (ура, посетитель!) как ветром сдуло. Кажется, она знала, кто это.
Ну конечно!.. За дверью стоял Журак.
Журак он и был журак, полный. Главный задавака и тупица всего Гнездовья. До музея Журак до сих пор не снисходил, но теперь, видно, популярность Крикси встала ему поперёк клюва. Вот и заявился.
Крикси тихо порадовалась, что сегодня в музее нет Цопии. Они с Жураком не выносили друг друга и скандал, устроенный ими при личной встрече, был бы хуже всего. Даже уборки.
Впрочем, как знать?.. Может, без этого ещё и не обойдётся. Журак с его кислой рожей и раздутым самомнением прямо-таки напрашивался на взбучку. Уже сейчас он обводил прихожую (и саму Крикси!) таким взглядом, словно на помойку явился.
– Добро пожаловать, – неохотно выдавила девочка.
Что поделать, она обещала пускать в музей всех. Даже тупиц.
А Журак даже кивнуть в ответ не сподобился!..
– Так это и есть твой чудесатый дом? – проскрипел он, так сильно запрокинув голову, что Крикси почти услышала хруст позвонков. – Ну... и на что тут посмотреть можно?
Крикси молча сунула ему склянку, из которой собиралась поливать цветы. Нет, воды там не было – по крайней мере, внутри; вода лилась из облака, шапкой выпирающего над склянкой. Под облаком была зелёная горечь, на самом дне – огонь, а между ними – ещё пять разных слоёв.
Особой пользы, кроме дождичка, от этого зелья не было. Но Крикси приспособила его для полива цветов и не прогадала – цветы вырастали красивые, большие и радужные. Само зелье тоже было красивое и всем нравилось.
Всем, кроме Журака. Он смерил склянку всё тем же презрительным взглядом.
– Что это? Жижа какая-то...
Крикси очень хотела треснуть его клювом по лбу, но сдержалась. Отставила «жижу» в сторону и повела засранчика дальше. В конце концов, хоть что-нибудь его да проймёт?!
Какое там!.. Жураку ничего не нравилось. Начал он с критики в адрес зеркал (те ответили ему взаимностью), а дальше ворчал, нудил и ныл, и через полчаса Крикси твёрдо была уверена, что гуляет по дому в обществе недозрелого лимона. Ну, может быть, у него и были некоторые поводы для недовольства... Ведь Крикси показывала ему не всё. Про рыбью воду, от которой кожа покрывалась чешуйками вместо перьев, она даже не заикнулась. Ещё чего! Воды было немного, Крикси выдавала её по капельке и далеко не всем – лишь тем, кто сделал что-нибудь взамен для музея или тем, кто особенно ей нравился. Журак не входил ни в одну из этих категорий.
И к многоликой статуэтке она его не повела. Два Журака на один дом – это уж слишком.
Может, и зря. Уж собственную-то персону он обожал.
Но статуэтка осталась под замком, а зеркала гостю не польстили, и Журак в конце концов возмущённо объявил:
– Неужели тут нет вообще ничего интересного?! Ума не приложу, почему этот твой музей все так хвалят!
У Крикси прямо язык чесался сказать, что невозможно приложить то, чего не имеется, но она сдержалась – в самый последний раз.
– Будет тебе интересное, – процедила она.
И повела Журака вверх по лестнице.
Там, вверху, крохотный коридорчик заканчивался дверью, расписанной таинственными знаками. Честно признаться, смысл имела хорошо если четверть из них, по поводу чего не раз высказывалась Цопия. Ей это казалось дешёвой мистикой. Ей казалось, что эта дверь должна выглядеть строго, солидно, не отвлекать от того, что за ней скрывается...
Ну, а Крикси – как и все прочие жители Гнездовья – считала, что обёртка должна соответствовать содержимому.
Или хотя бы воображение будоражить.
Эта дверь запиралась ещё надёжнее, чем та, ведущая к статуэтке. Не на замок запиралась – на заклинания, наложенные целой дюжиной друзей Крикси, да так, чтобы никто не смог в одиночку их распутать. Сама Крикси не смогла бы. И даже всезнайка Цопия.
И вела дверь вовсе не на чердак.
Туда нельзя было войти... только поглядеть в замочную скважину, но и этого всем хватало. Честно говоря, Крикси могла бы выкинуть все свои сокровища и оставить одну лишь эту дверь – и к ней всё равно выстроилась бы очередь. Все в один голос твердили, что это – лучшее, что есть в Старом Доме.
Ну... почти все.
- Вам надо закрыть её.
Крикси глянула на гостью снисходительно.
– Она и так закрыта, не видишь разве? Запечатана заклинаниями. Целой дюжиной, между прочим!
– Я вижу.
Гостья хмурилась. Глядела на дверь с опаской. Многие сначала пугались, но эта-то издалека приехала, многого навидалась... А получается – просто хвасталась.
– Надо закрыть её, – снова завела эта зануда. – Навсегда избавиться от прохода. Иначе это кончится...
Гостья сбилась. Примолкла.
– Чем кончится-то? – с любопытством спросила Крикси. Пророком в Гнездовье пытался заделаться каждый второй, и на них даже делали ставки – сбудется, не сбудется.
Но гостья молчала.
Наверно, просто кончится, и всё. Не самое красочное пророчество.
Крикси тряхнула головой, отгоняя воспоминания. Журак точно не станет изрекать мрачных пророчеств, ему фантазии на это не хватит. А если снова вздумает клюв задирать – она его в окно выкинет, честное слово!..
Знаки на двери явно пришлись Жураку не по нраву, как и всё, чего он не понимал.
– Ну, и что там? – недовольно спросил он. – Почему ты не открываешь?
– Эта дверь никогда не открывается, – пояснила Крикси. И торопливо, пока Журак её не перебил, добавила: – Но!.. Ты можешь заглянуть в замочную скважину.
Журак покосился на неё с явным подозрением. Крикси ожидала, что он вот-вот начнёт скандалить, но, видимо, загадочные знаки настолько сбили его с толку (а Цопия ещё их критиковала, ха!), что Журак безропотно склонился и приник глазом к отверстию.
И оцепенел.
Крикси возликовала. Сработало!!! Она утёрла-таки клюв этой самовлюблённой дубине!
Девочка хорошо представляла, что сейчас видит Журак и что его так ошеломило. Она сама затаивала дыхание каждый раз, заглядывая туда – а ведь она-то могла смотреть сколько угодно... Но зрелище было не из тех, что надоедают, ведь там, за дверью, спал дракон.
Кто и когда превратил чердак обветшавшего дома в портал, связавший Гнездовье с чужим неведомым миром? Брат Крикси? Кто-то, живший здесь до него?.. Крикси не знала. Не знала она и того, кто заколотил вход на лестницу – наверно, какой-нибудь депрессивный пророк вроде той приезжей девчонки. Для Крикси всё началось в тот момент, когда они с друзьями отодрали доски и нашли Дверь, которая, конечно же, стоила того, чтобы называть её с большой буквы.
Помнится, когда Крикси впервые прикоснулась к медной, позеленевшей от старости дверной ручке, перья у неё не то что зазудели – встали дыбом! Из хвоста одно даже выпало. Поэтому она и заглянула в замочную скважину, прежде чем открыть Дверь. И оцепенела вот так же, как Журак сейчас.
Долго ей так стоять не дали, отпихнули в сторону, и у Двери завязалась небольшая битва за право посмотреть, что же там такого сногсшибательного. К счастью, все так вцепились в замочную скважину, что никто не удосужился распахнуть Дверь... А уж потом они всё обсудили и на удивление единодушно пришли к выводу, что заходить за Дверь вообще не стоит. Видно, не только у Крикси перья были чувствительные.
Но просто посмотреть в скважину... От этого вреда не будет, верно ведь?
Конечно, если бы дракон уставился на Крикси в ответ, она с перепугу вообще все перья порастеряла бы. Но он не обращал внимания на наблюдателей – да и почти не шевелился. Дракон спал. Всё время, когда бы к нему не заглянули. Что его окружало – никто не мог понять, то ли скалы, то ли тёмные облака, то ли что-то вовсе неведомое, иномирное. Зато самого дракона можно было разглядеть целиком, от кончика хвоста до ноздрей, откуда сочились тонкие струйки дыма. Дракон спал, свернувшись клубком, и лишь изредка ворочался. Расстояние до него тоже оценить не получалось. Если он весь был виден через крохотную замочную скважину... То ли дракон лежал где-то в отдалении от портала, то ли просто не отличался величиной. Как бы там ни было, а воздух того пространства – или что-то ещё – позволял разглядеть каждую чешуйку, каждую складку драконьей шкуры.
И он, даже спящий и неподвижный, был такой... такой...
Волшебный.
Могущественный.
Крылатый.
Журака – и того проняло, а это дорогого стоило.
Крикси не торопила его. Даже Журак не заслуживал того, чтобы его отрывали от такого зрелища. Но, выждав время, она всё-таки потрясла его за плечо. Так со всеми приходилось делать, а иначе бы этот коридорчик уже битком набился прилипшими к двери зрителями.
Журак даже ругаться не стал, молча пошёл за девочкой. Но к концу лестницы всё-таки очнулся.
– Эй, ну так нечестно!..
Крикси сердито скрежетнула клювом. Уж кто бы сомневался. Журак всем и всегда недоволен. Сейчас, надо думать, он потребует вернуться назад...
– Почему я должен смотреть только в скважину?! Я хочу открыть дверь!
– Чего?!
Нет, всё-таки ему удалось её удивить. Такой наглости Крикси даже от Журака не ожидала.
– Открой дверь! – обиженно повторил Журак. – Сейчас же!
– Не открою. Нельзя. Эта дверь ни-ког-да не открывается.
– Это ещё почему?!
– Потому что! – отрезала Крикси.
Объяснять Жураку про опасность она не собиралась, всё равно не поймёт. Взрослые считали всех птенцов Гнездовья безбашенными и пустоголовыми, но будь это действительно так, Гнездовье и дня бы не выстояло. Птенцы умели выживать – а это невозможно без осторожности. Однако... иногда встречались типы вроде Журака.
Он уже открывал клюв, собираясь спорить дальше, но в глотке Крикси бурлил гневный клёкот, и Журак неохотно примолк. В магии он точно уступал Крикси; в драке, может, у него и были бы шансы... но вот храбрости точно не хватало.
Крикси подтолкнула противного мальчишку к выходу. Журак неохотно подчинился, что-то бурча с предусмотрительной неразборчивостью. Крикси шла за ним след в след, заранее радуясь избавлению от неприятного гостя... и пропустила момент, когда Журак смахнул на пол дождевую склянку, так и стоявшую на столике возле входной двери.
Крикси завопила и кинулась её ловить. Ну, а Журак тем временем бросился вверх по лестнице.
Девочка в спешке пихнула склянку на место и бросилась следом, отчаянно ругаясь. Вслух она костерила Журака, мысленно – его же пополам с собой. Попасться в такую дурацкую (журацкую, ха-ха) ловушку!..
Он был шустрый, что тут скажешь. Когда Крикси добралась до Двери, Журак уже копошился там, бормоча заклинания и царапая замок когтем. С кончика когтя слетали искры. Некоторые из них исчезали в замочной скважине, но большинство, вспыхнув, тут же гасли с шипением и противным чадом.
Он даже не смог сообразить, что зачарован не замок, а сама дверь!.. А открыть и подавно не смог бы, но Крикси была в такой ярости, что тут же отбросила Журака в сторону, и тот крепко приложился об стену.
– Убирайся! – пронзительно закричала она. – Пошёл вон, обезьяна безмозглая! Кретин! Пингвинище жирнозадое! Страус!!!
Тут уж Журак возражать не стал, хотя сравнения с нелетучими птицами могли обидеть любого. Он ошалело встряхнулся, вскочил на ноги и помчался вниз с истинно страусиной скоростью. Крикси бежала следом, успев всё-таки пару раз стукнуть недоумка клювом по темечку.
С крыльца Журак слетел кубарем – Крикси на прощанье ещё и пинка ему дала.
– И чтоб больше не возвращался! – крикнула она вслед. И с треском захлопнула дверь.
Эта сцена доставила немалое удовольствие Цопии, как раз шедшей к Старому Дому из библиотеки. Она на самом деле не выносила Журака и даже пожалела, что не видела заданную ему взбучку с начала до конца. Ей хотелось расспросить Крикси... но, пожалуй, чуточку попозже. Когда Хранительница (мысленно Цопия называла Крикси именно так) в настолько дурном настроении, лучше ей на глаза не попадаться.
Так что Цопия удобно устроилась на ближайшем заборчике и открыла одну из прихваченных с собой книжек.
Крикси действительно была в бешенстве – и даже в стенку швырнуть нечем, вот что обидно!.. Всё, что есть, нужное. Включая стенки.
Так что Крикси просто наорала на первое попавшееся зеркало и пошла наверх, чинить Дверь. «Чинить» – это было слишком громко сказано, Журак оставил на ней всего несколько царапин, но Крикси никаких его следов в своём доме не хотела.
На середине лестницы её тряхнуло.
Крикси замерла, не понимая, что происходит. Тряслись ступени под ногами – и стены с потолком, кажется, тоже. Толчок как будто шёл откуда-то сверху. Журак, что ли, влез на крышу и что-то там вытворяет?! Ну, сейчас он с этой крыши и слетит! И плевать ей, расшибётся он или нет! Раз мнит себя таким великолепным, пусть крылья отращивает!
Крикси перешла на бег. На крышу можно было попасть через маленькое окно всё в том же коридорчике. То есть, конечно, когда-то это делали через чердак, и так наверняка было удобнее... но чердачная дверь давно уже вела не туда.
Следующий толчок настиг Крикси, когда она уже распахивала окошко, и девочка снова замерла, поняв, что тряска идёт не с крыши.
Тряска шла от Двери.
Крикси метнулась к ней, прижала к доскам пальцы – и тут же отдёрнула. Дверь была горячей. Да что там, почти пылала!.. Не тем волшебным теплом, которое источали артефакты, а обычным огненным жаром. Простое дерево давно вспыхнуло бы; это, заколдованное, ещё держалось, но...
Раздался треск. Доски кривились от жара, расходились в стороны, образуя щель.
Крикси бросилась вниз.
Нет, она не сбегала. Пока что. Она выплеснула на Дверь всю рыбью воду, слоистое дождевое зелье и, наконец, два ведра обычной воды. Она выкрикивала при этом все охлаждающие и укрепляющие заклятия, какие могла вспомнить. И лишь когда жар стал почти невыносимым, толчки сотрясали дом каждую секунду, а по стенам пошли трещины – тогда Крикси выскочила наружу, провожаемая пронзительным визгом зеркал.
По пути она сдёрнула с забора Цопию. Та, подумать только, так увлеклась какой-то книжкой, что не замечала трясущегося за её спиной дома!..
– Крикси, что...
– Бежим!
Зачем и куда, Крикси пока не думала. Она даже о Цопии сразу забыла и понятия не имела, следует ли та за ней. Её подгонял страх перед тем, что рвалось наружу с не-чердака. Главное – оказаться подальше, прямо сейчас, а там уже можно поразмышлять. Потому что иначе размышлять может быть уже и некому!..
Крикси успела пробежать пол-улицы, прежде чем врезалась в кого-то. Даже удивительно, что этого не случилось раньше.
Она попыталась обогнуть препятствие – а с перепугу Крикси было без разницы, живое оно или нет – но её схватили за плечи с такой силой, что когти впились в кожу, и крепко встряхнули.
– Я же говорила тебе!..
Крикси наконец сфокусировала взгляд на живой преграде. Ну конечно!.. Нила, та самая чужачка-недопророчица. Явилась порадоваться тому, что её предсказание всё-таки сбылось.
Крикси было не до того, и она попыталась вырваться, но чужачка держала крепко.
– И что ты теперь собираешься делать?!
– Да я и сама бы хотела знать! – гаркнула Крикси.
– Вот и я хотела бы знать... – неожиданно тихо и как-то тоскливо произнесла Нила, глядя вдаль, за плечо Крикси, туда, где рушился Старый Дом.
Крикси не выдержала и тоже обернулась. Дом уже исчез из виду, но над деревьями вставали клубы дыма. Крикси повернулась обратно.
Странно. Обычно у пророков после «а-я-же-предупреждал» следует план действий. Далеко не всегда верный, но непременно подразумевающий повиновение гению, который так точно всё предвидел. А у этой нет?..
Ладно, Нила вообще была странная. Но при этом не настолько яркая, чтобы стать центром внимания, а сами по себе странности для Гнездовья не редкость. Чужачка затерялась в хаосе их городка, и Крикси не обращала на неё внимания, а может, и стоило бы...
Она приехала издалека – по её словам. Это уже было редкостью. Другие птенцы Гнездовья рождались здесь, в ближних городах и деревушках.
Другой редкостью было имя – Неонила. Крикси, например, никогда такого не слышала. Это подтверждало её нездешнее происхождение... если, конечно, Неонила не придумала себе имя сама. Спасибо хоть разрешила сократить до Нилы, а то вообще было бы не выговорить.
Оперение она тоже носила необычное. Необычайно унылое. Цвета мокрого песка, и даже ни единого пёрышка потемнее или посветлее, а о ярких и говорить нечего. Крикси, перекрашивавшая собственные перья так часто, что уже забыла их настоящий цвет, искренне удивлялась вкусам чужачки. На родине у неё, что ли, мода такая?..
Но о родине этой Неонила ничего не рассказывала. И никаких особенных магических умений не демонстрировала. Кое-какие умники и умницы – та же Цопия – утверждали, что у Нилы нестандартное мышление и свежий подход (что бы это не значило), и можно было бы ожидать, что Нила подружится с этими умниками, но этого так и не произошло. Впрочем, близких друзей у неё вообще не было. Наверно, Ниле нравилось одиночество.
А вот дракон, спавший в Старом Доме, ей не понравился. И сейчас, кажется, Крикси предстояло узнать – почему.
Неонила продолжала смотреть вдаль, и теперь уже Крикси пришлось её встряхнуть. В конце концов, ей нужна чья-то помощь, так почему бы не Нилина?.. В одиночку она точно не справится.
– Эй! Очнись! Идеи есть? Ты знаешь что-нибудь о... ну, об этом всём?
– Больше, чем хотелось бы, – с горечью произнесла Нила.
– Я имею в виду – что-нибудь конкретное, – на всякий случай уточнила Крикси. – А не только то, что всё будет плохо.
Неонила медленно кивнула и вдруг издала короткий скрипучий смешок.
– Я знаю довольно много конкретного. Но всё действительно будет плохо.
Словно в подтверждение этого землю у них под ногами тряхнуло. Кажется, дракон не собирался ограничиваться разрушением одного дома.
– К делу давай! – заорала Крикси. – Что происходит вообще?! Он что, под нас подкопался?
– Нет. Просто... вы неправильно его видели.
– Да хватит уже говорить загадками!
На улице начиналась паника. Нила схватила Крикси за руку и оттащила к обочине.
– Что ты, никаких загадок. Он слишком большой – вот в чём дело. Через вашу замочную скважину вы видели его во много-много раз меньшим, чем он есть на самом деле.
Крикси кивнула. Это звучало разумно. Интересно, каких дракон на самом деле размеров? Судя по этой тряске, не меньше чем с дом. А может, и с два дома. Хотя сейчас важнее всего другое.
– Делать-то что?
– Для начала... – Нила почти не раздумывала. Наверно, план у неё всё-таки был. – Найти хорошее место для колдовства. Здесь есть такое?
– Ещё бы!
Крикси потащила Нилу за собой, на бегу не прекращая расспросов.
– А с чего он такой злой?
– Он не... – Неонила запнулась. – Я даже не уверена, можно ли назвать его злым в прямом понимании этого слова. Просто ты разбудила его, и...
– Да не я это! Это Журак!
Крикси вспомнила искорки, просочившиеся в замочную скважину. Наверняка магия Журака такая же противная, как он сам, похожая на вредных кусачих мошек. Неудивительно, что это рассердило дракона!..
– Неважно, кто именно, – отмахнулась Нила. – Важно то, что дракон проснулся и стремится вырваться наружу. Через ваш портал. Могу предположить, что это единственный выход из того пространства, где он был... а может, его привлекает магия.
Крикси содрогнулась.
– И он решил всю её съесть?!
– Интересная гипотеза. Но даже если ты права, беда не в этом.
– А в чём?!
Жизнь без магии Крикси не могла себе представить.
– Я же говорю, он слишком большой, – повторила Нила. – Выбираясь сюда, он разрушает всё вокруг, вольно или невольно. Вот как мы, ходя по улицам, не замечаем попадающих нам под ноги жуков. Он разрушит... всё.
– Весь город?
– Весь мир.
Крикси даже споткнулась. И ошалело потрясла головой. Нет. Нет, это просто невозможно. Даже если дракон больше человека настолько же, насколько она больше жука... весь мир?..
Нет, ему это не под силу. Наверняка Нила преувеличивает. Может, от страха.
Но бояться-то было чего, и об этом напоминали усиливающиеся подземные толчки.
– И как мы с ним справимся?!
Крикси боялась ответа «никак», но Нила неожиданно её обрадовала:
– Мы можем его изгнать. Если постараемся.
– Туда, откуда он пришёл?
– Нет, туда – вряд ли... это пространство, оно... слишком странное... Сложно объяснить. Я и сама до конца не понимаю. Но можно найти какой-нибудь пустой мир, где нет ни людей, ни животных, ни даже растений... Только камни. Или лёд, или газ – неважно. Главное, безжизненный. Если изгнать дракона в такой мир, там он не сможет причинить никому вреда.
– Но это же...
Крикси в растерянности остановилась. Найти такой мир, открыть портал... Это не под силу даже всем птенцам Гнездовья, собравшимся вместе. С уже открытым порталом и дети могут многое сделать. Но создавать новые связи между мирами – работа для взрослых, а взрослых волшебников в Гнездовье не было. Не было их и в ближайшей округе. Они где-то там... далеко, у них своя жизнь и свои чародейские города. Иногда, конечно, они возвращаются. Навещают оставленных позади родичей. Но слишком уж редко. Крикси даже брата не может дождаться. Глупо ожидать, что вот прямо сейчас в Гнездовье заявится взрослый волшебник, достаточно могущественный, чтобы управиться с драконом. А где их искать, Крикси не знает. И если даже найдёт, за время поисков Гнездовье будет разрушено. А может, и не только оно...
– Я знаю, как это сделать, – вторглась в её мысли Неонила.
– Что?..
– Я знаю много разных миров. И найду подходящий. И как открыть портал, я тоже знаю, но вот делать это придётся тебе.
Такого финала Крикси точно не ожидала.
– Это ещё почему?!
– Потому что... – казалось, Нила колеблется. – Мне не хватит силы.
– А мне разве хватит?
Крикси глядела на Нилу с недоверием. Она, конечно, любила прихвастнуть перед друзьями, однако сама себя трезво оценивала. Она была неплохой волшебницей, это да. Но не больше.
– И тебе не хватит. Но ты можешь взять силу у кого-нибудь другого. Есть такое заклятие...
Следующие слова Нилы заглушил грохот. Крикси испуганно подскочила. Посреди улицы на её глазах пролегла тонкая трещина – пока всего лишь линия, не провал, но... Ох, нет у них времени на разговоры!..
Но Крикси в жизни не слышала ни про какие силокрадные заклятия. То, что рассказывала Нила, звучало слишком уж подозрительно, и Крикси снова вцепилась в неё с расспросами:
– А ты-то почему им не воспользуешься? Почему сама не возьмёшь чужую силу?
– Потому что не удержу, – коротко ответила Нила.
Толку с этих вопросов... Из трещины тонкими струйками начинал сочиться дым, и Крикси в отчаянии выкрикнула:
– Да откуда ты вообще всё это знаешь?! Про дракона, про заклятие... про другие миры!
Неонила оставалась спокойной.
– А я не местная.
– Это я и так...
Крикси запнулась.
– И насколько... не местная?
Нила снова скрипуче засмеялась.
– Настолько. Пойдём-ка отсюда, а то поджаримся.
Они пробирались закоулками среди домов. Все эти проходы, повороты и тупики сплелись друг с другом в полном беспорядке – словно город сложили в одну большую коробку, а потом хорошенько её встряхнули. Новичкам, попавшим в этот лабиринт впервые, приходилось хорошенько поколдовать, чтобы не заблудиться. Но Крикси отлично знала Гнездовье... для того, чтобы выбирать дорогу, ей даже думать не требовалось. И хорошо, а то разум её сейчас был совершенно пуст.
– Ваш мир отторгает меня, – заговорила Нила у неё за спиной. – Я не могу колдовать здесь в полную силу. Если бы не это... Но я не справлюсь. Мне даже чужая сила в руки не дастся. Потому что для меня она по-настоящему чужая. Все вы принадлежите этому миру, и он крепко вас держит. Как думаешь, ты знакома с одиночеством? Хоть кто-нибудь из вас?..
Крикси было совсем не до того, и она промолчала. Какая-то крошечная частичка внутри неё – та, что осталась с раннего детства, с тех пор, когда Крикси ещё не знала о собственном даре и считала волшебников всемогущими – надеялась на чудесное спасение. Вдруг вот-вот явится взрослый волшебник и... Но зачем им беспокоиться о чужих детях? Они ведь даже своих бросают. Отсылают яйца на высиживание в другие города, туда, где нет волшебников, туда, где жители не заняты ничем важным и могут потратить время на возню с малышнёй. Волшебникам ни к чему дети, не способные даже стать наследниками. Ведь магические способности не передаются напрямую от родителей к детям. Впору бы подумать, что наследственность тут вовсе ни при чём, но вот же брат Крикси, как и она сама, волшебник?.. С братьями и сёстрами часто такое случалось. Волшебство работало странно... а впрочем, на то оно и было волшебством.
И всё равно в Гнездовье ходили слухи. О немногих яйцах, никуда не отосланных, о птенцах, растущих прямо в волшебных городах. Может, их вовсе не существовало, но им жгуче завидовали. Кое-кто даже считал таким птенцом Неонилу, но чаще эту теорию безжалостно высмеивали. Если Нила родилась и росла в настоящем волшебном городе, зачем бы ей его покидать?! Предположение, что их Гнездовье лучше, было, конечно, лестным, но, чего уж там, не слишком правдоподобным.
А подлинная правда про Нилу никому бы и в голову не пришла...
Крикси настолько утратила связь с разрушающейся реальностью, что настоящей Ниле пришлось дёрнуть её за хвост, чтобы привлечь внимание.
– Здесь.
– А?..
– Вот здесь подходящее место. И подходящая жертва.
Тут уж Крикси мигом очнулась.
– Жертва?!
– Чтобы взять её силу, – напомнила Неонила. – И изгнать дракона. Иначе мы все умрём.
– Вот спасибо, что напомнила, – съязвила Крикси.
И огляделась.
Место действительно было подходящее – ноги сами принесли её на знакомый холм, где колдовали давно и много. Сначала – всего лишь потому, что с холма было далеко видно, да и сами заклинатели могли покрасоваться. Но со временем холм пропитался магией, и колдовать здесь стало легче, чем в любом другом уголке Гнездовья. Если хочешь сотворить какие-нибудь сложные чары – ну, или просто полюбоваться городом – лучшего места и впрямь не найти.
Сейчас любоваться особо было нечем. Вместо её дома (а Крикси когда-то специально приходила сюда, чтобы проверить, видно ли с холма чучело дикобраза на крыше или надо ещё немножечко его подрастить) клубился сплошной дым, густой и чёрный, столбом уходящий в небо. Крикси с ужасом обнаружила, что струйки дыма потоньше поднимаются почти со всех улиц – а значит, земля потрескалась уже и там. Дракон действительно был размером никак не меньше, чем с город.
– Вот жирюга! – вырвалось у неё. – Откуда такой вообще взялся?!
Вопрос был риторический, но Нила печально вздохнула за её спиной:
– Если бы я знала. Хотя, может, этого лучше и не знать. Эти драконы... я многое повидала, но всё ещё не в силах представить, из какой они реальности... Или из нереальности.
– Так их много?! – возопила Крикси.
– Я когда-то думала, что всего один, – горько сказала Нила. – А потом увидела вашего. Если есть двое, может быть сколько угодно, верно?
– Кх, – только и сказала на это Крикси.
Ей явно не хватало воздуха.
Девочка вновь завертела головой по сторонам, но везде был дым и дым, и его становилось всё больше, словно другая реальность – или, чтоб её, нереальность, и Крикси чуть не упала от облегчения, когда увидела среди этого хаоса знакомую перевёрнутую фигуру. Цопия выбрала дерево повыше, повисла на ветке вниз головой и оттуда наблюдала за происходящим. Цопия...
Цопия?!
Крикси чуть когтями в Нилу не вцепилась.
– Ты что, её предлагаешь в жертву?!
Нила уставилась на неё в упор, так неподвижно и пристально, словно вот-вот клюнет.
– Она умная и сильная. Нам подходит. А кроме того, других вариантов всё равно нет.
Тут Нила была права. Все, кого хотя бы мельком заметила Крикси, куда-то неслись и быстро пропадали из поля зрения. Только Цопия оказалась настолько хладнокровна – или безумна – чтобы просто смотреть.
Крикси всегда это раздражало. И холодное въедливое любопытство Цопии, и манера висеть вниз головой, и многое-многое другое. Но не настолько же, чтобы...
А Неонила уже бормотала ей в ухо слова заклятия – слова, живущие собственной жизнью, слова-черви, вгрызающиеся в мозг Крикси. Она не смогла бы упустить ни одного из них, даже если бы очень постаралась.
От последнего слова девочка отшатнулась, как от удара.
– Нет.
– Что ты сказала? – переспросила Нила.
– Я сказала – нет! – отрезала Крикси. – Не буду этого делать!
Её трясло. Услышав заклятие, невозможно было не понять, насколько оно на самом деле ужасно. Ещё хуже, чем Крикси думала. И вовсе не потому, что его нарочно таким создали. Просто – это тоже стало очевидно теперь – невозможно отобрать у волшебника силу, не забрав жизнь.
– Она так или иначе умрёт, – Нила прекрасно поняла, что так пугает Крикси. – Только уже не одна. Ты этого хочешь?
– Всё равно! Не могу, и всё тут!
Крикси действительно чувствовала, что не может – так же, как не смогла бы взлететь без крыльев или голыми руками запихать дракона обратно в портал, из которого он лез. Не может, и всё тут. Даже Журака она не решилась бы убить – хотя он-то как раз заслужил это за то, что разбудил дракона.
Нила рассердилась всерьёз.
– Да если бы она знала, для чего нам нужны её сила и её жизнь, она бы с радостью их отдала!
– Вот иди и скажи ей об этом! – заверещала Крикси в ответ. – Слабо, да?!
– У нас нет времени на уговоры!
– Ага, значит, уговоры всё-таки понадобятся?!
– И на споры тоже нет!
– Ну и не ори на меня!
– Сама не ори!
Крикси бросилась на Нилу, и они покатились с холма взъерошенным визжащим клубком, теряя по дороге перья. Крикси клевалась и царапалась, Нила пыталась её придушить, и в запале они даже не заметили, что падают как-то дольше, чем могли бы. Да и трясло их не только от собственных кувырков.
А затем пришла тьма.
Крикси мигом притихла, примолкла, выпустила Нилу – да и была ли ещё Нила рядом?.. От неожиданности она даже зажмурилась. Потом спохватилась, открыла глаза и принялась усердно таращиться во тьму, стараясь высмотреть хоть один проблеск света.
И он явился. Один, другой, третий... Искорки во тьме. Очень знакомые. Звёзды. Минуту назад светило солнце, а теперь Крикси со всех сторон окружало ночное небо. Вверху, и слева, и справа – везде была ночь.
Крикси обернулась. Там сияла ещё одна звезда. Огромная, хищная, раскинувшая свои лучи стальной ловчей сетью. Настолько ослепительная, что Крикси снова зажмурилась, но и в темноте под её веками плясали жгучие пятна. Девочка опустила голову, чтоб уж точно не столкнуться взглядом с этой звездой ещё раз, кое-как разлепила глаза и увидела внизу, в тёмной бездне под своими ногами, Шар.
Как-то сразу стало понятно, что он именно с большой буквы – как та проклятая Дверь. То есть наоборот. За Дверью спала (и проснулась) смерть, а Шар был живой и очень красивый, зелёно-голубой, в белых завихрениях, напоминающих... да, пожалуй, напоминающих облака. Только маленькие, словно смотришь на них очень-очень издалека.
До Крикси понемногу стало доходить, что так оно и есть.
А затем на Шар с краю начали наползать другие облака, серые, плотные, наглухо скрывающие зелёное и голубое. Дымные облака. Кое-где среди них вспыхивал огонь – и в ответ на эти вспышки раздался крик.
– Нет! Нет, нет, нет!!!
Всё-таки Нила никуда не делась. Это она кричала так отчаянно, словно на её глазах рушился родной мир.
– Нет, – эхом повторила Крикси.
Она только сейчас заметила, что они вдвоём находятся внутри прозрачного пузыря – да и то лишь потому, что Нила в ярости ударила по оболочке когтями, заставив её на миг вспыхнуть радужными разводами. Защитный барьер. Не яйцеобразный, какой сотворил бы любой из птенцов Гнездовья, а идеально круглый – и эта деталь развеяла остатки сомнений. Крикси до конца осознала, что Нила – нездешняя. Даже если так кричит.
Вместе с этим треснуло и рассыпалось её шоковое спокойствие. И Крикси вновь вцепилась в Нилу всеми когтями. Рывком развернула к себе.
– Ты зачем нас сюда притащила?!
В том, что это сделала Нила, она не сомневалась.
Нила закричала ей в лицо, протяжно и бессловесно. И с треском захлопнула клюв.
– Потому что, – неожиданно спокойно сказала она, – лучше всего на свете я умею сбегать. Несколько столетий только этим и занималась. Дошло, как видишь, до автоматизма.
Крикси не знала, при чём тут какие-то гавкающие томаты, и знать не хотела.
– Верни меня домой! Сейчас же! А сама проваливай в свой мир, если хочешь!
Неонила вздрогнула.
– Очень. Очень хочу...
– Вот и!..
– И не могу! Нет больше моего мира!
Крикси даже примолкла на миг.
– Это... как?
Нила качнула головой, указывая вниз, туда, где Шар заволакивало дымом.
– Вот так.
Крикси разжала когти и отступила на шаг.
– Твой мир...
– Да.
– Ты поэтому...
– Предупреждала тебя? Да.
– Но почему ты не объяснила?!
Неонила отвернулась и замолчала. Крикси уже примерилась снова её трясти, но тут Нила всё-таки ответила – глухо, еле слышно:
– Я хотела надеяться, что он никогда не проснётся.
А Крикси, в свою очередь, хотела сейчас от души долбануть её клювом по лбу. Но один раз они уже подрались, и куда это их привело?.. Сюда, в занебесье. Мечта любого волшебника, кстати говоря. Но в таком исполнении она никакой радости не доставляла.
Нила присела на корточки, устремила взгляд вниз. Занебесье не зря так звалось – они были в такой дали, что Шар отсюда казался почти игрушечным. Таким, словно его можно взять в руку. И дым, обволакивающий его, пугал гораздо меньше, чем в те минуты, когда он сочился из трещин прямо у Крикси под ногами. Здравый смысл подсказывал, что это вовсе не так. Но воображение всё равно отказывалось постигать, что же там творится на самом деле. Во всём мире творится. А начиналось всего-то с её дома. Которого наверняка уже нет. И больше никогда не будет.
Дом там, где сердце – или сердце там, где дом?.. Крикси казалось, что она и разум свой обронила где-то там, на улицах гибнущего Гнездовья. Например, когда спихивала Нилу с холма. Пустота в её голове прямо-таки звенела, резонируя с пустотой, разделяющей звёзды.
Звёзды, наверно, были гораздо дальше друг от друга, чем их с Нилой пузырь – от Шара. Но им это не мешало светить. А у Крикси ни света не было, ни даже тьмы, чтобы перебросить мост через пропасть, ничтожную для звёзд и непреодолимую для людей.
Хотя Нила же как-то перебросила...
Но Нила не спешила становиться звездой. И бросала только взгляд вниз, на Шар, почти игрушечный, слишком настоящий; туда, где уже не было видно ни зелени, ни синевы – лишь серые клубы дыма да прорезавшая их огненная трещина, изогнутая, словно молодой месяц.
– Словно улыбка... – выпало из клюва Нилы очередное непонятное слово.
Но горечь и ненависть, пропитавшие его, Крикси ощутила каждой жилкой. И присела рядом с Нилой.
– И что теперь?
Дурацкий вопрос. Но – а в самом деле, что?!
– Теперь, – Нила наклонила голову ещё ниже, стараясь не встретиться с Крикси взглядом, – ты станешь такой же бродягой, как я. Безмирной. Ничейной. Неприкаянной. Но живой – это уже неплохо.
Живой. Крикси смотрела вниз, в дым, и теперь уже её когти невольно царапнули барьер. А сколько за её спиной будет мёртвых? И сколько их за спиной у...
Крикси вперилась взглядом в Нилу так пристально, словно в самом деле ожидала увидеть у неё за плечами сонмище привидений. Их там, конечно, не было, зато сама Нила от переизбытка внимания начала вдруг просвечивать.
Не насквозь, нет. Просто привычный её облик стал зыбким, как туман, а под ним виднелось что-то... кто-то другой. Кто-то странный.
У этой Нилы не было ни перьев, ни шерсти, ни чешуи – только мягкая светлая кожа. Впрочем, нет, на голове всё-таки росла грива, и весьма пышная. Но всё остальное... Даже клюв у неё был кожистый. Или, может, это был не клюв? Под ним виднелось нечто, отчасти схожее со звериной пастью.
Но у зверей есть когти, как у птиц. А если не когти, то копыта. У Нилы же не имелось ни того, ни другого. Тонкие беззащитные пальцы рук выглядели жутковато-болезненно, а ноги заканчивались на редкость неуклюжими ластами, плоскими и маленькими. В другое время Крикси всерьёз озадачилась бы вопросом, как можно на них стоять, но сейчас её лишь одно интересовало.
– И ты совсем-совсем ничего не можешь сделать?!
Крикси знала, какой ответ получит. А не спросить всё равно не могла.
– Нет, – дала тот самый ответ Неонила. – Это почти смешно... Когда мой родной мир погибал, я была слишком неопытна. А сейчас я знаю и умею... не всё на свете, конечно, но много больше, чем ты способна представить. Я могла бы даже повернуть время вспять. Вернуться к тому моменту, когда дракон ещё не пробудился... Но ваш мир, даже умирающий, продолжает отторгать меня. Он не примет мои чары. Не позволит мне спасти его.
– А мне?! Если ты меня научишь! – взмолилась Крикси. – Как тому заклятью! Обещаю больше не спорить! Ну, Нила!..
– Не в том дело, будешь ты спорить или нет. Тебе просто не хватит си...
Нила замолчала так резко, словно ей всунули что-то в клюв (или в пасть, или что там у неё было).
– Нила? Эй?..
– Возьми мою, – вдруг сказала она.
– Что? – Крикси в самом деле не поняла её.
– Возьми мою силу, – повторила Нила. – С помощью того самого заклятия. Тогда ты действительно сможешь повернуть время вспять.
– Но ты же тогда умрёшь! – возмутилась Крикси.
– Но только я, а не целый мир.
Крикси снова глянула вниз. Дым уже не обволакивал Шар, повторяя его форму. Он расползался в стороны бесформенной кляксой. А внутри неё угадывалось движение, заставившее Крикси зажмуриться от испуга.
– Ладно, – сказала она, не открывая глаз. – Давай.
Нила взяла её за руку.
– Слушай...
Уж в такой-то момент никак нельзя было облажаться. Но Крикси слушала невнимательно – так напугало её прикосновение нечеловеческих пальцев Нилы. А ещё до неё запоздало дошло, что Нила с самого начала могла бы предложить себя в жертву, но предпочла подставить Цопию. Крикси почти рассердилась на неё.
«Безмирная, – эхом отозвался в её голове голос Нилы. – Ничейная. Неприкаянная. Но живая. Это уже неплохо...»
Крикси всё-таки открыла глаза – посмотреть на Нилу, запомнить её, попрощаться. Другой облик Нилы по-прежнему размывался туманом иллюзии, и даже на ощупь её рука теперь казалась двойственной, чужой и привычной одновременно.
Это недолго длилось – Нила разомкнула пальцы. И молча кивнула, глядя Крикси в глаза.
На миг Крикси показалось, что она всё-таки не сможет. Просто не откроет клюв, чтобы произнести заклятие. Но ей вспомнилось движение в дыму – и клюв распахнулся сам, то ли для крика, то ли для судорожного вздоха; а вместо того и другого из него выпало хищное слово, первое из череды тех, что дождались всё-таки своего часа.
Крикси роняла их одно за другим, словно градины, и град этот не встречал на своём пути препятствий. Взять силу Нилы оказалось так же легко, как подобрать монетку, оброненную кем-то на мостовую. А на вкус она оказалась горькой. Как лекарство.
Градина за градиной, глоток за глотком... Странное дело, но Крикси почти не чувствовала изменений в себе. Только дышать стала глубже. А вот Нила таяла в воздухе, становясь уже по-настоящему прозрачной.
На прощание она моргнула. Наверно, сил ни на что другое уже не хватало. Но из-за того, что один глаз исчез раньше другого, Крикси показалось, что Нила ей подмигивает.
Защитная сфера мигнула и вытянулась, приобретая форму яйца.
Крикси чувствовала, как держит барьер на кончиках своих перьев, и это помогло ей не растеряться. Остаться одной – достаточно плохо. Но остаться один на один с пустотой... Нет уж, спасибочки.
Крикси держала барьер – а заодно и вспомнила, для чего именно.
Вот тут самое время было бы пожалеть, что она плохо слушала Нилу; самое время было бы устыдиться; самое время было бы ужаснуться, что по собственной глупости она прошляпила последний шанс спасти мир... Но Крикси было не до того. Изменения, которых она не замечала, пока творила заклятие, всё-таки проросли в неё. В её тело, в её разум – и в глаза. Ночь вокруг стала такой же, как Нила до этого. Двойственной. Тьма никуда не делась, и звёзды никуда не делись, и стальное солнце – однако сквозь них Крикси видела много чего ещё. И прямо перед глазами у неё болталась нить, уходящая в бушующее пламя, готовая вот-вот вспыхнуть и сгореть дотла.
Крикси едва успела выхватить из огня толстенький сине-зелёный клубок.
И принялась сматывать нить обратно.
Статуэтка, принявшая его облик, понравилась Жураку, но выклянчить её в личное пользование так и не получилось.
– И что, тут больше нет ничего интересного?! – возмутился он. – Ума не приложу, почему этот твой музей все так хвалят!
– Нет, – сухо ответила Крикси. – Я тебе всё показала, так что можешь не задерживаться. Мне ещё уборку закончить надо.
Просьба уйти возмутила Журака ещё больше, чем нежелание делиться добром. Надо же, эта задавака выгнать его пытается! И врёт к тому же! Вовсе не всё она ему показала! Не зря же по Гнездовью ходило столько слухов...
А он ещё и терпел, тьфу. Не потребовал с порога показать ему самое главное – пусть не воображает, что эти её чудеса так ему нужны. Ну, он ей покажет!..
Журак двинулся к выходу, тихо бормоча, что он думает о Крикси (но не слишком громко, ведь не стоило сердить её раньше времени). У самого выхода он потянулся к склянке с полосатой жижей... и тут же почувствовал жёсткую хватку на запястье.
– Даже не вздумай, – проскрежетала эта жуткая девчонка, приблизив свой клюв (острый! и твёрдый!) вплотную к нему.
Журак был так ошеломлён, что безропотно позволил выставить себя на улицу.
Как?.. Как она успела его поймать?
Словно знала заранее, что он будет делать...
...просто в какой-то миг Крикси ощутила влагу на своих пальцах. Вода лилась из склянки, возникшей в её когтях вместо клубка; точнее, из облака, которое шапкой выпирало над склянкой. Ну, а под ним пестрели знакомые полосы.
А потом кто-то постучал в дверь. Громко постучал и нагло, словно его должны ждать, не сходя с порога...
Выставив Журака и надёжно заперев дверь (пока всего лишь входную, сдерживающую гостей не из других реальностей, а из этой), Крикси, конечно же, бросилась искать Нилу. Если всё вернулось, должна вернуться и она, верно?..
Но Нилы не было нигде в Гнездовье. Она бесследно исчезла. Этому даже не удивлялись особо – раз уж Нила приехала к ним откуда-то издалека, почему бы ей и не отправиться куда-нибудь ещё?..
Крикси бросало в дрожь, когда она слышала эти бесхитростные рассуждения. В них было слишком много правды, которую никто, кроме неё, не знал.
А Нила так и не нашлась. И сказать-то тут было нечего, кроме «магия как всегда».
Пришлось звать Цопию. Во-первых, она была самая умная. А во-вторых, никто другой из друзей Крикси не согласился бы помочь ей запечатать Дверь намертво. Даже Цопия удивилась.
Ещё Цопия удивилась тому, что Крикси знает, как это сделать. И потребовала объяснений. А Крикси не могла их дать. И даже не потому, что всё не-произошедшее было слишком невероятным для пересказа. Просто Крикси сама не понимала, откуда знает некоторые – самые необходимые сейчас – вещи. Ничему подобному Нила её не учила, это точно.
Крикси даже опасалась немножко, а не сошла ли она с ума. Может, её новые «знания» – всего-навсего бред? И не только они, если всерьёз над этим подумать.
Но Дверь запечаталась как миленькая. Бред так хорошо не сработал бы.
Теперь на чердаке был чердак – точнее, туда снова стало возможно попасть. Крикси перетащила туда свой любимый насест, запас печенек и те немногие артефакты, которые у неё не стащили. Отмененный конец света обернулся концом для музея чудес. Самого главного экспоната больше не было, и за это на Крикси разобиделось всё Гнездовье. Из Старого Дома стремительно вынесли всё мало-мальски ценное и интересное. У Крикси остался лишь дикобраз с крыши, который и артефактом-то не был, да несколько зеркал, изрядно присмиревших после того, как при них разбивались собратья. Некоторые из воров были даже более неуклюжими, чем пингвины на суше.
Судьбу кое-каких артефактов Крикси удалось отследить – например, дождевой склянки. Она, похоже, пошла по рукам. Радужные цветы появлялись на всех улицах Гнездовья, то тут, то там, и эта перемена пришлась девочке по нраву.
Зато о многоликой статуэтке Крикси ничего не знала и порой беспокоилась за неё. Мало ли, вдруг новым владельцам захочется её помучить!.. В Гнездовье и такие бывали. В прежние времена Крикси с лёгкостью нашла бы, кого расспросить, но теперь всё изменилось. Вместе с музеем она лишилась друзей. Только Цопия продолжала вертеться рядом – её притягивали недополученные объяснения.
Крикси стоило бы расстроиться из-за этого (не из-за Цопии, конечно, из-за всех остальных). Она и расстраивалась – тогда, когда хватало времени. Гораздо чаще её пугал несуществующий уже портал. Крикси не знала, может ли он открыться снова, и тем более не знала, что ей в таком случае делать, но всё равно предпочитала оставаться в Старом Доме. Стерегла Дверь, которая, хоть и вела теперь всего лишь на чердак, для Крикси навсегда осталась с большой буквы. Компанию ей составляли зеркала, дохлый дикобраз и она сама; и вот последнее-то вдруг оказалось интереснее всего. Более того, стало второй – а может, даже первой по важности – причиной, по которой Крикси некогда было расстраиваться из-за бросивших её друзей.
Нет, Крикси не могла больше видеть сквозь плоть мироздания. Или даже сквозь плоть людей. Не посещала занебесье, не держала время в своих когтях, не... Ей всего лишь снились сны. Странные сны, которых Крикси не могла запомнить. Оставалось лишь ощущение чего-то чуждого, неведомого и вместе с тем очень... простого. Не такого причудливого, какими обычно бывают сновидения. Простого, как реальность.
Крикси знала, что истратила всю силу, взятую у Неонилы. Всю до капельки. Но было что-то... было ли что-то ещё?..
Порой Крикси казалось, что она слышит – чувствует – эхо внутри самой себя. Не в голове, а скорее в теле. Может быть, в костях; недаром же они были полыми.
И Крикси продолжала прислушиваться к себе. Нет, на самом деле не к себе, конечно.
Она надеялась услышать кое-кого другого.
+ бонус!
один из дополнительных источников вдохновения @темы: разное
воскресенье, 30 июня 2024
Live to tell the tale.
Этот текст я выкладываю в основном для того, чтобы наконец от него избавиться (а также по просьбам хтонической общественности).
Идея позаимствована из сна, так что все претензии - к Морфею. Хотя кому я вру? Ко мне, конечно же.
– Итак, дети, добро пожаловать на ваш первый урок трансформаций...
Заполнившие аудиторию ученики не были детьми. Почти что. Подростками – возможно; а чаще всего их уже называли юношами и девушками. Дети – это звучало почти оскорбительно.
Но только не сейчас.
А кроме того, лектор был так стар, что с полным правом мог назвать бы детьми прадедов своих подопечных.
Или, как утверждалось в одной из школьных баек, даже динозавров.
читать дальше– Что есть трансформация? Изменение формы. Превращение, попросту говоря, – лектор усмехнулся в усы, заметив, как высокомерно скривились некоторые из подростков. Простота казалась им чем-то унизительным. – Впрочем, под любым из названий трансформация остаётся одной из сложнейших магических дисциплин. Мы с вами начнём с основ, с изменения неживой материи, и вы убедитесь, что для любых действий в области трансформации требуется высочайший уровень сосредоточения... Но прежде вы должны узнать кое-что такое, что вам едва ли могли рассказать за стенами этой школы.
Лектор неуловимо помрачнел. Как будто даже его усы и борода из белоснежных стали мглисто-серыми, предвещающими грозу. Ученики, и без того внимавшие каждому слову, затаили дыхание.
– Мне хорошо известно, о чём вы мечтаете. О чём мечтает каждый начинающий волшебник. О чём когда-то мечтал я сам, переступив порог школы... Нет, динозавров я не застал, и не надо так на меня смотреть.
В аудитории послышались робкие смешки. Лектор поднял ладонь, призывая к тишине.
– Знаю, изменение неживой материи вы склонны считать лишь вводным этапом. Подготовкой к главному. К изменениям живой материи и, как итог, к изменениям самих себя. Кое-кто из вас – я в этом не сомневаюсь – пустится в подобные эксперименты раньше, чем научится трансформировать шнурки собственных ботинок. Что ж, без дерзости не было бы волшебства... Но и риск огромен. А потому прежде всего вам надлежит узнать, чем опасны самотрансформации.
Напряжение сгустилось настолько, что, казалось, в воздухе вот-вот начнут потрескивать грозовые разряды. Лектор оглядел учеников из-под нахмуренных бровей, искренне надеясь, что ему удалось всецело завладеть их вниманием. Он знал, какими скучными молодёжь считает предостережения и советы, но знал так же и то, что бывает с теми, кто советами пренебрегает.
– Кое-какие слухи на эту тему... сильно искажённые... до вас наверняка доходили. Я имею в виду истории о волшебниках, которые приняли облик того или иного животного и остались в нём навсегда, утратив человеческий разум. Однако на самом деле для того, чтобы утратить разум, нужно очень и очень постараться... хотя, несомненно, некоторым людям это удаётся даже без помощи магии.
Снова в аудитории зазвучали смешки, и снова лектор усмирил всех одним жестом.
– Вы спросите, а в чём же тогда опасность, если разум останется при вас? Но опасность кроется в самой магии, в той её природе, о которой волшебники так не любят говорить. Что? Вы первый раз об этом слышите?.. Да, именно настолько не любят. Мы гордимся величием нашего разума, величием духа, мы привыкли считать, что магический дар ставит нас выше простых смертных... Но правда, дети, правда заключается в том, что магия неразрывно связана с плотью. Магия – такая же часть вашего тела, как рука или нога, и, увы, лишиться её так же просто.
Сейчас аудитория больше всего напоминала гнездо с совятами. Вряд ли хоть где-то ещё можно было увидеть столько абсолютно круглых глаз сразу.
– Как это? – наконец спросил кто-то.
– Да вот так. Меняя облик, вы обретаете физические свойства нового тела... и утрачиваете те, что имели. А так как большинство животных и людей магической силой не обладают, при самотрансформации вы, скорее всего, полностью лишитесь умения колдовать. И, как следствие, не сможете вернуть себе прежний облик.
Совята стали полярными, то бишь побелели. А лектор продолжал урок.
– Отсюда следует вывод, что заниматься подобными превращениями возможно, только заручившись предварительно поддержкой опытного и дружески расположенного к вам мага, который сможет развеять ваше заклятие. Это правило вы помните с первых дней учёбы, развеять чужие чары может только более сильный или, по крайней мере, равный по уровню маг... К слову, только благодаря этому ваши предшественники не превратились поголовно в тигров и черепах. Для учителей обычно не составляет труда расколдовать чрезмерно увлёкшихся экспериментами учеников. Мы сильнее и опытнее вас – пока что. Но, окончив учёбу, вы уже будете отвечать сами за себя...
Дальше Салли слушала вполуха.
Да, конечно, это был важный урок. Очень-очень важный. Но не менее важной была сидящая рядом Саманта.
Честно говоря, Салли напряглась уже тогда, когда подруга предложила (точнее, решила за двоих) занять последнюю парту. Обычно они сидели в первых рядах, и все учителя уже привыкли видеть перед собой две белокурые головки, двух неразлучных и таких разных учениц – стройную, идеальную, уверенную в себе Саманту, которая то и дело забрасывала наставников каверзными вопросами, и пухленькую коротышку Салли, пишущую в тетради, как говорится, носом.
Все их знали. Кроме профессора Грозовое Облако, к которому их класс сегодня впервые пришёл на урок; и, похоже, Саманта не спешила привлекать его внимание.
Подозревать у Саманты внезапный приступ застенчивости было бы так же странно, как ждать от рыбы гидрофобии. Саманта становилась тихоней, только если затевала что-то. Если у неё был план. А планы Саманты обычно не предвещали ничего хорошего.
И вот теперь они сидели за последней партой и слушали учителя, и на словах «при самотрансформации вы полностью лишитесь умения колдовать» Саманта чуть ли не сиять начала этой своей... плановитостью, или энтузиазмом, или вдохновением – как ни назови, но Салли с трудом могла поверить, что никто, кроме неё, этого сияния не замечает. А хуже всего было то, что она совершенно не понимала Саманту.
Ну, Саманта всегда была... на какой там шаг, на сотню миль впереди. И Салли за ней с трудом поспевала. Но сейчас всё как-то совсем уж запуталось. Чем же так вдохновило Саманту услышанное?! Салли прикидывала и так, и эдак, и всё равно не могла сообразить. Ведь не приспичило же Саманте отказаться от магии. Это было бы ещё абсурднее, чем приступ застенчивости.
Нет, Салли не могла понять.
Саманта была её личной неизвестностью, загадкой, помноженной на тайну. А неизвестность пугала Салли – ну, и притягивала тоже, должно быть, иначе почему она продолжала покорно следовать за подругой?.. Но в первую очередь всё-таки пугала.
А для Саманты любые тайны являлись вызовом.
Поэтому сейчас она слушала учителя, деловито прищурясь и не упуская ни слова. А Салли не сводила глаз с её сосредоточенного лица – и изводилась от волнения.
– Саманта! Да постой же, Саманта!..
Салли колобочком скатилась по лестнице, пытаясь догнать подругу. На её вкус, в школе было слишком много этажей и башен. И ни одного лифта. Учителя в них не нуждались, а ученики... наверно, их это должно было подтолкнуть к совершенствованию искусства левитации. Кое-кто так и делал. А кто-то попросту сказал через несколько ступенек сразу.
А Салли, увы, не хватало ни физической ловкости, ни чародейской. Поэтому она пыхтела, отдувалась, судорожно цеплялась за перила и отчаянно боялась когда-нибудь запутаться в собственных ногах.
Хвала звёздам, у подножия лестницы Саманта остановилась и подождала подругу, хоть и нетерпеливо притопывала при этом ногой. Не успев отдышаться, Салли вцепилась в неё и потащила в пустующий боковой коридорчик.
– Ну и куда мы так спешим? – недовольно спросила Саманта, следуя, тем не менее, за подругой. – Ты надеешься найти здесь клад или встретить своего принца?
Салли не ответила. Убедившись, что они отошли достаточно далеко от других учеников, она развернулась к Саманте лицом и взволнованно выдохнула:
– Саманта, что ты затеяла?!
– Затеяла? – невозмутимо переспросила девушка. – Ничего. С чего ты вдруг...
– Саманта! – Салли перебила её, что случалось крайне редко. – Пожалуйста! Я же знаю, что ты что-то задумала, я же не могла не заметить...
– Ну, раз ты такая... замечательная... – голос Саманты стал вкрадчивым. – Зачем мне что-то тебе объяснять? Ты же и так всё знаешь. Кстати, а что именно?
Салли вздохнула.
– Ох, ну... когда мы сидели на уроке... Саманта, ты бы себя видела! У тебя вдруг стало такое лицо... такое... как будто ты услышала что-то особенное.
Саманта приподняла брови.
– Допустим. И что же я услышала?
– Не знаю, – сокрушённо призналась Салли. – Потому и спрашиваю.
– Ну же, Салли, пошевели мозгами! – закатила глаза Саманта. – Ты слышала то же, что и я. Всё, что говорил учитель. Раз уж ты глаз с меня не сводила, значит, заметила, из-за чего у меня стало «такое» лицо?..
Салли вздохнула ещё раз. Их с Самантой беседы без вздохов не обходились.
– Заметила. Учитель как раз говорил о том, что в чужом облике колдовать нельзя, но...
– Так как большинство животных и людей не обладают магической силой, при самотрансформации вы, скорее всего, полностью лишитесь умения колдовать, – без запинки процитировала Саманта. Память у неё была отличная, по крайней мере, на то, что она считала достойным своего внимания. – Не понимаешь?
– Нет.
Саманта ухватила Салли за плечи и крепко встряхнула.
– Скорее всего, Салли, он сказал «скорее всего»! Если существо, чей облик ты принимаешь, не обладает магическими способностями, да, в этом случае и ты их лишишься! А если обладает? Что тогда?! Подумай головой, ну же!
Салли начала понимать.
– Хочешь сказать, при превращении в кого-нибудь... волшебного... можно получить его силу?
– Да, да, ДА!!!
– Но... но что с того?.. Ну да, бывают волшебные звери, но ведь их волшебство совсем не такое, как у людей. Оно, ну, проще...
Саманта встряхнула Салли ещё раз.
– Ох, какая ты бестолковая. Разве превращаться можно только в зверей?
Подумай головой, Салли.
Пошевели мозгами, Салли.
Возможно, Салли предпочитала оставаться бестолковой, потому что моменты понимания слишком сильно её пугали.
Саманта хочет силы – это давно известно. Саманта хочет чужой силы – тут тоже удивляться нечему. Саманта надеется получить её, приняв чужой облик... кого-нибудь сильного, сильнее, чем она. Таких найти нетрудно, ведь Саманта всего лишь школьница, хоть и талантливая. Наверно, любой старшеклассник подошёл бы, но...
– Саманта! – ахнула Салли. – Неужели ты хочешь превратиться в кого-нибудь из учителей?!
– В директрису, – невозмутимо уточнила Саманта. – Она должна быть сильнее всех.
Салли испуганно огляделась по сторонам, проверяя, точно ли их никто не слышит.
– Ты сошла с ума, – прошептала она почти что с благоговением. – Ты совсем сошла с ума, Саманта... Ох, да это же просто невозможно, у тебя ничего не выйдет...
Саманта презрительно фыркнула.
– Это почему же?
– Да ведь если бы так легко было получить силу, все бы так делали!
– Молодец, Салли, соображаешь. Значит, это не так легко. Значит, сперва я должна узнать всё о том, какие меня ждут сложности – и как их преодолеть.
– Но... но... но почему ты так уверена, что это вообще возможно?! – с отчаянием спросила Салли.
Саманта тоже огляделась по сторонам, но, видимо, этот коридорчик казался ей недостаточно надёжным для таких откровений.
– Я расскажу тебе об этом попозже. А сейчас пошли уже, наконец, на обед!
Салли покорно кивнула.
Ей определённо требовалось заесть потрясение.
Несколько дней спустя Салли снова сидела за последней партой. Но на этот раз – не по желанию Саманты.
И вообще без неё.
Такое повторялось уже дважды, и беспокойство Салли успело перерасти в тихую панику. Ещё в прошлый раз, когда она пришла на урок, привычно села за первую парту и стала ждать Саманту... А Саманта не явилась. Да, иногда она опаздывала (и учителя снисходительно прощали лучшей ученице эти маленькие слабости), но сейчас шла минута за минутой, а Саманты всё не было.
Она могла позволить себе опоздания... но не прогуливала никогда.
Конечно, всё когда-нибудь случается впервые. Но после того их разговора, после того, как Салли узнала, чего хочет Саманта... отсутствие подруги не на шутку пугало её. Не добавляли душевного спокойствия и вопросы учителя, который – конечно же! – решил узнать причину отсутствия лучшей ученицы от её неизменной спутницы. И, кажется, не поверил, что Салли этой причины не знает.
Хотя она в самом деле ничегошеньки не знала.
И готова была от стыда провалиться сквозь землю, когда её подозревали во вранье. Она так расстроилась, что даже не смогла толком ни о чём расспросить Саманту, когда та объявилась на перемене с таким видом, словно вовсе ничего особенного не произошло. А сегодня всё повторялось. Едва началась перемена, Саманта куда-то унеслась и не вернулась к началу следующего урока. Салли чувствовала, как подступает к горлу тошнота, усиливаясь с каждой минутой отсутствия Саманты. Она заняла заднюю парту, надеясь избежать лишних вопросов; если бы Саманта пришла, она бы посмеялась над ней...
Если бы. Саманта. Пришла.
Когда урок закончился, Салли выходила из класса на ватных ногах, почти убеждённая, что вот уж теперь точно случилось что-нибудь страшное – но у самых дверей столкнулась с Самантой, снова вернувшейся как ни в чём не бывало.
– Да где же ты была?! – завопила Салли.
Иногда и у неё сносило крышу.
– Тише ты, ненормальная! – по-змеиному зашипела Саманта, толкая подругу к стене.
И шепнула на ухо:
– На уроке трансформаций.
– Н-но его же... нет... сегодня в расписании?..
Салли уже не кричала, а мямлила, мигом вернувшись в привычное (то есть в растерянное) состояние. Ей даже показалось, что она в самом деле всё напутала, пришла не в тот класс, не на тот урок...
Да нет же. В аудитории были хорошо знакомые ей одноклассники. Даже если все разом перепутали расписание, что уже нелепо – не может же быть, чтобы учитель ничего по этому поводу не сказал!
Саманта хитро улыбнулась. Она явно наслаждалась произведённым эффектом.
– У нас нет. А у старшеклассников есть.
– Но как тебя туда пустили? – шёпотом спросила Салли.
Любопытство, смешанное с облегчением, перевесило другие чувства. Старшеклассники – это не страшно. Старшеклассники в каком-то смысле даже больше подходят Саманте, чем сверстники. Она ведь умная.
– Я всё тебе расскажу, – пообещала Саманта. – Только давай сперва уйдём отсюда...
Салли совсем не нравилось, какое место выбрала для беседы Саманта, но её, как всегда, никто не спрашивал.
Нет, на крыше их в самом деле некому было подслушивать. Сюда лазили разве что младшеклассники – ещё не начав учиться левитации, они пытались представить, что ощущаешь в полёте. Но они были слишком робкими, чтобы делать это каждый день, и потому большую часть времени школьная крыша пустовала.
Салли тоже была... слишком робкой. Она ужасно боялась высоты. А крыша к тому же была не плоской, а покатой!..
Но Саманта шла по черепичному скату так же уверенно, как по ровному месту, и Салли оставалось только вцепиться ей в локоть и тащиться следом.
– Так как же ты попала на урок к старшеклассникам? – спросила Салли в надежде хоть чуть-чуть отвлечься от маячащей рядом бездны. – Учитель тебя не выгнал?..
– А он и не знал, что я там... Вот хорошее место. Давай сядем.
Саманта изящно опустилась на черепицу. Салли буквально рухнула следом, ещё крепче вцепившись в подругу.
– Он не знал, что я нахожусь в классе, – повторила девушка. – Я спряталась под партой у Грегора.
– У кого?..
– А, да это мой поклонник. Я обещала с ним погулять, – Саманта залилась смехом, – и он так обрадовался, что даже не стал ни о чём расспрашивать, представляешь!..
Салли поняла, что у неизвестного ей Грегора нет ни единого шанса завоевать сердце Саманты. Глупости – или того, что казалось ей глупостью – Саманта не прощала.
Может быть, поэтому она позволяла Салли оставаться рядом с ней. Салли задавала вопросы – хоть и звучали они зачастую панически.
– А как же другие старшеклассники? Они не наябедничают на тебя учителю?
Саманта небрежно отмахнулась.
– Ни в коем случае. Им слишком хочется узнать, что будет у меня с Грегором.
Салли залилась краской.
А что, в самом деле, будет?..
Она и раньше знала, что у Саманты есть поклонники – или, скорее, это разумелось само собой. Саманта была умная. Красивая. Идеальная. Конечно же, она всем нравилась. Но, кажется, не было никого, кто смог бы по-настоящему понравиться самой Саманте. А Салли... Салли стеснялась расспрашивать подругу об этой стороне её жизни. У Салли-то не было поклонников – ни одного. Она ни разу не целовалась... да что там, даже ни с кем никогда не держалась за руки...
– Ты его обманула? – робко спросила Салли. – Ну, когда обещала с ним погулять?
– Да нет, – Саманта пожала плечами. – Его помощь мне ещё пригодится. Он, конечно, и так помог бы, но пусть уж и дальше не задаёт вопросов. Лишнее внимание мне сейчас ни к чему.
– Значит, ты и дальше будешь ходить к старшеклассникам на уроки?
– Конечно! Мне нужно больше информации.
– Но, – в отчаянии воззвала Салли, – но что я должна говорить учителям?! Они же меня спрашивают, почему тебя нет на уроках!
– Ну, придумай что-нибудь, – беззаботно отозвалась Саманта. – Мне сейчас не до них, есть дела поважнее.
– Но... но...
Салли хорошо знала, что это невозможно, и всё же пыталась отыскать доводы, способные заставить Саманту хоть немного притормозить.
– А как же... как же Грегор? Он старше нас... Вдруг он...
Салли покраснела, кажется, вся целиком. Но всё же договорила:
– Вдруг он поведёт себя... как-нибудь... невежливо?
Саманта закатила глаза.
– Пусть только попробует. До самого выпускного икать будет.
Салли, не удержавшись, хихикнула.
– Вот-вот, – кивнула Саманта. – Он же не хочет, чтобы над ним все смеялись. Представь, какой позор – получить проклятие от девушки, которую позвал на свидание, особенно девушка младше...
О да. Саманте ничего не стоило опозорить несчастного Грегора на всю школу. Она буквально была рождена для этого.
У каждого волшебника имелся свой особый дар, тот, который проявлялся раньше других, умение, которому не требовалось учиться. Дары бывали разные, порой – воистину чудесные и удивительные, но чаще скромные, не годящиеся для великих дел. А то и вовсе бесполезные. Салли, например, умела подчинять своей воле... улиток. Только улиток, даже слизни – те же улитки, только без домиков! – почему-то её не слушались. Как любила шутить Саманта, воле Салли требовался резонатор в виде раковины.
А что до самой Саманты... Она была из Проклинателей. Их боялись и уважали, а какое чувство преобладало в этом коктейле, зависело от даров. Салли всегда казалось, что Саманте повезло. Умей она насылать, скажем, чуму, ей бы осталось только запереться где-нибудь в подвале и ни с кем никогда не разговаривать, ведь кому такие страшные знакомые нужны?.. Зато икота отлично подходила, например, для того, чтобы проучить нерадивого подчинённого. В том, что Саманта в будущем займёт руководящий пост, Салли не сомневалась.
Вот только Саманта не хотела ждать будущего. Ей хотелось власти здесь и сейчас – больше власти, чем может получить школьница, пусть даже талантливая. И ещё – вдруг пришло в голову Салли – может, Саманте хотелось свершений более эпичных, чем чья-то икота?..
Мысль о том, что у Саманты могут быть комплексы, была настолько странной, что, мелькнув в голове Салли, тут же исчезла. Тем более что Саманта уже тормошила её.
– Ну, где ты там потерялась!.. Слушай меня.
Салли покорно перевела взгляд на лицо подруги. Это, по крайней мере, избавляло её от риска случайно посмотреть в сторону края крыши.
– Так вот, – Саманта недовольно поморщилась, – мне пока немного удалось узнать. Представь, даже старшеклассникам про самотрансформацию рассказывают очень осторожно и понемногу! Хотя... в каком-то смысле это тоже хороший знак.
– Почему? – не поняла Салли.
Саманта сверкнула глазами.
– Значит, им есть что скрывать! Мне всегда казалось, что учителя нас побаиваются... запугивают предостережениями, чтобы мы поменьше колдовали и ненароком их не превзошли...
Салли в этом сомневалась. Честно говоря, она была бы совсем не против, если бы их учили ещё меньше и ещё осторожнее. Тогда, возможно, ей не казалось бы, что знания вываливаются из её головы, как вещи из слишком сильно набитого чемодана. И что чемодан – то есть голова – треснет при попытке впихнуть туда что-нибудь ещё.
Впрочем, некоторые учителя действительно побаивались Саманту. Уж очень она была дотошная.
Наверно, сложно ей было сидеть под партой тайком, не имея возможности задать учителю ни одного вопроса!.. А может, она заставила беднягу Грегора задавать вопросы вместо неё? Салли вдруг представила всё это – и не сдержала смешка.
Саманта смерила её недовольным взглядом.
– Я что-то смешное рассказываю?!
– Нет, – пролепетала Салли. – Прости, пожалуйста. Я тебя слушаю.
Саманта сердито фыркнула, но всё же продолжила:
– Да, так вот, на предостережениях Грозовое Облако просто помешан. По-моему, даже больше других учителей!.. Я состарюсь под этой партой раньше, чем он закончит с техникой безопасности и перейдёт к настоящим урокам! Представь, он целый час рассказывал какие-то древние страшилки... спасибо, хоть на следующем занятии обещал рассказать про амулеты.
– Амулеты? – переспросила Салли.
Страшилки, пожалуй, ей слушать не хотелось.
– Для того, чтобы вернуться обратно в свой облик без чужой помощи, – пояснила Саманта. – Их, конечно, надо готовить заранее. Грозовое Облако обещал рассказать об этих амулетах подробнее – и научить их делать. Хоть что-то полезное...
Салли понимала. Для Саманты было чересчур унизительно полагаться на чью-то милость. Амулеты она тоже недолюбливала, но за неимением лучшего могла стерпеть. Значит, теперь она будет учиться делать эти амулеты... а потом приступит к самим превращениям... если, конечно, до этого старшеклассников не захотят обучить ещё какой-нибудь технике безопасности...
По всему выходило, что это – надолго. Долго-долго Саманта будет прогуливать уроки, чтобы ходить к старшеклассникам, долго-долго Салли придётся сидеть за партой в одиночестве и врать учителям, и ещё...
Ой, мамочки.
– Красивый отсюда вид, правда?
– Угу, – промычала Салли. Единственным видом, на который она могла смотреть без содрогания, в данный момент было плечо Саманты.
Они снова сидели на крыше. Не в первый раз – и, к сожалению Салли, едва ли в последний. Тут они действительно могли поговорить без свидетелей. А Саманта, при всей её самодостаточности, нуждалась в слушательнице. То ли таким образом она упорядочивала свои мысли и новые знания, то ли ей просто льстили изумление и испуг Салли – как знать?..
А сегодня ей с чего-то вдруг захотелось полюбоваться видом – хотя Саманта, мягко говоря, не склонна была к созерцанию. Если бы Салли не было так страшно, возможно, она задумалась бы о причине этих перемен.
Саманта надула губы.
– Ну же, Салли! – она пихнула подругу в бок. – Неужели тебе неинтересно, что мне удалось узнать?!
– Очень интересно, – охотно подтвердила Салли.
Не понятно, правда, ничего. Но лучше уж слушать пересказ лекции для старшеклассников, чем любоваться здешним видом.
Саманта придирчиво оглядела Салли, словно измеряя уровень энтузиазма. Но другой аудитории у неё всё равно не было, и девушка, снисходительно вздохнув, начала:
– Помнишь, Салли, ты говорила о том, что невозможно просто получить силу вместе с чужим обликом, иначе бы все так делали? Так вот, сегодня я узнала кое-что о невозможностях...
Салли сглотнула. Ох, как хорошо было бы, если б невозможности оказались по-настоящему невозможными и заставили Саманту отказаться от её дикого плана... Но на это и надеяться не стоило. Саманта, как всегда, отыскала в невозможностях возможности – а иначе не лучилась бы сейчас такой таинственностью.
– И что ты узнала? – покорно спросила Салли.
Саманта просияла.
– А вот что!
Выдержала паузу и значительно произнесла:
– Магические способности не копируются.
Салли показалось, что она ослышалась.
– Ч... что?..
– Понимаешь, при самотрансформации мы всего лишь копируем чужое обличье!.. Для простоты, – Саманта снисходительно взглянула на Салли, – это можно сравнить с копией картины. Чем искуснее художник, тем ближе его копия будет к оригиналу. Но эксперты почти всегда смогут найти отличия. То же и с магией. Ты можешь превратиться в другого человека и внешне казаться его точной копией, но есть много разных способов распознать обман. Сегодняшняя лекция была посвящена именно им. И это только начало.
Салли молча смотрела на Саманту, пытаясь сообразить, к чему бы всё это. Значит, Саманту могут разоблачить? Она ищет способ избежать этого? Нет, погодите-ка...
– А... что ты сказала про магические способности?
Саманта кивнула.
– В этом-то и дело! Скопировать их во много раз сложнее, чем, скажем, рост или цвет волос. Они слишком глубоко в нас сокрыты. Как писал Белый Каркен в одном из своих трактатов – «на самом дне последней капли крови». Это, конечно, всего лишь метафора, для магов древности стиль изложения явно был важнее фактов, но... – Саманта неопределённо помахала рукой. – Смысл ты уловила.
Салли вовсе так не казалось, но Саманте, как всегда, было виднее. Она увлечённо продолжила:
– В общем, чтобы получить чужие способности, нужно скопировать чужое тело в совершенной точности, до той самой последней капли крови. А это под силу лишь величайшим магам. Но им-то чужие способности ни к чему, им своих хватает. Так что, – Саманта усмехнулась, – думаю, при самотрансформациях великие маги заботятся больше о том, как бы не перестараться.
Салли пропустила шутку мимо ушей.
– Но...
Она запнулась и примолкла. Больше всего Салли сейчас хотелось взвыть о том, что у Саманты совершенно точно ничего не получится, ведь все изложенные факты (вместе с метафорами) к этому и вели, но, но...
Но выражение лица Саманты всё ещё утверждало обратное.
И Салли оставалось лишь беспомощно спросить:
– Но что же ты собираешься делать?
У Саманты вспыхнули глаза. И Салли стало понятно – это был правильный вопрос.
Что бы ни собиралась делать Саманта, Салли приходилось следовать за ней. Например, стоять на стрёме, пока подруга...
Ох. Иногда Саманта заходила слишком далеко.
Но от понимания этого Салли всё равно не было никакого толку.
Девочка переминалась с ноги на ногу, зябко обхватив себя руками. Стоило, наверно, прихватить кофту... Но Салли не привыкла шляться ночами по улицам и потому не подумала об этом.
Впрочем, нет худа без добра. Холод хотя бы отвлекал её от страха.
А сначала, пока они шли сюда, Салли было настолько страшно, что она даже не сообразила спросить у Саманты, куда именно они идут. Не понимала она этого и сейчас – темнота сделала город настолько незнакомым, что Салли всерьёз задумывалась, не завела ли Саманта их в какую-нибудь параллельную реальность. Хуже всего было то, что Саманта действительно могла бы это сделать... По крайней мере, так казалось Салли, напуганной, замёрзшей и бесконечно одинокой – одинокой, потому что Саманта влезла в какое-то подвальное окно, а Салли...
Салли осталась стоять на стрёме.
Нет, конечно, Саманта не полагалась на её бдительность (и никто не положился бы). Но она оплела Салли заклинанием, сделав подругу частью хитроумной сигнализации, которая должна предупредить Саманту о возможной опасности.
Кто-нибудь другой (та же Саманта) мог бы и возразить против столь бесцеремонного обращения, но Салли привыкла к подобному. Учителям во время уроков надо было демонстрировать на ком-то действия разных заклятий, верно?.. И Салли вызывали для этого чаще всего. Строго говоря, для неё это был чуть ли не единственный способ заслужить приличную оценку. Так что Салли не возражала.
Не возразила она и сейчас. Ждать было страшно, но лезть с Самантой в подвал... Нет, что угодно, только не это. К тому же сплетённое подругой заклинание немного... самую чуточку, но всё же грело её.
Если бы оно ещё защищало!.. Может, реальная угроза и отсутствовала, но Салли пугало всё. Пляска теней, отбрасываемых ветвями деревьев; шум ветра, который колыхал эти ветви; тишина, опускавшаяся на улицу, если ветер стихал, и темнота, густеющая, когда луну закрывало облако...
Да. Салли была жуткой трусихой. Возможно, Саманте стоило выбрать себе в друзья кого-нибудь похрабрее. Но таким человеком было бы сложнее командовать, верно?..
Прошла вечность, и ещё одна вечность, и ещё – и, наконец, подвальное окно со скрипом отворилось, и в нём показалась Саманта. К груди она прижимала ворох каких-то свитков.
Салли чуть не расплакалась от облегчения. Она и закричала бы, но Саманта вовремя оказалась рядом и зажала ей рот свободной рукой.
– Тихо ты! – выдохнула она подруге в ухо. – Или хочешь, чтобы нас застукали в последний момент?!
Салли энергично замотала головой. Сейчас она была готова на всё, что потребует от неё Саманта – лишь бы не быть больше в одиночестве.
Но Саманта, разнообразия ради, не требовала ничего особенного. Она всего лишь впихнула Салли в руки свою добычу.
– Держи. И пошли. Надо вернуться, пока наше отсутствие не заметили.
Салли побежала за Самантой, стараясь не отставать – и не выронить свитки. Где они были, девочка так и не поняла, да и не хотела знать этого. Единственное, чего ей хотелось, забыть поскорее об этой вылазке, как о страшном сне...
– Неужели тебе неинтересно, что я добыла?!
Салли украдкой вздохнула. Забыть, ага. Для тех, кто знал Саманту, это было непозволительной роскошью. Она сама ничего не забывала и не позволяла другим.
– Ну что ты, конечно же, интересно, – заверила подругу Салли. – Это... это какие-то старинные свитки, правда?..
Саманта презрительно фыркнула.
– «Какие-то»! Ты даже столетия не определишь!
Салли кротко кивнула. История входила в число тех вещей, которых она не понимала, и число это приближалось к бесконечности.
– Это, – торжественно продолжила Саманта, – записки Зефирина Безумного, половина которых считается бесследно утраченной. Здесь в подробностях изложены формулы заклятий его собственного изобретения. Все они сводятся к одному заклинанию, простому, чёткому и безупречному в своём совершенстве, вот только... никто не знал, для чего оно предназначено!
– Как это? – изумилась Салли.
Ей-то всегда казалось, что взрослые и умные (в отличие от неё) волшебники способны разобраться во всём. Вообще во всём.
– А вот так, – пожала плечами Саманта. – Зефирина не зря прозвали Безумным. Насколько прост результат, настолько же сложны и запутаны ведущие к нему опыты. В итоге ни того, ни другого невозможно понять.
Салли ошалело потрясла головой. Слишком сложно для понимания – это она себе представляла. Но о том, что простота тоже может быть непонятной, услыхала впервые. Это было... ну да, непонятно.
– Так, может, в его записках и нет никакого смысла? – робко предположила она. – Раз уж он безумный...
Саманта засмеялась.
– Вот так все и считают. Поздравляю, Салли, ты мыслишь как исследователь с мировым именем!.. Нет, это многое о них говорит, в самом деле... Были, правда, предположения, что свет на исследования Зефирина могли бы пролить недостающие части записок. Но – найти их не удалось, и про гениального безумца вскоре забыли. А теперь угадай, что?..
Салли подумала. Ещё подумала. Может быть, она не была умной, но зато она знала Саманту.
– Неужели ты нашла их?! Эти... утраченные части...
– Да, да, да!!!
Саманта раскинула руки и упала на спину, распласталась по кровле, торжествующе смеясь. Салли смотрела на неё вытаращенными глазами. Казалось бы, давно пора привыкнуть, но... Саманта была воистину невероятна.
– Но как?..
– У моего дядюшки, – небрежно сказала Саманта. – Помнишь его?
Салли кивнула. Ей тоже доводилось бывать в гостях у дядюшки Саманты, одинокого коллекционера чего попало, живущего в ветхом загородном доме. Отец Саманты, человек деловой и вечно занятый, частенько ссылал туда дочь на каникулы. Дядя не баловал племянницу своим обществом – он был, как говорится, не от мира сего. В глуши, среди редкостей и хлама, которые не всегда получалось отличить друг от друга, Саманте было скучно; Салли же – жутковато. Поэтому Саманта изо всех сил сталась зазвать в гости подругу, чтобы та хоть как-то её развлекла, а Салли – отвертеться от поездок. Вряд ли бы ей это удавалось, если бы не родители, желающие, чтобы дочь почаще проводила время с ними и пореже – непонятно где. Впрочем, даже они иногда сдавались под натиском Саманты, и тогда Салли оказывалась вдали от привычной жизни, в огромном безлюдном доме, заваленном самыми странными в мире вещами... Даже кипучей энергии Саманты не хватало, чтобы оживить это унылое жилище.
Ну, а если Салли не приезжала, Саманте оставалось только рыться в «сокровищах» дядюшки. Всё лучше, чем пытаться вытянуть хоть слово из него самого.
И вот теперь выяснялось, что Саманта нашла среди груд барахла что-то особенное!..
– Но почему твой дядя не сообщил о них учёным? – удивлённо спросила Салли. – Ты же говоришь, их искали...
– А, – махнула рукой Саманта, – я не уверена, что дядя вообще обращает внимание на то, что тащит в дом. К тому же записки были без подписи. Имя Зефирина в них нигде не упоминается.
Салли снова вытаращила глаза.
– Но... как же ты тогда поняла, чьи они?..
Кто-нибудь другой, возможно, спросил бы, уверена ли Саманта в своих выводах – и удостоился бы в итоге лишь снисходительного взгляда. Впрочем, такой же взгляд достался и Салли.
– Время, Салли, время! Я, в отличие от тебя, способна определить возраст попавших мне в руки манускриптов. И записи, найденные мною в доме дядюшки, однозначно принадлежали к той эпохе, в которую жил Зефирин Безумный. Уже поэтому они заслуживали внимания – ведь современник Зефирина мог упомянуть что-нибудь и о нём самом, а Зефирин был настолько загадочен, что любые новые сведения об этом чародее, даже самые незначительные, имели бы ценность!.. Так что я приняла решение досконально изучить найденные бумаги, какими бы скучными они ни были. Но очень быстро убедилась, что скука мне как раз не грозит... А стиль изложения и кое-какие детали навели меня на предположение, постепенно переросшее в уверенность, что эти записки принадлежат не просто кому-то из современников Зефирина, а ему самому.
Последние слова Саманта произнесла с особым нажимом и значением. Салли тихонько вздохнула. Ей «стиль изложения» казался чем-то совершенно эфемерным и невразумительным. Как Саманте удалось обрести на этом уверенность – уму непостижимо...
Но Саманта, как выяснилось, припасла кое-что ещё.
– А сегодня, – торжествующе произнесла она, – я получила последнее подтверждение. Я сравнила почерк в записках, найденных у дядюшки, с почерком Безумного Зефирина. И они абсолютно идентичны!
Салли, наверно, полагалось охнуть, восхититься... Но она молча смотрела на подругу. У неё вдруг мурашки пробежали по телу. До сих пор все их обсуждения казались Салли вполне невинными и привычными, даже если эти слова совсем не подходили к тому, что затевала Саманта. Но в том-то и дело!.. Саманта вечно что-то затевала! Посиделки на крыше, тайные визиты к старшеклассникам, даже ночная вылазка в город – всё это было нормой для вихря по имени Саманта, закружившего Салли в тот год, когда она поступила в школу.
Но сейчас с этим вихрем как будто переплёлся чужой холодный ветер. Противненький такой сквозняк.
Да, о сходстве почерков Салли тоже узнала всего лишь со слов Саманты. Она не видела их своими глазами – но и не хотела видеть. Это была какая-то слишком древняя тайна. И слишком серьёзная.
Поэтому Салли молчала.
– Да ну тебя, – махнула рукой Саманта, разочаровавшись в подруге. – Какая ты всё же бестолковая, Салли!.. Даже такое открытие не способна оценить!
Салли сглотнула. Слово «открытие» напомнило ей о том, что Саманта уж точно обратно его не закроет.
А что тогда?..
– То есть... ты собрала записки Безумного Зефирина, да? Нашла недостающую часть... – Салли сделала паузу. Ей, в отличие от Саманты, было не до древних записок – собственные мысли бы собрать. – И что это тебе даёт?
Саманта усмехнулась.
– Всё, чего я хотела.
Ладно, Салли была не настолько глупой, чтобы всерьёз не знать, как устроена человеческая голова. Но сейчас она прямо-таки ощущала, как в её черепе скрипят заржавевшие шестерёнки.
– Но... слушай, Саманта...
– Что ещё?
– Если эти свитки тебе так нужны, почему ты не... – Салли запнулась, не решаясь произнести вслух слово «украла». – Не добыла их раньше?
Саманта откинула назад светлые волосы.
– Впервые слышу от тебя дельный вопрос. Да потому, Салли, что я не хотела зря подставляться. Сперва надо было выяснить, есть ли в записках Зефирина хоть капля здравого смысла. Его ведь не зря прозвали безумным. Он запросто мог так усердно работать над проблемой, которую сам же и выдумал.
Салли окончательно запуталась.
– То есть его записки могли быть просто... бесполезны?..
– Ну, не совсем, – Саманта зевнула. – Они в любом случае представляют огромную историческую ценность и бла-бла-бла... Но меня интересовало, есть ли в них ценность практическая. Так вот – есть. Всё, что я услышала на уроках, на наших и у старшеклассников, подтверждало важность изысканий Зефирина, а также, – Саманта тоже сделала паузу, но, конечно, не из замешательства, а для лучшего эффекта, – правильность избранного им направления.
Тут уж даже Салли не могла ничего не понимать.
– То есть, – безнадёжно спросила она, – ты теперь знаешь, как украсть силу у директрисы?
– Вот именно!
Саманта бросила на подругу сердитый взгляд. Её абсолютно не устраивала вялая реакция Салли – ни ужаса, ни изумления... Но что поделать, если Салли по-прежнему не ощущала ничего, кроме противного фантомного сквозняка?
– И...
Поколебавшись, Салли выбрала из двух вопросов тот, ответ на который ей действительно хотелось узнать.
– И когда ты собираешься это делать?
– Сегодня, – невозмутимо ответила Саманта.
Что ж. Она могла быть довольна – ей всё-таки удалось привести Салли в ужас.
– Что?!!
С великолепной, изящной, тщательно выверенной небрежностью Саманта пожала плечами.
– А зачем тянуть?
– Но... а... как же...
Салли отчаянно искала что-нибудь, что могло бы хоть ненадолго оттянуть страшный миг.
– А как же амулет? – выпалила она. – Ты его уже сделала?
Саманта непонимающе взглянула на Салли.
– Какой ещё амулет?
– Ну... для возвращения в прежний облик...
– Зачем?! Я, знаешь ли, вовсе не собираюсь отказываться от силы, которую обрету!
– Но...
– И, если уж на то пошло, я наверняка стану достаточно могущественной, чтобы не нуждаться в каких-то там амулетах.
– Саманта, – взмолилась Салли, чуть не плача. Страх перед грядущей авантюрой сменился у неё искренней тревогой за подругу. – Пожалуйста, сделай амулет! Просто на всякий случай! Пожалуйста...
Саманта прищурилась. Это не предвещало ничего хорошего.
– Что ж. Раз для тебя это так важно, ты его и сделай.
Салли выпучила глаза.
– Я?!
– Ну да. А кто ещё? – Саманта явно наслаждалась её замешательством. – Ты обещала мне помочь, не забывай.
– Но... я же... н-ничего не умею...
– Значит, научись. Так уж и быть, могу подождать до завтра.
– Научиться за одну ночь?!
– Ну да, – фыркнула Саманта. – Ничего невозможного в этом нет. А если уж ты настолько за меня беспокоишься, значит, будешь стараться.
– Ты правда веришь, что у меня получится? – тихо спросила Салли.
Саманта закатила глаза.
– Да какая мне разница? Я же сказала тебе, что не нуждаюсь в амулете. Это тебе приспичило – вот ты и делай. Или не делай, как хочешь. Мне всё равно.
Салли печально вздохнула. Когда Саманта становилась настолько противной, убеждать её в чём-то было уже бессмысленно. Хотя, в общем, это всегда было бессмысленно...
А ещё – тут не отвертишься – она, Салли, действительно должна помочь. И никто, кроме неё самой, не виноват в том, что она слишком глупа для этого. За ночь выучиться делать амулеты... может, для Саманты тут и нет ничего невозможного, но для Салли ещё как есть.
И всё же она взяла у подруги нужные книги и конспекты. Салли знала, что не сможет заснуть этой ночью – она ведь не просто беспокоилась, она была в настоящей панике. Впереди её ждала худшая ночь в жизни. А затем – нечто ещё более страшное. Уныло плетясь в свою комнату с охапкой учебников и тетрадей, Салли думала о будущем – о том одиноком будущем, которое её ждало. Ведь если у Саманты всё получится... а у Саманты всегда всё получается... тогда она исчезнет из жизни Салли. Уж конечно, получив силу, Саманта не станет оставаться в школе! Она отправится за властью и славой. Их ей нужно куда больше, чем есть у директрисы. А Салли останется одна. Никто другой не захочет с ней дружить, с такой-то неудачницей. Или ещё хуже – захотят, потому что Салли была подругой Саманты, а когда поймут, что она ничуточки не крутая, начнут смеяться над ней. Без Саманты она станет совсем беззащитной и беспомощной...
Осознав, о чём думает, Салли растерялась. Она никогда не считала себя эгоисткой – но, выходит, её в первую очередь волнует собственная выгода?.. Как же так?
Книги вдруг посыпались у девочки из рук. Салли охнула и тут же плюхнулась на колени, чтобы собрать их. Пальцы дрожали, и одну из книг Салли уронила ещё раз, что привело её вовсе уж в полное отчаяние. Чужие книги! Библиотечные! Книги Саманты! Салли даже не знала, чей гнев её больше страшит. Ах да, а ведь Саманта вот-вот ещё и директрисой станет... Ей это, конечно, неинтересно, но вдруг она всё-таки решит попользоваться маленькой властью, прежде чем искать большую? И выгонит Салли из школы. Например. И правильно сделает, потому что никакой от неё, от Салли, пользы нет – мало того, что глупая, так ещё и эгоистка!
Сидя на полу посреди коридора, Салли жалобно шмыгнула носом. А потом ещё раз шмыгнула – но уже сердито.
Ну и пусть у неё нет ни мозгов, ни совести. Зато есть подруга – пока что. И напоследок она просто обязана ей помочь. Ну, хотя бы попытаться. Даже если Саманта говорит, что амулет ей не нужен. Но просто на всякий случай...
Салли-эгоистка очень не хотела оставаться одна.
А Салли-трусихе всё равно было, чем и зачем заниматься, лишь бы подольше не ложиться спать. Потому что закроешь глаза, откроешь их – и вот уже завтра наступило.
Все версии Салли хотели подольше оставаться в сегодняшнем дне.
– Я принесла амулет!
Салли пропищала это так тихо и тоненько, что её легко было бы спутать с мышью – возможно, даже с летучей.
– Ага, – рассеянно откликнулась Саманта своим обычным голосом.
Завтра, как это с ним всегда случается, всё-таки наступило. Салли поспала, может быть, около часа под утро, но с того момента, как прозвенел будильник, сна у неё не было ни в одном глазу – даром что обычно Салли просыпалась с большим трудом и частенько опаздывала из-за этого на уроки. Но сегодня её прямо-таки подбросило на кровати и не переставало трясти всё утро. Время то замирало на месте, то мчалось с бешеной скоростью – но так или иначе оно добралось до обеда, и Салли с Самантой, как было уговорено, встретились в коридоре, ведущем к кабинету директрисы.
– Ты не вскроешь замок! – Салли предпринимала последние, отчаянные попытки отговорить Саманту. – Он же точно заколдован!
– Ну и что? – беззаботно отозвалась подруга, пихая ей в руки очередную тетрадь. – Салли, ты переоцениваешь учителей. Друг в друге они вполне уверены. И в общей защите школы – тоже. Её-то не преодолеет никто постронний... Директриса запирает свою дверь самым простеньким заклятием, чтобы ученики не лезли. Но уж я-то с ним справлюсь!
– Всё равно, – Салли не отступалась. – Её вещи... Ну, знаешь, как бывает... Волшебные предметы помнят своих хозяев и...
– Знаю получше тебя, – оборвала её Саманта. – Но мне же не они нужны. Мне нужно всего лишь зеркало.
В глубине души Салли была уверена, что и зеркало у директрисы какое-нибудь необыкновенное, волшебное, как в сказках. Она сама не осмелилась бы даже заглянуть в него – а вдруг обругает?.. И уж точно не решилась бы над ним колдовать.
Но Саманте, как всегда, был неведом страх. И зеркало, как она считала, в кабинете стоит самое обычное. С точки зрения Саманты, от волшебных зеркал не было никакого толка – кому же захочется, чтобы какой-то кусок стекла критиковал твою причёску и макияж?
– Я всё продумала, – похвасталась Саманта. – Ночью идти не стоит. С утра, конечно, директриса смотрится в зеркало в спальне. Я бы хотела заколдовать его, но, – девушка поморщилась, – соваться в спальню слишком рискованно. Она действительно может не пускать в себя посторонних. Кабинет подойдёт лучше, ведь там каждый день бывают посетители. Ты спросишь – но что, если кто-нибудь из них первым заглянет в зеркало, ведь оно стоит как раз у двери?..
Салли ни разу не была в кабинете директрисы, понятия не имела, где стоит зеркало, и ничего спрашивать не собиралась, но всё равно послушно кивнула.
– Вот поэтому, – продолжала Саманта, – мы пойдём туда в обед! Когда директриса вернётся в кабинет из столовой, она наверняка захочет поправить макияж. Тут её отражение и попадётся...
– Но там же рядом учительская! – ужаснулась Салли. – Вдруг не все учителя уйдут на обед? Вдруг тебя кто-нибудь заметит?!
– А ты мне на что? Постоишь, как в прошлый раз, на стрёме...
– ...И если появится кто-то из учителей, отвлечёшь их, – в последний раз повторяла свои наставления Саманта, окидывая коридор взглядом полководца перед битвой.
– Как?.. – пискнула Салли.
Саманта закатила глаза.
– Ну почему я должна по десять раз всё повторять?! Спросишь что-нибудь! Скажешь, что не поняла тему последнего урока! Уверяю тебя, ни один из них этому не удивится!
– Но...
Но время вышло, и все отсрочки Салли израсходовала. Саманта отмахнулась от неё, гордо подняла голову и направилась к директорскому кабинету.
Стук захлопнувшейся двери прозвучал для Салли как стук крышки гроба, если бы её хоронили заживо.
Простояв на месте целую вечность (а может, несколько вздохов), Салли робко сделала шаг вперёд. И ещё один. И ещё. Подойдя к двери вплотную, она уткнулась в тёмные лаковые разводы немигающим взглядом. Вот и всё...
– У вас какое-то дело к директрисе, юная леди?
Салли не завопила лишь потому, что от ужаса у неё перехватило дыхание. Медленно-медленно развернувшись, она оказалась лицом к лицу (точнее, лицом к бороде) с Грозовым Облаком.
Учитель смотрел на неё вполне доброжелательно. И терпеливо дожидался ответа.
– Н-нет, – наконец выдавила Салли. – Я, я...
Отвлечёшь их.
– Я ждала вас, профессор!
– Вот как? – Грозовое Облако ободряюще улыбнулся ей. – Тогда давайте пройдём в...
Салли, не дослушав, отчаянно затрясла головой. Проходить – то есть уходить – ей никак нельзя было.
Кажется, Грозовое Облако удивился. До сих пор Салли не осмеливалась спорить с учителями. Но он преподавал долго и успел обзавестись воистину эпохальным терпением.
– Ну, хорошо. Так какой же у вас ко мне вопрос, юная леди?
– Я хотела спросить про...
Салли запнулась. Темы уроков она с трудом понимала, что правда, то правда, но с перепугу напрочь забыла, что же вообще они сейчас – да хоть когда-нибудь! – проходили. Отчаянно пытаясь что-нибудь придумать, Салли вдруг припомнила что-то такое... услышанное, кажется, от Саманты. Но Саманта как раз любила обсуждать учёбу!
– Я хотела спросить про парадокс Эха. К-кажется, я не всё поняла насчёт него...
Грозовое Облако приподнял брови.
– Что ж, было бы весьма странно, если бы вы поняли всё, поскольку парадокс Эха я упоминал лишь вскользь. Эта тема предназначена для изучения в старших классах... хм-м... однако вы, похоже, стремитесь к знаниям так же сильно, как и ваша подруга. Рад, что вы предпочли более разумный способ их получения, однако ваш вопрос – не из тех, на которые можно дать быстрый ответ. Если вы достаточно одарены, чтобы усвоить материал старших классов, возможно, вам стоит записаться ко мне на дополнительные занятия?
Салли так и вытаращила глаза. Материала старших классов ей и в пересказах Саманты хватало.
Грозовое Облако вздохнул.
– Кстати, к вашей подруге это тоже относится. Я поощряю тягу к знаниям, но не могу допустить, чтобы ученики увлекались моим предметом в ущерб другим... Поэтому передайте, пожалуйста, мисс Саманте, чтобы она перестала прятаться под партой.
Салли вжалась спиной в дверь.
– Ну, ну, не пугайтесь так, – успокаивающе сказал учитель. – Я не стану её бранить. Мисс Саманта – весьма способная ученица. Вполне естественно, что ей скучно в рамках стандартного учебного процесса. Непременно скажите ей, чтобы зашла ко мне, хорошо? Мне совсем не хочется унижать юную леди при её поклонниках, вытаскивая из-под парты посреди урока...
И ушёл.
Стоило лишь Грозовому Облаку скрыться за поворотом, как дверь кабинета приоткрылась и сдвинула Салли с места.
– Ну наконец-то, – недовольно сказала появившаяся Саманта. – Я уж думала, он прямо посреди коридора прочтёт тебе лекцию про парадокс Эха... Нашла о чём спрашивать!
Салли не отвечала, и Саманта пригляделась к ней повнимательнее.
– Да что с тобой такое?
Девушка потянула подругу за руку – и ахнула.
– Салли! Ты же в дверь влипла!
Тут же Саманта прищёлкнула пальцами, процедила слова заклинания и дёрнула Салли снова, уже сильнее. С глухим чавканьем Салли отделилась от двери. На дереве осталась чёткая вмятина по форме её спины.
– Ну и ну, – покачала головой Саманта, ощупывая отпечаток. – Не ожидала от тебя... Спонтанная вспышка, а? Салли! Да очнись же ты! Следи снова, не идёт ли кто. Или хочешь, чтобы мы ушли, оставив этот милый декор как есть?
– Он всё знает, – пролепетала Салли. – Он...
Саманта фыркнула. Под её прикосновениями дверь понемногу обретала прежний вид.
– Кто что знает?
– Грозовое Облако! – Салли прорвало. – Он знает, что ты пряталась под партой! Знает, что ты задумала! Он донесёт директрисе и, и...
Саманта зажала ей рот так резко, что это было похоже на удар.
– Если ты будешь кричать посреди коридора, уж точно все всё узнают! – прошипела она. – Прекрати панику! Грозовое Облако знает лишь о том, что я была на его уроках. Ему и в голову не придёт, для чего это было мне нужно. Потом он, может, и догадается... но я буду уже далеко.
Салли всхлипнула.
– Успокойся, – уже мягче сказала Саманта и подтолкнула подругу вперёд. – Осталось совсем немного. Этой ночью мы снова проберёмся в кабинет. Я заберу отражение директрисы из зеркала, и тогда...
– Мы... проберёмся? Я думала, ты сама...
Даже спиной Салли чувствовала, как Саманта улыбается.
– Но, Салли, неужели тебе не хочется посмотреть?
Ей совсем, совсем не хотелось смотреть.
Но Саманту разве переспоришь?..
Школа среди ночи казалась почти такой же незнакомой, как город. И, возможно, даже более пугающей. Ночной город вместо людей принадлежал совам, летучим мышам и ветру. Опустевшие же коридоры не принадлежали никому.
Но главное отличие этой ночной вылазки от предыдущей заключалось в том, что сейчас, к сожалению, Салли точно знала, куда они идут.
Впрочем, директорский кабинет тоже в каком-то смысле был для неё загадкой – ведь Салли никогда раньше в него не заходила. Она не была ни настолько талантливой, ни настолько строптивой, чтобы привлечь внимание директрисы. Да и сейчас, когда девочка всё же оказалась в кабинете, темнота мешала ей разглядеть детали обстановки. Бесцельно скользя взглядом по чёрным высоким глыбам – книжным шкафам, Салли вдруг заметила ещё одну дверь в углу. За ней, должно быть, скрывалась спальня директрисы. От этой двери стоило держаться подальше. Салли с перепугу даже показалось, что она чувствует некую смутную угрозу, исходящую из угла...
Саманта же ни на какие двери и переживания не отвлекалась, а направилась прямиком к зеркалу.
Оно действительно стояло прямо у входа – высокое, в тяжёлой раме с завитушками; наверно, бронзовой. В тёмном стекле мелькнуло светлое пятно – отражение лица и волос Саманты. Но самой Саманте, похоже, открылось нечто совсем другое. Она бросила в зеркало лишь один быстрый взгляд и тут же торжествующе прошептала:
– Попалась!
Салли слышала звон в её шёпоте, слышала, как трудно было подруге оставаться тихой и сдерживать своё ликование. Саманта приложила к стеклу ладонь и через плечо глянула на Салли.
– Смотри внимательно, когда ещё такое увидишь!
А затем повернулась обратно к зеркалу и начала шептать что-то себе под нос. Всё тише и тише, пока Салли не перестала её слышать. Теперь лишь по шевелящимся губам отражениям можно было понять, что Саманта продолжает читать заклинания. Или это не губы двигались, а стекло начало колыхаться подобно воде?..
Салли не выдержала. Зажмурилась и стала в темноте считать удары сердца. Один, другой, третий...
– Салли!
Голос был чужой. А интонация – знакомая.
Саманта сердилась.
Салли открыла глаза.
Перед ней стояла невысокая худощавая женщина с тёмными волосами, собранными в гладкий пучок. Темнота скрадывала черты её лица, да и на свету Салли видела директрису всего пару раз в год, так что сходство оценить не удавалось. Но никакая темнота не помешала бы ей узнать взгляд Саманты, и у Салли возникло ощущение, что подруга просто прячется от неё за причудливой иллюзией – так, как любила развлекаться в детстве. Многие их сверстники делали так и по сей день, но Саманта была слишком довольна собственной внешностью, чтобы прятать её под маской. А теперь... Да, стоило всё-таки помнить о том, что это уже не просто маска.
– Вот зачем ты закрыла глаза? – сердитым шёпотом отчитывала её Саманта, остающаяся Самантой до мозга костей, даже если кости и мозг были чужие. – Надо было смотреть как следует и рассказать мне потом, как эта трансформация выглядит со стороны! Это же важно! А теперь я что должна делать – подопытных добровольцев искать, что ли?! Ох, Салли, на тебя полагаться...
Вдруг Саманта запнулась. И нахмурилась – уже не сердито, а словно прислушиваясь к чему-то.
– Как... Нет, погоди. Нет. Это же просто абсурдно...
Саманта со свистом втянула в себя воздух. Резко выдохнула. Вдохнула и выдохнула ещё раз – медленно, глубоко, стараясь успокоиться. Саманта... нервничала?
– Нелепица какая-то! Полный бред!
– Ч-что случилось? – осмелилась робко спросить Салли.
Саманта оставила вопрос без ответа. Она взмахнула рукой. Ещё раз и ещё. И вдруг её новое лицо исказилось таким ужасом, что Салли перестала её узнавать.
– Я не чувствую силы, – прошептала она. – У неё почти нет силы... Как это возможно?!
Саманта в ярости повернулась к зеркалу, словно собираясь потребовать с отражения ответ.
– Старая кошёлка! Обвела всех вокруг пальца! И ради этого я... Салли!
Саманта вновь обернулась к ней. Такой мольбы и надежды на её прежнем лице Салли тоже ни разу не видела.
– Салли, где амулет?!
Салли даже не сразу сообразила, о чём это она. Но Саманта издала негодующий вопль, и Салли принялась лихорадочно рыться в карманах. Амулет... тот, над которым она трудилась в прошлую ночь... тот, что не должен был понадобиться... и вдруг стал таким нужным. Погодите-ка, она что, оказалась умнее Саманты?
– Вот!
Салли кинулась к Саманте, протягивая руку. Та выхватила амулет и крепко сжала в ладони, нашёптывая слова заклинания. Саманта не учила его специально, но память, к счастью, у неё была хорошая. Ошибиться она не могла – однако же ничего не происходило.
Салли почувствовала, как сердце у неё проваливается в желудок. Амулет не работал. Она не справилась. Где-то что-то сделала не так. Она подвела Саманту...
– Неплохая игрушка, – донеслось из угла.
Салли с трудом повернула голову. Там, в густых тенях, стояла... Саманта. Уж эти-то лицо и фигуру темнота ей узнать не мешала.
– Ты кто?! – завопила Саманта настоящая.
Та, вторая, усмехнулась. У Салли мурашки побежали по коже. Если знакомый взгляд на чужом лице её не пугал, то чужая ухмылка на лице знакомом – очень даже.
– А ты не догадываешься?..
Даже до Салли дошло – наверно, ужас придал ей сообразительности. А Саманте сообразительности и так хватало, и лицо, принадлежавшее прежде директрисе, побелело как мел.
Фальшивая Саманта поморщилась.
– Ты не могла бы хоть немного держать себя в руках, девочка? Не слишком-то приятно наблюдать, как моё тело трясётся от ужаса... О. Ну, хоть так.
Последние слова явно относились к тому, что паника Саманты сменилась яростью. Увы, бессильной.
– Ты! – прошипела Саманта, сжимая кулаки. Её и в самом деле трясло. – Ты, ты... Это же МОЁ тело!!!
Другая Саманта приподняла светлые брови в наигранном изумлении. Надо признать, вышло это у неё не менее издевательски, чем у оригинала.
– А это – моё, – она кивком указала на собеседницу. – Так что же тебя возмущает? Или, возможно, ты хотела открыть новые пути в магии и пользоваться двумя телами одновременно? Увы, заклятие Зефирина для этого не подходит...
– Как ты вообще узнала!.. – перебила её Саманта.
Имя Зефирина, так небрежно произнесённое вслух, явно добило её.
Эта, вторая, вновь усмехнулась. Назвать её директрисой, даже мысленно, у Салли никак не получалось. Слишком уж жуткой она была. Слишком... счастливой, откровенно упиваясь краденой молодостью. Даже Салли поняла это, ощутила чужую хищную радость, затопившую комнату. Вместе с прежним телом директриса отбросила и должность, и возраст, и респектабельность. Обманта (так про себя окрестила её Салли) в открытую насмехалась над охотницей, превратившейся в жертву, и наслаждалась произведённым эффектом.
– Ну, девочка... А как, по-твоему, я выживала все эти годы? При отсутствии силы спасти может только хитрость. Хитрость, бдительность и знания. Практик из меня, как ты успела понять, никакой, но вот теория магии – замечу без лишней скромности, в ней я разбираюсь лучше, чем кто-либо из ныне живущих магов.
– И ты хочешь сказать, что заметила наложенное мной заклятие? – возмутилась Саманта. – Учуяла его? При твоём-то бессилии?!
– Осмелюсь заметить, бессилие теперь твоё, – почти мягко сказала Обманта. – А заклятие... Да. Конечно. Я заметила его. Есть множество мелочей, неинтересных тем, кто наделён силой. Мелочей, которые великие волшебники упускают... Вот ты, например, обратила ли внимание на эту трещинку?
Обманта указывала куда-то в верхний угол зеркала. Салли даже так ничего не замечала, но Саманта, похоже, знала, о чём идёт речь.
– Я-то да, – фыркнула она. – И обратила, и проверила. Это обычная трещина! Не пудри мне мозги!
– Трещина – да. А вот угол, который она отделяет... Скажи, девочка, тебе доводилось слышать о связанных зеркалах?
Саманту так и перекосило.
– Врёшь. Я бы заметила...
– А о том, что они бывают двух типов?
Ответом ей было молчание. Саманта даже губы стиснула как можно плотнее – гордость не позволяла ей задавать вопросы насмехающейся над ней противнице.
А вот противница явно не прочь была поболтать. И не без оснований полагала, что слушательницы никуда от неё не денутся. Ведь у неё – до Салли наконец-то дошло это – теперь были способности лучшей ученицы в сочетании с доскональным знанием теории. Знанием, которого Саманта просто не успела скопить, как бы прилежно она не училась.
– Я купила пару этих зеркал на заморской барахолке. Точнее, – поправилась Обманта, – купила одно целое зеркало и осколок второго. Продавец даже рассказал мне легенду о том, как оно разбилось. Якобы эти зеркала купили когда-то влюблённые, которым предстояла разлука, но расставались они в такой спешке, что не успели проверить, как зеркала работают. И когда юноша заглянул в зеркало, чтобы пообщаться с возлюбленной, он увидел лишь своё собственное лицо. Юноша решил, что купил подделку, и в гневе разбил зеркало. А вот девушка через своё зеркало как раз могла его видеть. Она подумала, что возлюбленный разорвал связь, поскольку больше её не любит, и в горе бросилась со скалы...
– Бред какой-то, – пробормотала Саманта.
– Разумеется, – легко согласилась Обманта. – На самом деле такие зеркала с односторонней связью предназначались для шпионажа. Именно поэтому чары на них маскировались самым тщательным образом. И по этой же причине подобных артефактов мало осталось – люди, подозревавшие, что за ними ведётся слежка, начинали разбивать все зеркала в своём окружении. Осколки, конечно, тоже работали, но в мусорном ведре едва ли выследишь что-то важное... Ну, а мне и осколок сгодился. Я заменила им часть вот этого зеркала, чтобы иметь возможность наблюдать, что происходит в кабинете в моё отсутствие. Как ты понимаешь, зеркальце для наблюдений я всегда ношу с собой...
Раньше Салли думала, что «скрежет зубовный» – это просто такое выражение. Но сейчас именно вот это она от Саманты и услышала. И неудивительно!.. Вся школа знала – кто лично, а кто по сплетням – что директриса обожает смотреться в зеркальце, которое носит в ридикюле. И все попросту считали её самовлюблённой, потому что... потому что такой она и была.
Но ещё, как выяснилось, она была хитрой.
– Поэтому, – с явным удовольствием заключила Обманта, – я полюбовалась на тебя и решила, что будет вполне справедливо, если ты попадёшься в собственную ловушку.
– Это Салли виновата, – процедила сквозь зубы Саманта. – Я велела ей сделать амулет, а она...
У Салли от обиды чуть слёзы на глаза не навернулись. Но Обманта глянула на неё как будто даже с уважением.
– Да нет, твоя подружка всё правильно сделала. Амулет изготовлен без ошибок. Просто вы, девочки, забыли первое правило – развеять чужие чары может только более сильный или, по крайней мере, равный по уровню маг. А ты, когда колдовала над зеркалом, была пока ещё посильнее подружки... Тебе стоило делать амулет самой, тогда он сработал бы. Конечно, тогда ты бы не стала молчать о случившемся, но...
– Я и так не буду молчать! Я всем расскажу, что ты...
Саманта запнулась.
– Расскажешь, что я сделала? – подхватила Обманта. – А что, кстати, я сделала?..
В этот миг она была так похожа на настоящую Саманту, что Салли стало совсем уж жутко.
Саманта угрюмо молчала. Обманта рассмеялась.
– Девочка, да ты до сих пор не поняла! Ну же, вспомни, что писал Зефирин. Украсть отражение, дыхание и взгляд... – нараспев процитировала она строки, неизвестные Салли. Саманта об этом ничего не говорила, как видно, сочтя очередной древней метафорой. – Кто первым отражается в заколдованном зеркале? Чьи дыхание и взгляд касаются его?
– Всё ты врёшь, – вдруг сказала Саманта, злобно глядя в принадлежавшее ей прежде лицо. – Если моё отражение попалось первым, с чего тогда чары сработали второй раз? Я же действительно получила твой облик. И как ты поняла, что я делаю с зеркалом?! Если тебе знакомо заклинание Зефирина, ты бы сама им воспользовалась! Ещё раньше! Заколдовала бы зеркало, вызвала бы меня к себе в кабинет...
– Вызвала бы кого-нибудь из учителей, – поправила её Обманта. – Ты талантлива, девочка, но есть и те, кто талантливее тебя.
Саманту прямо-таки перекосило с досады.
– Тогда тем более!.. Зачем всё это?!
– Потому что я не могла заколдовать зеркало, – спокойно сказала Обманта. – Мне не хватало сил даже на это. Да... Когда-то это стало для меня горьким разочарованием. Найти потерянные записи Зефирина и понять, что они для меня бесполезны...
– Всё равно врёшь, – упрямо повторила Саманта. – Если ты нашла записки, как они потом оказались у... там, где я на них наткнулась? Не копия же это! Предусмотрительностью Зефирин точно не отличался!
Теперь её щёки полыхали. Она села в лужу – возможно, первый раз в жизни; но всё ещё не хотела сдаваться. И, несмотря на безнадёжность ситуации, Салли восхитилась подругой.
Бывшая же директриса адресовала Саманте какой-то непонятный, но очень многозначительный взгляд.
– Видишь ли, записки Зефирина я нашла непосредственно у их автора.
– Что?! – возмутилась Саманта. – Он же умер! Ни один маг столько не проживёт!
Обманта от души рассмеялась.
– Слушай, девочка, мне казалось, что ты умнее. Если, копируя чужой облик по методу Зефирина, можно получить даже магическую силу, что уж говорить о молодости?.. Ведь срок жизнь зависит всего лишь от того, насколько одряхлела твоя плоть. Найдёшь способ заменить её – и действительно станешь бессмертным. Так что Зефирин жив до сих пор, хотя наверняка уже сам потерял счёт изношенным обличьям и именам. А вот здравого смысла ему действительно не хватает. Он любезно позволил мне у него погостить и, кажется, на следующий же день забыл о моём присутствии. Так что мне хватило времени найти записки и внимательно их изучить. Однако красть их я не стала. Эти древние маги, несмотря на рассеянность, могут быть очень опасны... Ну, а что касается чар – это одна из тех деталей, которую упустил в своём безумии Зефирин и упустила в своей наивности ты. Сама суть зеркал заключается в двойственности. И это влияет на любые действия, любые манипуляции с ними. Можно сказать, что чары отразились в зеркале так же, как твоё хорошенькое личико...
Обманта подошла к пресловутому зеркалу и с явным удовольствием полюбовалась собой. Саманта смотрела на неё с отвращением.
– Ну, а дальше что?! – не выдержала она. – Я же действительно всем расскажу, что ты сделала! Как ты заставишь меня молчать? Заколдуешь, что ли...
Салли в ужасе зажала себе рот ладонью, хотя на самом деле это следовало бы проделать с Самантой. Неужели та не поняла, во что они влипли?! Ведь бывшая директриса действительно могла заколдовать Саманту! И Салли тоже! Сделать с ними обеими всё, что угодно!
– А если и заколдуешь, это тебе всё равно не поможет, – продолжала Саманта, чуть сбавив обороты, но не желая признать поражение. – Грозовое Облако всё знает. Он видел Салли у этого самого кабинета. Он поймёт, что к чему!
– Грозовое Облако – старый дурак, – отмахнулась Обманта. – Он многое видит, но давно разучился делать выводы. И он чересчур сентиментален... считает учеников милыми детишками, способными лишь на невинные шалости. Ему и в голову не придёт, до какой авантюры ты, моя радость, додумалась. И для тебя это к лучшему.
Тут уж Салли вовсе ничего не поняла. И – возможно, впервые в жизни! – в этом с ней была солидарна Саманта.
– Чего?! – возмутилась она, теряя остатки выдержки.
Обманта покачала головой.
– Ты опять кое-чего не учла, девочка. Мне вовсе ни к чему связывать вас заклятиями молчания. Разве что для того, чтобы облегчить вам жизнь, но, – Обманта улыбнулась собственной шутке, – я не настолько добрая. Тебе самой придётся изо всех сил молчать. И, конечно же, надеяться на молчание подружки... Ты задумывалась когда-нибудь о том, насколько учителя ненавидят меня? Ведь мне, как ты понимаешь, не под силу было бы прийти хоть к какой-то власти честным путём. Меня в этой школе боятся, а не уважают. И если учителя поймут, что под маской директрисы прячется напуганная девчонка, что у этой девчонки нет ни капли могущества, что могущества всё это время не было у меня... им уже будет безразлично, кто ты на самом деле. Может, тот же Грозовое Облако и пожалеет тебя. Может, найдётся кто-нибудь ещё. Но я бы на твоём месте не стала полагаться на их защиту. Тех, кто захочет отыграться за годы унижений, всё равно будет больше. И если у тебя, девочка, есть хоть капля ума – а он есть, иначе ты не смогла бы провернуть всё это – ты поймёшь, что твоё спасение именно в молчании. В том, чтобы поддерживать созданную мной иллюзию силы. Это будет непросто, но ты ведь быстро учишься, верно?
Салли и не заметила, как Обманта успела сойтись с Самантой вплотную. Почти нос к носу. Шаги у неё были мягкие, как у кошки, и такие же обманчиво-плавные. Саманта попыталась отступить – и рухнула в стоявшее позади неё кресло. Обманта наклонилась над ней, не давая пошевелиться.
– Пожалуй, можно сказать, что я преподала тебе последний урок. Учительской карьере нужно какое-то завершение, верно?
Саманта сердито сопела. Похоже, сил на разговоры у неё уже не осталось. Или не осталось ни единой щели в ловушке, расставленной, как безжалостно указала бывшая директриса, именно Самантой – и её же саму изувечившей. Как медвежий капкан, сомкнувшийся вдруг на ноге охотника.
– Всё же немного жаль расставаться с этим телом, – задумчиво сказала Обманта, разглядывая лежащую поперёк кресла женщину – испуганную, сердитую, проигравшую. – В молодости я была хороша собой. Да и сейчас ещё...
Она склонилась ещё ниже и поцеловала Саманту – себя – прямо в губы. Салли видела, как подругу передёрнуло.
– Приятно было поболтать с вами, девочки. Но мне в самом деле пора.
Обманта выпрямилась и подошла к окну. Раздвинула шторы, распахнула створки настежь. В комнату ворвался свежий ночной ветер. Обманта вскочила на подоконник и сделала шаг вперёд – без страха, без колебаний, каких можно было бы ждать от женщины, никогда прежде не колдовавшей всерьёз. Она ступила на ветер так же уверенно, как ступают на прочный камень лестниц, и ветер так же надёжно, как камень, держал её.
– Ну до чего же легко!..
На окно за своей спиной, оставленный позади кабинет и девочек она уже не оборачивалась. Обманта засмеялась таким лёгким и детским смехом, какого Салли и от Саманты-то не слышала уже много лет. А затем – растаяла в воздухе.
Стала невидимой или перенеслась в другое место?.. Салли понятия не имела. А вот Саманта, похоже, не сомневалась, что бывшая директриса убралась куда подальше. Разом обретя силы (по крайней мере, физические), она вскочила с кресла, бросилась к окну и захлопнула его так резко, что стёкла жалобно звякнули. И разразилась диким, яростным, пронзительным воплем, от которого у Салли зазвенело в ушах.
Следующей жертвой стала настольная лампа – Саманта схватила её и запустила в злополучное зеркало, виновное лишь в том, что попало в окружение излишне честолюбивых волшебниц. Звон осколков смешался с грохотом кресла, пинком опрокинутого на пол. Саманта, похоже, всерьёз вознамерилась разнести весь кабинет.
Наблюдая за взбешённой, отчаявшейся Самантой... или уже не Самантой, ведь ей предстояло забыть старое имя, если она хотела выжить... наблюдая за ней, Салли испытала какое-то прежде незнакомое чувство. Что-то, весьма похожее на злорадство.
– Ну, успокойся же, – объявила она, сама удивляясь своей решимости. – А вдруг учителя тебя услышат? Не надо привлекать лишнего внимания. Тебе и так сейчас нелегко придётся... и помощи ты ни у кого попросить не сможешь... вот разве что у меня.
Салли мягко, застенчиво улыбнулась.
– Ведь я-то знаю твой секрет.
Идея позаимствована из сна, так что все претензии - к Морфею. Хотя кому я вру? Ко мне, конечно же.
– Итак, дети, добро пожаловать на ваш первый урок трансформаций...
Заполнившие аудиторию ученики не были детьми. Почти что. Подростками – возможно; а чаще всего их уже называли юношами и девушками. Дети – это звучало почти оскорбительно.
Но только не сейчас.
А кроме того, лектор был так стар, что с полным правом мог назвать бы детьми прадедов своих подопечных.
Или, как утверждалось в одной из школьных баек, даже динозавров.
читать дальше– Что есть трансформация? Изменение формы. Превращение, попросту говоря, – лектор усмехнулся в усы, заметив, как высокомерно скривились некоторые из подростков. Простота казалась им чем-то унизительным. – Впрочем, под любым из названий трансформация остаётся одной из сложнейших магических дисциплин. Мы с вами начнём с основ, с изменения неживой материи, и вы убедитесь, что для любых действий в области трансформации требуется высочайший уровень сосредоточения... Но прежде вы должны узнать кое-что такое, что вам едва ли могли рассказать за стенами этой школы.
Лектор неуловимо помрачнел. Как будто даже его усы и борода из белоснежных стали мглисто-серыми, предвещающими грозу. Ученики, и без того внимавшие каждому слову, затаили дыхание.
– Мне хорошо известно, о чём вы мечтаете. О чём мечтает каждый начинающий волшебник. О чём когда-то мечтал я сам, переступив порог школы... Нет, динозавров я не застал, и не надо так на меня смотреть.
В аудитории послышались робкие смешки. Лектор поднял ладонь, призывая к тишине.
– Знаю, изменение неживой материи вы склонны считать лишь вводным этапом. Подготовкой к главному. К изменениям живой материи и, как итог, к изменениям самих себя. Кое-кто из вас – я в этом не сомневаюсь – пустится в подобные эксперименты раньше, чем научится трансформировать шнурки собственных ботинок. Что ж, без дерзости не было бы волшебства... Но и риск огромен. А потому прежде всего вам надлежит узнать, чем опасны самотрансформации.
Напряжение сгустилось настолько, что, казалось, в воздухе вот-вот начнут потрескивать грозовые разряды. Лектор оглядел учеников из-под нахмуренных бровей, искренне надеясь, что ему удалось всецело завладеть их вниманием. Он знал, какими скучными молодёжь считает предостережения и советы, но знал так же и то, что бывает с теми, кто советами пренебрегает.
– Кое-какие слухи на эту тему... сильно искажённые... до вас наверняка доходили. Я имею в виду истории о волшебниках, которые приняли облик того или иного животного и остались в нём навсегда, утратив человеческий разум. Однако на самом деле для того, чтобы утратить разум, нужно очень и очень постараться... хотя, несомненно, некоторым людям это удаётся даже без помощи магии.
Снова в аудитории зазвучали смешки, и снова лектор усмирил всех одним жестом.
– Вы спросите, а в чём же тогда опасность, если разум останется при вас? Но опасность кроется в самой магии, в той её природе, о которой волшебники так не любят говорить. Что? Вы первый раз об этом слышите?.. Да, именно настолько не любят. Мы гордимся величием нашего разума, величием духа, мы привыкли считать, что магический дар ставит нас выше простых смертных... Но правда, дети, правда заключается в том, что магия неразрывно связана с плотью. Магия – такая же часть вашего тела, как рука или нога, и, увы, лишиться её так же просто.
Сейчас аудитория больше всего напоминала гнездо с совятами. Вряд ли хоть где-то ещё можно было увидеть столько абсолютно круглых глаз сразу.
– Как это? – наконец спросил кто-то.
– Да вот так. Меняя облик, вы обретаете физические свойства нового тела... и утрачиваете те, что имели. А так как большинство животных и людей магической силой не обладают, при самотрансформации вы, скорее всего, полностью лишитесь умения колдовать. И, как следствие, не сможете вернуть себе прежний облик.
Совята стали полярными, то бишь побелели. А лектор продолжал урок.
– Отсюда следует вывод, что заниматься подобными превращениями возможно, только заручившись предварительно поддержкой опытного и дружески расположенного к вам мага, который сможет развеять ваше заклятие. Это правило вы помните с первых дней учёбы, развеять чужие чары может только более сильный или, по крайней мере, равный по уровню маг... К слову, только благодаря этому ваши предшественники не превратились поголовно в тигров и черепах. Для учителей обычно не составляет труда расколдовать чрезмерно увлёкшихся экспериментами учеников. Мы сильнее и опытнее вас – пока что. Но, окончив учёбу, вы уже будете отвечать сами за себя...
Дальше Салли слушала вполуха.
Да, конечно, это был важный урок. Очень-очень важный. Но не менее важной была сидящая рядом Саманта.
Честно говоря, Салли напряглась уже тогда, когда подруга предложила (точнее, решила за двоих) занять последнюю парту. Обычно они сидели в первых рядах, и все учителя уже привыкли видеть перед собой две белокурые головки, двух неразлучных и таких разных учениц – стройную, идеальную, уверенную в себе Саманту, которая то и дело забрасывала наставников каверзными вопросами, и пухленькую коротышку Салли, пишущую в тетради, как говорится, носом.
Все их знали. Кроме профессора Грозовое Облако, к которому их класс сегодня впервые пришёл на урок; и, похоже, Саманта не спешила привлекать его внимание.
Подозревать у Саманты внезапный приступ застенчивости было бы так же странно, как ждать от рыбы гидрофобии. Саманта становилась тихоней, только если затевала что-то. Если у неё был план. А планы Саманты обычно не предвещали ничего хорошего.
И вот теперь они сидели за последней партой и слушали учителя, и на словах «при самотрансформации вы полностью лишитесь умения колдовать» Саманта чуть ли не сиять начала этой своей... плановитостью, или энтузиазмом, или вдохновением – как ни назови, но Салли с трудом могла поверить, что никто, кроме неё, этого сияния не замечает. А хуже всего было то, что она совершенно не понимала Саманту.
Ну, Саманта всегда была... на какой там шаг, на сотню миль впереди. И Салли за ней с трудом поспевала. Но сейчас всё как-то совсем уж запуталось. Чем же так вдохновило Саманту услышанное?! Салли прикидывала и так, и эдак, и всё равно не могла сообразить. Ведь не приспичило же Саманте отказаться от магии. Это было бы ещё абсурднее, чем приступ застенчивости.
Нет, Салли не могла понять.
Саманта была её личной неизвестностью, загадкой, помноженной на тайну. А неизвестность пугала Салли – ну, и притягивала тоже, должно быть, иначе почему она продолжала покорно следовать за подругой?.. Но в первую очередь всё-таки пугала.
А для Саманты любые тайны являлись вызовом.
Поэтому сейчас она слушала учителя, деловито прищурясь и не упуская ни слова. А Салли не сводила глаз с её сосредоточенного лица – и изводилась от волнения.
– Саманта! Да постой же, Саманта!..
Салли колобочком скатилась по лестнице, пытаясь догнать подругу. На её вкус, в школе было слишком много этажей и башен. И ни одного лифта. Учителя в них не нуждались, а ученики... наверно, их это должно было подтолкнуть к совершенствованию искусства левитации. Кое-кто так и делал. А кто-то попросту сказал через несколько ступенек сразу.
А Салли, увы, не хватало ни физической ловкости, ни чародейской. Поэтому она пыхтела, отдувалась, судорожно цеплялась за перила и отчаянно боялась когда-нибудь запутаться в собственных ногах.
Хвала звёздам, у подножия лестницы Саманта остановилась и подождала подругу, хоть и нетерпеливо притопывала при этом ногой. Не успев отдышаться, Салли вцепилась в неё и потащила в пустующий боковой коридорчик.
– Ну и куда мы так спешим? – недовольно спросила Саманта, следуя, тем не менее, за подругой. – Ты надеешься найти здесь клад или встретить своего принца?
Салли не ответила. Убедившись, что они отошли достаточно далеко от других учеников, она развернулась к Саманте лицом и взволнованно выдохнула:
– Саманта, что ты затеяла?!
– Затеяла? – невозмутимо переспросила девушка. – Ничего. С чего ты вдруг...
– Саманта! – Салли перебила её, что случалось крайне редко. – Пожалуйста! Я же знаю, что ты что-то задумала, я же не могла не заметить...
– Ну, раз ты такая... замечательная... – голос Саманты стал вкрадчивым. – Зачем мне что-то тебе объяснять? Ты же и так всё знаешь. Кстати, а что именно?
Салли вздохнула.
– Ох, ну... когда мы сидели на уроке... Саманта, ты бы себя видела! У тебя вдруг стало такое лицо... такое... как будто ты услышала что-то особенное.
Саманта приподняла брови.
– Допустим. И что же я услышала?
– Не знаю, – сокрушённо призналась Салли. – Потому и спрашиваю.
– Ну же, Салли, пошевели мозгами! – закатила глаза Саманта. – Ты слышала то же, что и я. Всё, что говорил учитель. Раз уж ты глаз с меня не сводила, значит, заметила, из-за чего у меня стало «такое» лицо?..
Салли вздохнула ещё раз. Их с Самантой беседы без вздохов не обходились.
– Заметила. Учитель как раз говорил о том, что в чужом облике колдовать нельзя, но...
– Так как большинство животных и людей не обладают магической силой, при самотрансформации вы, скорее всего, полностью лишитесь умения колдовать, – без запинки процитировала Саманта. Память у неё была отличная, по крайней мере, на то, что она считала достойным своего внимания. – Не понимаешь?
– Нет.
Саманта ухватила Салли за плечи и крепко встряхнула.
– Скорее всего, Салли, он сказал «скорее всего»! Если существо, чей облик ты принимаешь, не обладает магическими способностями, да, в этом случае и ты их лишишься! А если обладает? Что тогда?! Подумай головой, ну же!
Салли начала понимать.
– Хочешь сказать, при превращении в кого-нибудь... волшебного... можно получить его силу?
– Да, да, ДА!!!
– Но... но что с того?.. Ну да, бывают волшебные звери, но ведь их волшебство совсем не такое, как у людей. Оно, ну, проще...
Саманта встряхнула Салли ещё раз.
– Ох, какая ты бестолковая. Разве превращаться можно только в зверей?
Подумай головой, Салли.
Пошевели мозгами, Салли.
Возможно, Салли предпочитала оставаться бестолковой, потому что моменты понимания слишком сильно её пугали.
Саманта хочет силы – это давно известно. Саманта хочет чужой силы – тут тоже удивляться нечему. Саманта надеется получить её, приняв чужой облик... кого-нибудь сильного, сильнее, чем она. Таких найти нетрудно, ведь Саманта всего лишь школьница, хоть и талантливая. Наверно, любой старшеклассник подошёл бы, но...
– Саманта! – ахнула Салли. – Неужели ты хочешь превратиться в кого-нибудь из учителей?!
– В директрису, – невозмутимо уточнила Саманта. – Она должна быть сильнее всех.
Салли испуганно огляделась по сторонам, проверяя, точно ли их никто не слышит.
– Ты сошла с ума, – прошептала она почти что с благоговением. – Ты совсем сошла с ума, Саманта... Ох, да это же просто невозможно, у тебя ничего не выйдет...
Саманта презрительно фыркнула.
– Это почему же?
– Да ведь если бы так легко было получить силу, все бы так делали!
– Молодец, Салли, соображаешь. Значит, это не так легко. Значит, сперва я должна узнать всё о том, какие меня ждут сложности – и как их преодолеть.
– Но... но... но почему ты так уверена, что это вообще возможно?! – с отчаянием спросила Салли.
Саманта тоже огляделась по сторонам, но, видимо, этот коридорчик казался ей недостаточно надёжным для таких откровений.
– Я расскажу тебе об этом попозже. А сейчас пошли уже, наконец, на обед!
Салли покорно кивнула.
Ей определённо требовалось заесть потрясение.
Несколько дней спустя Салли снова сидела за последней партой. Но на этот раз – не по желанию Саманты.
И вообще без неё.
Такое повторялось уже дважды, и беспокойство Салли успело перерасти в тихую панику. Ещё в прошлый раз, когда она пришла на урок, привычно села за первую парту и стала ждать Саманту... А Саманта не явилась. Да, иногда она опаздывала (и учителя снисходительно прощали лучшей ученице эти маленькие слабости), но сейчас шла минута за минутой, а Саманты всё не было.
Она могла позволить себе опоздания... но не прогуливала никогда.
Конечно, всё когда-нибудь случается впервые. Но после того их разговора, после того, как Салли узнала, чего хочет Саманта... отсутствие подруги не на шутку пугало её. Не добавляли душевного спокойствия и вопросы учителя, который – конечно же! – решил узнать причину отсутствия лучшей ученицы от её неизменной спутницы. И, кажется, не поверил, что Салли этой причины не знает.
Хотя она в самом деле ничегошеньки не знала.
И готова была от стыда провалиться сквозь землю, когда её подозревали во вранье. Она так расстроилась, что даже не смогла толком ни о чём расспросить Саманту, когда та объявилась на перемене с таким видом, словно вовсе ничего особенного не произошло. А сегодня всё повторялось. Едва началась перемена, Саманта куда-то унеслась и не вернулась к началу следующего урока. Салли чувствовала, как подступает к горлу тошнота, усиливаясь с каждой минутой отсутствия Саманты. Она заняла заднюю парту, надеясь избежать лишних вопросов; если бы Саманта пришла, она бы посмеялась над ней...
Если бы. Саманта. Пришла.
Когда урок закончился, Салли выходила из класса на ватных ногах, почти убеждённая, что вот уж теперь точно случилось что-нибудь страшное – но у самых дверей столкнулась с Самантой, снова вернувшейся как ни в чём не бывало.
– Да где же ты была?! – завопила Салли.
Иногда и у неё сносило крышу.
– Тише ты, ненормальная! – по-змеиному зашипела Саманта, толкая подругу к стене.
И шепнула на ухо:
– На уроке трансформаций.
– Н-но его же... нет... сегодня в расписании?..
Салли уже не кричала, а мямлила, мигом вернувшись в привычное (то есть в растерянное) состояние. Ей даже показалось, что она в самом деле всё напутала, пришла не в тот класс, не на тот урок...
Да нет же. В аудитории были хорошо знакомые ей одноклассники. Даже если все разом перепутали расписание, что уже нелепо – не может же быть, чтобы учитель ничего по этому поводу не сказал!
Саманта хитро улыбнулась. Она явно наслаждалась произведённым эффектом.
– У нас нет. А у старшеклассников есть.
– Но как тебя туда пустили? – шёпотом спросила Салли.
Любопытство, смешанное с облегчением, перевесило другие чувства. Старшеклассники – это не страшно. Старшеклассники в каком-то смысле даже больше подходят Саманте, чем сверстники. Она ведь умная.
– Я всё тебе расскажу, – пообещала Саманта. – Только давай сперва уйдём отсюда...
Салли совсем не нравилось, какое место выбрала для беседы Саманта, но её, как всегда, никто не спрашивал.
Нет, на крыше их в самом деле некому было подслушивать. Сюда лазили разве что младшеклассники – ещё не начав учиться левитации, они пытались представить, что ощущаешь в полёте. Но они были слишком робкими, чтобы делать это каждый день, и потому большую часть времени школьная крыша пустовала.
Салли тоже была... слишком робкой. Она ужасно боялась высоты. А крыша к тому же была не плоской, а покатой!..
Но Саманта шла по черепичному скату так же уверенно, как по ровному месту, и Салли оставалось только вцепиться ей в локоть и тащиться следом.
– Так как же ты попала на урок к старшеклассникам? – спросила Салли в надежде хоть чуть-чуть отвлечься от маячащей рядом бездны. – Учитель тебя не выгнал?..
– А он и не знал, что я там... Вот хорошее место. Давай сядем.
Саманта изящно опустилась на черепицу. Салли буквально рухнула следом, ещё крепче вцепившись в подругу.
– Он не знал, что я нахожусь в классе, – повторила девушка. – Я спряталась под партой у Грегора.
– У кого?..
– А, да это мой поклонник. Я обещала с ним погулять, – Саманта залилась смехом, – и он так обрадовался, что даже не стал ни о чём расспрашивать, представляешь!..
Салли поняла, что у неизвестного ей Грегора нет ни единого шанса завоевать сердце Саманты. Глупости – или того, что казалось ей глупостью – Саманта не прощала.
Может быть, поэтому она позволяла Салли оставаться рядом с ней. Салли задавала вопросы – хоть и звучали они зачастую панически.
– А как же другие старшеклассники? Они не наябедничают на тебя учителю?
Саманта небрежно отмахнулась.
– Ни в коем случае. Им слишком хочется узнать, что будет у меня с Грегором.
Салли залилась краской.
А что, в самом деле, будет?..
Она и раньше знала, что у Саманты есть поклонники – или, скорее, это разумелось само собой. Саманта была умная. Красивая. Идеальная. Конечно же, она всем нравилась. Но, кажется, не было никого, кто смог бы по-настоящему понравиться самой Саманте. А Салли... Салли стеснялась расспрашивать подругу об этой стороне её жизни. У Салли-то не было поклонников – ни одного. Она ни разу не целовалась... да что там, даже ни с кем никогда не держалась за руки...
– Ты его обманула? – робко спросила Салли. – Ну, когда обещала с ним погулять?
– Да нет, – Саманта пожала плечами. – Его помощь мне ещё пригодится. Он, конечно, и так помог бы, но пусть уж и дальше не задаёт вопросов. Лишнее внимание мне сейчас ни к чему.
– Значит, ты и дальше будешь ходить к старшеклассникам на уроки?
– Конечно! Мне нужно больше информации.
– Но, – в отчаянии воззвала Салли, – но что я должна говорить учителям?! Они же меня спрашивают, почему тебя нет на уроках!
– Ну, придумай что-нибудь, – беззаботно отозвалась Саманта. – Мне сейчас не до них, есть дела поважнее.
– Но... но...
Салли хорошо знала, что это невозможно, и всё же пыталась отыскать доводы, способные заставить Саманту хоть немного притормозить.
– А как же... как же Грегор? Он старше нас... Вдруг он...
Салли покраснела, кажется, вся целиком. Но всё же договорила:
– Вдруг он поведёт себя... как-нибудь... невежливо?
Саманта закатила глаза.
– Пусть только попробует. До самого выпускного икать будет.
Салли, не удержавшись, хихикнула.
– Вот-вот, – кивнула Саманта. – Он же не хочет, чтобы над ним все смеялись. Представь, какой позор – получить проклятие от девушки, которую позвал на свидание, особенно девушка младше...
О да. Саманте ничего не стоило опозорить несчастного Грегора на всю школу. Она буквально была рождена для этого.
У каждого волшебника имелся свой особый дар, тот, который проявлялся раньше других, умение, которому не требовалось учиться. Дары бывали разные, порой – воистину чудесные и удивительные, но чаще скромные, не годящиеся для великих дел. А то и вовсе бесполезные. Салли, например, умела подчинять своей воле... улиток. Только улиток, даже слизни – те же улитки, только без домиков! – почему-то её не слушались. Как любила шутить Саманта, воле Салли требовался резонатор в виде раковины.
А что до самой Саманты... Она была из Проклинателей. Их боялись и уважали, а какое чувство преобладало в этом коктейле, зависело от даров. Салли всегда казалось, что Саманте повезло. Умей она насылать, скажем, чуму, ей бы осталось только запереться где-нибудь в подвале и ни с кем никогда не разговаривать, ведь кому такие страшные знакомые нужны?.. Зато икота отлично подходила, например, для того, чтобы проучить нерадивого подчинённого. В том, что Саманта в будущем займёт руководящий пост, Салли не сомневалась.
Вот только Саманта не хотела ждать будущего. Ей хотелось власти здесь и сейчас – больше власти, чем может получить школьница, пусть даже талантливая. И ещё – вдруг пришло в голову Салли – может, Саманте хотелось свершений более эпичных, чем чья-то икота?..
Мысль о том, что у Саманты могут быть комплексы, была настолько странной, что, мелькнув в голове Салли, тут же исчезла. Тем более что Саманта уже тормошила её.
– Ну, где ты там потерялась!.. Слушай меня.
Салли покорно перевела взгляд на лицо подруги. Это, по крайней мере, избавляло её от риска случайно посмотреть в сторону края крыши.
– Так вот, – Саманта недовольно поморщилась, – мне пока немного удалось узнать. Представь, даже старшеклассникам про самотрансформацию рассказывают очень осторожно и понемногу! Хотя... в каком-то смысле это тоже хороший знак.
– Почему? – не поняла Салли.
Саманта сверкнула глазами.
– Значит, им есть что скрывать! Мне всегда казалось, что учителя нас побаиваются... запугивают предостережениями, чтобы мы поменьше колдовали и ненароком их не превзошли...
Салли в этом сомневалась. Честно говоря, она была бы совсем не против, если бы их учили ещё меньше и ещё осторожнее. Тогда, возможно, ей не казалось бы, что знания вываливаются из её головы, как вещи из слишком сильно набитого чемодана. И что чемодан – то есть голова – треснет при попытке впихнуть туда что-нибудь ещё.
Впрочем, некоторые учителя действительно побаивались Саманту. Уж очень она была дотошная.
Наверно, сложно ей было сидеть под партой тайком, не имея возможности задать учителю ни одного вопроса!.. А может, она заставила беднягу Грегора задавать вопросы вместо неё? Салли вдруг представила всё это – и не сдержала смешка.
Саманта смерила её недовольным взглядом.
– Я что-то смешное рассказываю?!
– Нет, – пролепетала Салли. – Прости, пожалуйста. Я тебя слушаю.
Саманта сердито фыркнула, но всё же продолжила:
– Да, так вот, на предостережениях Грозовое Облако просто помешан. По-моему, даже больше других учителей!.. Я состарюсь под этой партой раньше, чем он закончит с техникой безопасности и перейдёт к настоящим урокам! Представь, он целый час рассказывал какие-то древние страшилки... спасибо, хоть на следующем занятии обещал рассказать про амулеты.
– Амулеты? – переспросила Салли.
Страшилки, пожалуй, ей слушать не хотелось.
– Для того, чтобы вернуться обратно в свой облик без чужой помощи, – пояснила Саманта. – Их, конечно, надо готовить заранее. Грозовое Облако обещал рассказать об этих амулетах подробнее – и научить их делать. Хоть что-то полезное...
Салли понимала. Для Саманты было чересчур унизительно полагаться на чью-то милость. Амулеты она тоже недолюбливала, но за неимением лучшего могла стерпеть. Значит, теперь она будет учиться делать эти амулеты... а потом приступит к самим превращениям... если, конечно, до этого старшеклассников не захотят обучить ещё какой-нибудь технике безопасности...
По всему выходило, что это – надолго. Долго-долго Саманта будет прогуливать уроки, чтобы ходить к старшеклассникам, долго-долго Салли придётся сидеть за партой в одиночестве и врать учителям, и ещё...
Ой, мамочки.
– Красивый отсюда вид, правда?
– Угу, – промычала Салли. Единственным видом, на который она могла смотреть без содрогания, в данный момент было плечо Саманты.
Они снова сидели на крыше. Не в первый раз – и, к сожалению Салли, едва ли в последний. Тут они действительно могли поговорить без свидетелей. А Саманта, при всей её самодостаточности, нуждалась в слушательнице. То ли таким образом она упорядочивала свои мысли и новые знания, то ли ей просто льстили изумление и испуг Салли – как знать?..
А сегодня ей с чего-то вдруг захотелось полюбоваться видом – хотя Саманта, мягко говоря, не склонна была к созерцанию. Если бы Салли не было так страшно, возможно, она задумалась бы о причине этих перемен.
Саманта надула губы.
– Ну же, Салли! – она пихнула подругу в бок. – Неужели тебе неинтересно, что мне удалось узнать?!
– Очень интересно, – охотно подтвердила Салли.
Не понятно, правда, ничего. Но лучше уж слушать пересказ лекции для старшеклассников, чем любоваться здешним видом.
Саманта придирчиво оглядела Салли, словно измеряя уровень энтузиазма. Но другой аудитории у неё всё равно не было, и девушка, снисходительно вздохнув, начала:
– Помнишь, Салли, ты говорила о том, что невозможно просто получить силу вместе с чужим обликом, иначе бы все так делали? Так вот, сегодня я узнала кое-что о невозможностях...
Салли сглотнула. Ох, как хорошо было бы, если б невозможности оказались по-настоящему невозможными и заставили Саманту отказаться от её дикого плана... Но на это и надеяться не стоило. Саманта, как всегда, отыскала в невозможностях возможности – а иначе не лучилась бы сейчас такой таинственностью.
– И что ты узнала? – покорно спросила Салли.
Саманта просияла.
– А вот что!
Выдержала паузу и значительно произнесла:
– Магические способности не копируются.
Салли показалось, что она ослышалась.
– Ч... что?..
– Понимаешь, при самотрансформации мы всего лишь копируем чужое обличье!.. Для простоты, – Саманта снисходительно взглянула на Салли, – это можно сравнить с копией картины. Чем искуснее художник, тем ближе его копия будет к оригиналу. Но эксперты почти всегда смогут найти отличия. То же и с магией. Ты можешь превратиться в другого человека и внешне казаться его точной копией, но есть много разных способов распознать обман. Сегодняшняя лекция была посвящена именно им. И это только начало.
Салли молча смотрела на Саманту, пытаясь сообразить, к чему бы всё это. Значит, Саманту могут разоблачить? Она ищет способ избежать этого? Нет, погодите-ка...
– А... что ты сказала про магические способности?
Саманта кивнула.
– В этом-то и дело! Скопировать их во много раз сложнее, чем, скажем, рост или цвет волос. Они слишком глубоко в нас сокрыты. Как писал Белый Каркен в одном из своих трактатов – «на самом дне последней капли крови». Это, конечно, всего лишь метафора, для магов древности стиль изложения явно был важнее фактов, но... – Саманта неопределённо помахала рукой. – Смысл ты уловила.
Салли вовсе так не казалось, но Саманте, как всегда, было виднее. Она увлечённо продолжила:
– В общем, чтобы получить чужие способности, нужно скопировать чужое тело в совершенной точности, до той самой последней капли крови. А это под силу лишь величайшим магам. Но им-то чужие способности ни к чему, им своих хватает. Так что, – Саманта усмехнулась, – думаю, при самотрансформациях великие маги заботятся больше о том, как бы не перестараться.
Салли пропустила шутку мимо ушей.
– Но...
Она запнулась и примолкла. Больше всего Салли сейчас хотелось взвыть о том, что у Саманты совершенно точно ничего не получится, ведь все изложенные факты (вместе с метафорами) к этому и вели, но, но...
Но выражение лица Саманты всё ещё утверждало обратное.
И Салли оставалось лишь беспомощно спросить:
– Но что же ты собираешься делать?
У Саманты вспыхнули глаза. И Салли стало понятно – это был правильный вопрос.
Что бы ни собиралась делать Саманта, Салли приходилось следовать за ней. Например, стоять на стрёме, пока подруга...
Ох. Иногда Саманта заходила слишком далеко.
Но от понимания этого Салли всё равно не было никакого толку.
Девочка переминалась с ноги на ногу, зябко обхватив себя руками. Стоило, наверно, прихватить кофту... Но Салли не привыкла шляться ночами по улицам и потому не подумала об этом.
Впрочем, нет худа без добра. Холод хотя бы отвлекал её от страха.
А сначала, пока они шли сюда, Салли было настолько страшно, что она даже не сообразила спросить у Саманты, куда именно они идут. Не понимала она этого и сейчас – темнота сделала город настолько незнакомым, что Салли всерьёз задумывалась, не завела ли Саманта их в какую-нибудь параллельную реальность. Хуже всего было то, что Саманта действительно могла бы это сделать... По крайней мере, так казалось Салли, напуганной, замёрзшей и бесконечно одинокой – одинокой, потому что Саманта влезла в какое-то подвальное окно, а Салли...
Салли осталась стоять на стрёме.
Нет, конечно, Саманта не полагалась на её бдительность (и никто не положился бы). Но она оплела Салли заклинанием, сделав подругу частью хитроумной сигнализации, которая должна предупредить Саманту о возможной опасности.
Кто-нибудь другой (та же Саманта) мог бы и возразить против столь бесцеремонного обращения, но Салли привыкла к подобному. Учителям во время уроков надо было демонстрировать на ком-то действия разных заклятий, верно?.. И Салли вызывали для этого чаще всего. Строго говоря, для неё это был чуть ли не единственный способ заслужить приличную оценку. Так что Салли не возражала.
Не возразила она и сейчас. Ждать было страшно, но лезть с Самантой в подвал... Нет, что угодно, только не это. К тому же сплетённое подругой заклинание немного... самую чуточку, но всё же грело её.
Если бы оно ещё защищало!.. Может, реальная угроза и отсутствовала, но Салли пугало всё. Пляска теней, отбрасываемых ветвями деревьев; шум ветра, который колыхал эти ветви; тишина, опускавшаяся на улицу, если ветер стихал, и темнота, густеющая, когда луну закрывало облако...
Да. Салли была жуткой трусихой. Возможно, Саманте стоило выбрать себе в друзья кого-нибудь похрабрее. Но таким человеком было бы сложнее командовать, верно?..
Прошла вечность, и ещё одна вечность, и ещё – и, наконец, подвальное окно со скрипом отворилось, и в нём показалась Саманта. К груди она прижимала ворох каких-то свитков.
Салли чуть не расплакалась от облегчения. Она и закричала бы, но Саманта вовремя оказалась рядом и зажала ей рот свободной рукой.
– Тихо ты! – выдохнула она подруге в ухо. – Или хочешь, чтобы нас застукали в последний момент?!
Салли энергично замотала головой. Сейчас она была готова на всё, что потребует от неё Саманта – лишь бы не быть больше в одиночестве.
Но Саманта, разнообразия ради, не требовала ничего особенного. Она всего лишь впихнула Салли в руки свою добычу.
– Держи. И пошли. Надо вернуться, пока наше отсутствие не заметили.
Салли побежала за Самантой, стараясь не отставать – и не выронить свитки. Где они были, девочка так и не поняла, да и не хотела знать этого. Единственное, чего ей хотелось, забыть поскорее об этой вылазке, как о страшном сне...
– Неужели тебе неинтересно, что я добыла?!
Салли украдкой вздохнула. Забыть, ага. Для тех, кто знал Саманту, это было непозволительной роскошью. Она сама ничего не забывала и не позволяла другим.
– Ну что ты, конечно же, интересно, – заверила подругу Салли. – Это... это какие-то старинные свитки, правда?..
Саманта презрительно фыркнула.
– «Какие-то»! Ты даже столетия не определишь!
Салли кротко кивнула. История входила в число тех вещей, которых она не понимала, и число это приближалось к бесконечности.
– Это, – торжественно продолжила Саманта, – записки Зефирина Безумного, половина которых считается бесследно утраченной. Здесь в подробностях изложены формулы заклятий его собственного изобретения. Все они сводятся к одному заклинанию, простому, чёткому и безупречному в своём совершенстве, вот только... никто не знал, для чего оно предназначено!
– Как это? – изумилась Салли.
Ей-то всегда казалось, что взрослые и умные (в отличие от неё) волшебники способны разобраться во всём. Вообще во всём.
– А вот так, – пожала плечами Саманта. – Зефирина не зря прозвали Безумным. Насколько прост результат, настолько же сложны и запутаны ведущие к нему опыты. В итоге ни того, ни другого невозможно понять.
Салли ошалело потрясла головой. Слишком сложно для понимания – это она себе представляла. Но о том, что простота тоже может быть непонятной, услыхала впервые. Это было... ну да, непонятно.
– Так, может, в его записках и нет никакого смысла? – робко предположила она. – Раз уж он безумный...
Саманта засмеялась.
– Вот так все и считают. Поздравляю, Салли, ты мыслишь как исследователь с мировым именем!.. Нет, это многое о них говорит, в самом деле... Были, правда, предположения, что свет на исследования Зефирина могли бы пролить недостающие части записок. Но – найти их не удалось, и про гениального безумца вскоре забыли. А теперь угадай, что?..
Салли подумала. Ещё подумала. Может быть, она не была умной, но зато она знала Саманту.
– Неужели ты нашла их?! Эти... утраченные части...
– Да, да, да!!!
Саманта раскинула руки и упала на спину, распласталась по кровле, торжествующе смеясь. Салли смотрела на неё вытаращенными глазами. Казалось бы, давно пора привыкнуть, но... Саманта была воистину невероятна.
– Но как?..
– У моего дядюшки, – небрежно сказала Саманта. – Помнишь его?
Салли кивнула. Ей тоже доводилось бывать в гостях у дядюшки Саманты, одинокого коллекционера чего попало, живущего в ветхом загородном доме. Отец Саманты, человек деловой и вечно занятый, частенько ссылал туда дочь на каникулы. Дядя не баловал племянницу своим обществом – он был, как говорится, не от мира сего. В глуши, среди редкостей и хлама, которые не всегда получалось отличить друг от друга, Саманте было скучно; Салли же – жутковато. Поэтому Саманта изо всех сил сталась зазвать в гости подругу, чтобы та хоть как-то её развлекла, а Салли – отвертеться от поездок. Вряд ли бы ей это удавалось, если бы не родители, желающие, чтобы дочь почаще проводила время с ними и пореже – непонятно где. Впрочем, даже они иногда сдавались под натиском Саманты, и тогда Салли оказывалась вдали от привычной жизни, в огромном безлюдном доме, заваленном самыми странными в мире вещами... Даже кипучей энергии Саманты не хватало, чтобы оживить это унылое жилище.
Ну, а если Салли не приезжала, Саманте оставалось только рыться в «сокровищах» дядюшки. Всё лучше, чем пытаться вытянуть хоть слово из него самого.
И вот теперь выяснялось, что Саманта нашла среди груд барахла что-то особенное!..
– Но почему твой дядя не сообщил о них учёным? – удивлённо спросила Салли. – Ты же говоришь, их искали...
– А, – махнула рукой Саманта, – я не уверена, что дядя вообще обращает внимание на то, что тащит в дом. К тому же записки были без подписи. Имя Зефирина в них нигде не упоминается.
Салли снова вытаращила глаза.
– Но... как же ты тогда поняла, чьи они?..
Кто-нибудь другой, возможно, спросил бы, уверена ли Саманта в своих выводах – и удостоился бы в итоге лишь снисходительного взгляда. Впрочем, такой же взгляд достался и Салли.
– Время, Салли, время! Я, в отличие от тебя, способна определить возраст попавших мне в руки манускриптов. И записи, найденные мною в доме дядюшки, однозначно принадлежали к той эпохе, в которую жил Зефирин Безумный. Уже поэтому они заслуживали внимания – ведь современник Зефирина мог упомянуть что-нибудь и о нём самом, а Зефирин был настолько загадочен, что любые новые сведения об этом чародее, даже самые незначительные, имели бы ценность!.. Так что я приняла решение досконально изучить найденные бумаги, какими бы скучными они ни были. Но очень быстро убедилась, что скука мне как раз не грозит... А стиль изложения и кое-какие детали навели меня на предположение, постепенно переросшее в уверенность, что эти записки принадлежат не просто кому-то из современников Зефирина, а ему самому.
Последние слова Саманта произнесла с особым нажимом и значением. Салли тихонько вздохнула. Ей «стиль изложения» казался чем-то совершенно эфемерным и невразумительным. Как Саманте удалось обрести на этом уверенность – уму непостижимо...
Но Саманта, как выяснилось, припасла кое-что ещё.
– А сегодня, – торжествующе произнесла она, – я получила последнее подтверждение. Я сравнила почерк в записках, найденных у дядюшки, с почерком Безумного Зефирина. И они абсолютно идентичны!
Салли, наверно, полагалось охнуть, восхититься... Но она молча смотрела на подругу. У неё вдруг мурашки пробежали по телу. До сих пор все их обсуждения казались Салли вполне невинными и привычными, даже если эти слова совсем не подходили к тому, что затевала Саманта. Но в том-то и дело!.. Саманта вечно что-то затевала! Посиделки на крыше, тайные визиты к старшеклассникам, даже ночная вылазка в город – всё это было нормой для вихря по имени Саманта, закружившего Салли в тот год, когда она поступила в школу.
Но сейчас с этим вихрем как будто переплёлся чужой холодный ветер. Противненький такой сквозняк.
Да, о сходстве почерков Салли тоже узнала всего лишь со слов Саманты. Она не видела их своими глазами – но и не хотела видеть. Это была какая-то слишком древняя тайна. И слишком серьёзная.
Поэтому Салли молчала.
– Да ну тебя, – махнула рукой Саманта, разочаровавшись в подруге. – Какая ты всё же бестолковая, Салли!.. Даже такое открытие не способна оценить!
Салли сглотнула. Слово «открытие» напомнило ей о том, что Саманта уж точно обратно его не закроет.
А что тогда?..
– То есть... ты собрала записки Безумного Зефирина, да? Нашла недостающую часть... – Салли сделала паузу. Ей, в отличие от Саманты, было не до древних записок – собственные мысли бы собрать. – И что это тебе даёт?
Саманта усмехнулась.
– Всё, чего я хотела.
Ладно, Салли была не настолько глупой, чтобы всерьёз не знать, как устроена человеческая голова. Но сейчас она прямо-таки ощущала, как в её черепе скрипят заржавевшие шестерёнки.
– Но... слушай, Саманта...
– Что ещё?
– Если эти свитки тебе так нужны, почему ты не... – Салли запнулась, не решаясь произнести вслух слово «украла». – Не добыла их раньше?
Саманта откинула назад светлые волосы.
– Впервые слышу от тебя дельный вопрос. Да потому, Салли, что я не хотела зря подставляться. Сперва надо было выяснить, есть ли в записках Зефирина хоть капля здравого смысла. Его ведь не зря прозвали безумным. Он запросто мог так усердно работать над проблемой, которую сам же и выдумал.
Салли окончательно запуталась.
– То есть его записки могли быть просто... бесполезны?..
– Ну, не совсем, – Саманта зевнула. – Они в любом случае представляют огромную историческую ценность и бла-бла-бла... Но меня интересовало, есть ли в них ценность практическая. Так вот – есть. Всё, что я услышала на уроках, на наших и у старшеклассников, подтверждало важность изысканий Зефирина, а также, – Саманта тоже сделала паузу, но, конечно, не из замешательства, а для лучшего эффекта, – правильность избранного им направления.
Тут уж даже Салли не могла ничего не понимать.
– То есть, – безнадёжно спросила она, – ты теперь знаешь, как украсть силу у директрисы?
– Вот именно!
Саманта бросила на подругу сердитый взгляд. Её абсолютно не устраивала вялая реакция Салли – ни ужаса, ни изумления... Но что поделать, если Салли по-прежнему не ощущала ничего, кроме противного фантомного сквозняка?
– И...
Поколебавшись, Салли выбрала из двух вопросов тот, ответ на который ей действительно хотелось узнать.
– И когда ты собираешься это делать?
– Сегодня, – невозмутимо ответила Саманта.
Что ж. Она могла быть довольна – ей всё-таки удалось привести Салли в ужас.
– Что?!!
С великолепной, изящной, тщательно выверенной небрежностью Саманта пожала плечами.
– А зачем тянуть?
– Но... а... как же...
Салли отчаянно искала что-нибудь, что могло бы хоть ненадолго оттянуть страшный миг.
– А как же амулет? – выпалила она. – Ты его уже сделала?
Саманта непонимающе взглянула на Салли.
– Какой ещё амулет?
– Ну... для возвращения в прежний облик...
– Зачем?! Я, знаешь ли, вовсе не собираюсь отказываться от силы, которую обрету!
– Но...
– И, если уж на то пошло, я наверняка стану достаточно могущественной, чтобы не нуждаться в каких-то там амулетах.
– Саманта, – взмолилась Салли, чуть не плача. Страх перед грядущей авантюрой сменился у неё искренней тревогой за подругу. – Пожалуйста, сделай амулет! Просто на всякий случай! Пожалуйста...
Саманта прищурилась. Это не предвещало ничего хорошего.
– Что ж. Раз для тебя это так важно, ты его и сделай.
Салли выпучила глаза.
– Я?!
– Ну да. А кто ещё? – Саманта явно наслаждалась её замешательством. – Ты обещала мне помочь, не забывай.
– Но... я же... н-ничего не умею...
– Значит, научись. Так уж и быть, могу подождать до завтра.
– Научиться за одну ночь?!
– Ну да, – фыркнула Саманта. – Ничего невозможного в этом нет. А если уж ты настолько за меня беспокоишься, значит, будешь стараться.
– Ты правда веришь, что у меня получится? – тихо спросила Салли.
Саманта закатила глаза.
– Да какая мне разница? Я же сказала тебе, что не нуждаюсь в амулете. Это тебе приспичило – вот ты и делай. Или не делай, как хочешь. Мне всё равно.
Салли печально вздохнула. Когда Саманта становилась настолько противной, убеждать её в чём-то было уже бессмысленно. Хотя, в общем, это всегда было бессмысленно...
А ещё – тут не отвертишься – она, Салли, действительно должна помочь. И никто, кроме неё самой, не виноват в том, что она слишком глупа для этого. За ночь выучиться делать амулеты... может, для Саманты тут и нет ничего невозможного, но для Салли ещё как есть.
И всё же она взяла у подруги нужные книги и конспекты. Салли знала, что не сможет заснуть этой ночью – она ведь не просто беспокоилась, она была в настоящей панике. Впереди её ждала худшая ночь в жизни. А затем – нечто ещё более страшное. Уныло плетясь в свою комнату с охапкой учебников и тетрадей, Салли думала о будущем – о том одиноком будущем, которое её ждало. Ведь если у Саманты всё получится... а у Саманты всегда всё получается... тогда она исчезнет из жизни Салли. Уж конечно, получив силу, Саманта не станет оставаться в школе! Она отправится за властью и славой. Их ей нужно куда больше, чем есть у директрисы. А Салли останется одна. Никто другой не захочет с ней дружить, с такой-то неудачницей. Или ещё хуже – захотят, потому что Салли была подругой Саманты, а когда поймут, что она ничуточки не крутая, начнут смеяться над ней. Без Саманты она станет совсем беззащитной и беспомощной...
Осознав, о чём думает, Салли растерялась. Она никогда не считала себя эгоисткой – но, выходит, её в первую очередь волнует собственная выгода?.. Как же так?
Книги вдруг посыпались у девочки из рук. Салли охнула и тут же плюхнулась на колени, чтобы собрать их. Пальцы дрожали, и одну из книг Салли уронила ещё раз, что привело её вовсе уж в полное отчаяние. Чужие книги! Библиотечные! Книги Саманты! Салли даже не знала, чей гнев её больше страшит. Ах да, а ведь Саманта вот-вот ещё и директрисой станет... Ей это, конечно, неинтересно, но вдруг она всё-таки решит попользоваться маленькой властью, прежде чем искать большую? И выгонит Салли из школы. Например. И правильно сделает, потому что никакой от неё, от Салли, пользы нет – мало того, что глупая, так ещё и эгоистка!
Сидя на полу посреди коридора, Салли жалобно шмыгнула носом. А потом ещё раз шмыгнула – но уже сердито.
Ну и пусть у неё нет ни мозгов, ни совести. Зато есть подруга – пока что. И напоследок она просто обязана ей помочь. Ну, хотя бы попытаться. Даже если Саманта говорит, что амулет ей не нужен. Но просто на всякий случай...
Салли-эгоистка очень не хотела оставаться одна.
А Салли-трусихе всё равно было, чем и зачем заниматься, лишь бы подольше не ложиться спать. Потому что закроешь глаза, откроешь их – и вот уже завтра наступило.
Все версии Салли хотели подольше оставаться в сегодняшнем дне.
– Я принесла амулет!
Салли пропищала это так тихо и тоненько, что её легко было бы спутать с мышью – возможно, даже с летучей.
– Ага, – рассеянно откликнулась Саманта своим обычным голосом.
Завтра, как это с ним всегда случается, всё-таки наступило. Салли поспала, может быть, около часа под утро, но с того момента, как прозвенел будильник, сна у неё не было ни в одном глазу – даром что обычно Салли просыпалась с большим трудом и частенько опаздывала из-за этого на уроки. Но сегодня её прямо-таки подбросило на кровати и не переставало трясти всё утро. Время то замирало на месте, то мчалось с бешеной скоростью – но так или иначе оно добралось до обеда, и Салли с Самантой, как было уговорено, встретились в коридоре, ведущем к кабинету директрисы.
– Ты не вскроешь замок! – Салли предпринимала последние, отчаянные попытки отговорить Саманту. – Он же точно заколдован!
– Ну и что? – беззаботно отозвалась подруга, пихая ей в руки очередную тетрадь. – Салли, ты переоцениваешь учителей. Друг в друге они вполне уверены. И в общей защите школы – тоже. Её-то не преодолеет никто постронний... Директриса запирает свою дверь самым простеньким заклятием, чтобы ученики не лезли. Но уж я-то с ним справлюсь!
– Всё равно, – Салли не отступалась. – Её вещи... Ну, знаешь, как бывает... Волшебные предметы помнят своих хозяев и...
– Знаю получше тебя, – оборвала её Саманта. – Но мне же не они нужны. Мне нужно всего лишь зеркало.
В глубине души Салли была уверена, что и зеркало у директрисы какое-нибудь необыкновенное, волшебное, как в сказках. Она сама не осмелилась бы даже заглянуть в него – а вдруг обругает?.. И уж точно не решилась бы над ним колдовать.
Но Саманте, как всегда, был неведом страх. И зеркало, как она считала, в кабинете стоит самое обычное. С точки зрения Саманты, от волшебных зеркал не было никакого толка – кому же захочется, чтобы какой-то кусок стекла критиковал твою причёску и макияж?
– Я всё продумала, – похвасталась Саманта. – Ночью идти не стоит. С утра, конечно, директриса смотрится в зеркало в спальне. Я бы хотела заколдовать его, но, – девушка поморщилась, – соваться в спальню слишком рискованно. Она действительно может не пускать в себя посторонних. Кабинет подойдёт лучше, ведь там каждый день бывают посетители. Ты спросишь – но что, если кто-нибудь из них первым заглянет в зеркало, ведь оно стоит как раз у двери?..
Салли ни разу не была в кабинете директрисы, понятия не имела, где стоит зеркало, и ничего спрашивать не собиралась, но всё равно послушно кивнула.
– Вот поэтому, – продолжала Саманта, – мы пойдём туда в обед! Когда директриса вернётся в кабинет из столовой, она наверняка захочет поправить макияж. Тут её отражение и попадётся...
– Но там же рядом учительская! – ужаснулась Салли. – Вдруг не все учителя уйдут на обед? Вдруг тебя кто-нибудь заметит?!
– А ты мне на что? Постоишь, как в прошлый раз, на стрёме...
– ...И если появится кто-то из учителей, отвлечёшь их, – в последний раз повторяла свои наставления Саманта, окидывая коридор взглядом полководца перед битвой.
– Как?.. – пискнула Салли.
Саманта закатила глаза.
– Ну почему я должна по десять раз всё повторять?! Спросишь что-нибудь! Скажешь, что не поняла тему последнего урока! Уверяю тебя, ни один из них этому не удивится!
– Но...
Но время вышло, и все отсрочки Салли израсходовала. Саманта отмахнулась от неё, гордо подняла голову и направилась к директорскому кабинету.
Стук захлопнувшейся двери прозвучал для Салли как стук крышки гроба, если бы её хоронили заживо.
Простояв на месте целую вечность (а может, несколько вздохов), Салли робко сделала шаг вперёд. И ещё один. И ещё. Подойдя к двери вплотную, она уткнулась в тёмные лаковые разводы немигающим взглядом. Вот и всё...
– У вас какое-то дело к директрисе, юная леди?
Салли не завопила лишь потому, что от ужаса у неё перехватило дыхание. Медленно-медленно развернувшись, она оказалась лицом к лицу (точнее, лицом к бороде) с Грозовым Облаком.
Учитель смотрел на неё вполне доброжелательно. И терпеливо дожидался ответа.
– Н-нет, – наконец выдавила Салли. – Я, я...
Отвлечёшь их.
– Я ждала вас, профессор!
– Вот как? – Грозовое Облако ободряюще улыбнулся ей. – Тогда давайте пройдём в...
Салли, не дослушав, отчаянно затрясла головой. Проходить – то есть уходить – ей никак нельзя было.
Кажется, Грозовое Облако удивился. До сих пор Салли не осмеливалась спорить с учителями. Но он преподавал долго и успел обзавестись воистину эпохальным терпением.
– Ну, хорошо. Так какой же у вас ко мне вопрос, юная леди?
– Я хотела спросить про...
Салли запнулась. Темы уроков она с трудом понимала, что правда, то правда, но с перепугу напрочь забыла, что же вообще они сейчас – да хоть когда-нибудь! – проходили. Отчаянно пытаясь что-нибудь придумать, Салли вдруг припомнила что-то такое... услышанное, кажется, от Саманты. Но Саманта как раз любила обсуждать учёбу!
– Я хотела спросить про парадокс Эха. К-кажется, я не всё поняла насчёт него...
Грозовое Облако приподнял брови.
– Что ж, было бы весьма странно, если бы вы поняли всё, поскольку парадокс Эха я упоминал лишь вскользь. Эта тема предназначена для изучения в старших классах... хм-м... однако вы, похоже, стремитесь к знаниям так же сильно, как и ваша подруга. Рад, что вы предпочли более разумный способ их получения, однако ваш вопрос – не из тех, на которые можно дать быстрый ответ. Если вы достаточно одарены, чтобы усвоить материал старших классов, возможно, вам стоит записаться ко мне на дополнительные занятия?
Салли так и вытаращила глаза. Материала старших классов ей и в пересказах Саманты хватало.
Грозовое Облако вздохнул.
– Кстати, к вашей подруге это тоже относится. Я поощряю тягу к знаниям, но не могу допустить, чтобы ученики увлекались моим предметом в ущерб другим... Поэтому передайте, пожалуйста, мисс Саманте, чтобы она перестала прятаться под партой.
Салли вжалась спиной в дверь.
– Ну, ну, не пугайтесь так, – успокаивающе сказал учитель. – Я не стану её бранить. Мисс Саманта – весьма способная ученица. Вполне естественно, что ей скучно в рамках стандартного учебного процесса. Непременно скажите ей, чтобы зашла ко мне, хорошо? Мне совсем не хочется унижать юную леди при её поклонниках, вытаскивая из-под парты посреди урока...
И ушёл.
Стоило лишь Грозовому Облаку скрыться за поворотом, как дверь кабинета приоткрылась и сдвинула Салли с места.
– Ну наконец-то, – недовольно сказала появившаяся Саманта. – Я уж думала, он прямо посреди коридора прочтёт тебе лекцию про парадокс Эха... Нашла о чём спрашивать!
Салли не отвечала, и Саманта пригляделась к ней повнимательнее.
– Да что с тобой такое?
Девушка потянула подругу за руку – и ахнула.
– Салли! Ты же в дверь влипла!
Тут же Саманта прищёлкнула пальцами, процедила слова заклинания и дёрнула Салли снова, уже сильнее. С глухим чавканьем Салли отделилась от двери. На дереве осталась чёткая вмятина по форме её спины.
– Ну и ну, – покачала головой Саманта, ощупывая отпечаток. – Не ожидала от тебя... Спонтанная вспышка, а? Салли! Да очнись же ты! Следи снова, не идёт ли кто. Или хочешь, чтобы мы ушли, оставив этот милый декор как есть?
– Он всё знает, – пролепетала Салли. – Он...
Саманта фыркнула. Под её прикосновениями дверь понемногу обретала прежний вид.
– Кто что знает?
– Грозовое Облако! – Салли прорвало. – Он знает, что ты пряталась под партой! Знает, что ты задумала! Он донесёт директрисе и, и...
Саманта зажала ей рот так резко, что это было похоже на удар.
– Если ты будешь кричать посреди коридора, уж точно все всё узнают! – прошипела она. – Прекрати панику! Грозовое Облако знает лишь о том, что я была на его уроках. Ему и в голову не придёт, для чего это было мне нужно. Потом он, может, и догадается... но я буду уже далеко.
Салли всхлипнула.
– Успокойся, – уже мягче сказала Саманта и подтолкнула подругу вперёд. – Осталось совсем немного. Этой ночью мы снова проберёмся в кабинет. Я заберу отражение директрисы из зеркала, и тогда...
– Мы... проберёмся? Я думала, ты сама...
Даже спиной Салли чувствовала, как Саманта улыбается.
– Но, Салли, неужели тебе не хочется посмотреть?
Ей совсем, совсем не хотелось смотреть.
Но Саманту разве переспоришь?..
Школа среди ночи казалась почти такой же незнакомой, как город. И, возможно, даже более пугающей. Ночной город вместо людей принадлежал совам, летучим мышам и ветру. Опустевшие же коридоры не принадлежали никому.
Но главное отличие этой ночной вылазки от предыдущей заключалось в том, что сейчас, к сожалению, Салли точно знала, куда они идут.
Впрочем, директорский кабинет тоже в каком-то смысле был для неё загадкой – ведь Салли никогда раньше в него не заходила. Она не была ни настолько талантливой, ни настолько строптивой, чтобы привлечь внимание директрисы. Да и сейчас, когда девочка всё же оказалась в кабинете, темнота мешала ей разглядеть детали обстановки. Бесцельно скользя взглядом по чёрным высоким глыбам – книжным шкафам, Салли вдруг заметила ещё одну дверь в углу. За ней, должно быть, скрывалась спальня директрисы. От этой двери стоило держаться подальше. Салли с перепугу даже показалось, что она чувствует некую смутную угрозу, исходящую из угла...
Саманта же ни на какие двери и переживания не отвлекалась, а направилась прямиком к зеркалу.
Оно действительно стояло прямо у входа – высокое, в тяжёлой раме с завитушками; наверно, бронзовой. В тёмном стекле мелькнуло светлое пятно – отражение лица и волос Саманты. Но самой Саманте, похоже, открылось нечто совсем другое. Она бросила в зеркало лишь один быстрый взгляд и тут же торжествующе прошептала:
– Попалась!
Салли слышала звон в её шёпоте, слышала, как трудно было подруге оставаться тихой и сдерживать своё ликование. Саманта приложила к стеклу ладонь и через плечо глянула на Салли.
– Смотри внимательно, когда ещё такое увидишь!
А затем повернулась обратно к зеркалу и начала шептать что-то себе под нос. Всё тише и тише, пока Салли не перестала её слышать. Теперь лишь по шевелящимся губам отражениям можно было понять, что Саманта продолжает читать заклинания. Или это не губы двигались, а стекло начало колыхаться подобно воде?..
Салли не выдержала. Зажмурилась и стала в темноте считать удары сердца. Один, другой, третий...
– Салли!
Голос был чужой. А интонация – знакомая.
Саманта сердилась.
Салли открыла глаза.
Перед ней стояла невысокая худощавая женщина с тёмными волосами, собранными в гладкий пучок. Темнота скрадывала черты её лица, да и на свету Салли видела директрису всего пару раз в год, так что сходство оценить не удавалось. Но никакая темнота не помешала бы ей узнать взгляд Саманты, и у Салли возникло ощущение, что подруга просто прячется от неё за причудливой иллюзией – так, как любила развлекаться в детстве. Многие их сверстники делали так и по сей день, но Саманта была слишком довольна собственной внешностью, чтобы прятать её под маской. А теперь... Да, стоило всё-таки помнить о том, что это уже не просто маска.
– Вот зачем ты закрыла глаза? – сердитым шёпотом отчитывала её Саманта, остающаяся Самантой до мозга костей, даже если кости и мозг были чужие. – Надо было смотреть как следует и рассказать мне потом, как эта трансформация выглядит со стороны! Это же важно! А теперь я что должна делать – подопытных добровольцев искать, что ли?! Ох, Салли, на тебя полагаться...
Вдруг Саманта запнулась. И нахмурилась – уже не сердито, а словно прислушиваясь к чему-то.
– Как... Нет, погоди. Нет. Это же просто абсурдно...
Саманта со свистом втянула в себя воздух. Резко выдохнула. Вдохнула и выдохнула ещё раз – медленно, глубоко, стараясь успокоиться. Саманта... нервничала?
– Нелепица какая-то! Полный бред!
– Ч-что случилось? – осмелилась робко спросить Салли.
Саманта оставила вопрос без ответа. Она взмахнула рукой. Ещё раз и ещё. И вдруг её новое лицо исказилось таким ужасом, что Салли перестала её узнавать.
– Я не чувствую силы, – прошептала она. – У неё почти нет силы... Как это возможно?!
Саманта в ярости повернулась к зеркалу, словно собираясь потребовать с отражения ответ.
– Старая кошёлка! Обвела всех вокруг пальца! И ради этого я... Салли!
Саманта вновь обернулась к ней. Такой мольбы и надежды на её прежнем лице Салли тоже ни разу не видела.
– Салли, где амулет?!
Салли даже не сразу сообразила, о чём это она. Но Саманта издала негодующий вопль, и Салли принялась лихорадочно рыться в карманах. Амулет... тот, над которым она трудилась в прошлую ночь... тот, что не должен был понадобиться... и вдруг стал таким нужным. Погодите-ка, она что, оказалась умнее Саманты?
– Вот!
Салли кинулась к Саманте, протягивая руку. Та выхватила амулет и крепко сжала в ладони, нашёптывая слова заклинания. Саманта не учила его специально, но память, к счастью, у неё была хорошая. Ошибиться она не могла – однако же ничего не происходило.
Салли почувствовала, как сердце у неё проваливается в желудок. Амулет не работал. Она не справилась. Где-то что-то сделала не так. Она подвела Саманту...
– Неплохая игрушка, – донеслось из угла.
Салли с трудом повернула голову. Там, в густых тенях, стояла... Саманта. Уж эти-то лицо и фигуру темнота ей узнать не мешала.
– Ты кто?! – завопила Саманта настоящая.
Та, вторая, усмехнулась. У Салли мурашки побежали по коже. Если знакомый взгляд на чужом лице её не пугал, то чужая ухмылка на лице знакомом – очень даже.
– А ты не догадываешься?..
Даже до Салли дошло – наверно, ужас придал ей сообразительности. А Саманте сообразительности и так хватало, и лицо, принадлежавшее прежде директрисе, побелело как мел.
Фальшивая Саманта поморщилась.
– Ты не могла бы хоть немного держать себя в руках, девочка? Не слишком-то приятно наблюдать, как моё тело трясётся от ужаса... О. Ну, хоть так.
Последние слова явно относились к тому, что паника Саманты сменилась яростью. Увы, бессильной.
– Ты! – прошипела Саманта, сжимая кулаки. Её и в самом деле трясло. – Ты, ты... Это же МОЁ тело!!!
Другая Саманта приподняла светлые брови в наигранном изумлении. Надо признать, вышло это у неё не менее издевательски, чем у оригинала.
– А это – моё, – она кивком указала на собеседницу. – Так что же тебя возмущает? Или, возможно, ты хотела открыть новые пути в магии и пользоваться двумя телами одновременно? Увы, заклятие Зефирина для этого не подходит...
– Как ты вообще узнала!.. – перебила её Саманта.
Имя Зефирина, так небрежно произнесённое вслух, явно добило её.
Эта, вторая, вновь усмехнулась. Назвать её директрисой, даже мысленно, у Салли никак не получалось. Слишком уж жуткой она была. Слишком... счастливой, откровенно упиваясь краденой молодостью. Даже Салли поняла это, ощутила чужую хищную радость, затопившую комнату. Вместе с прежним телом директриса отбросила и должность, и возраст, и респектабельность. Обманта (так про себя окрестила её Салли) в открытую насмехалась над охотницей, превратившейся в жертву, и наслаждалась произведённым эффектом.
– Ну, девочка... А как, по-твоему, я выживала все эти годы? При отсутствии силы спасти может только хитрость. Хитрость, бдительность и знания. Практик из меня, как ты успела понять, никакой, но вот теория магии – замечу без лишней скромности, в ней я разбираюсь лучше, чем кто-либо из ныне живущих магов.
– И ты хочешь сказать, что заметила наложенное мной заклятие? – возмутилась Саманта. – Учуяла его? При твоём-то бессилии?!
– Осмелюсь заметить, бессилие теперь твоё, – почти мягко сказала Обманта. – А заклятие... Да. Конечно. Я заметила его. Есть множество мелочей, неинтересных тем, кто наделён силой. Мелочей, которые великие волшебники упускают... Вот ты, например, обратила ли внимание на эту трещинку?
Обманта указывала куда-то в верхний угол зеркала. Салли даже так ничего не замечала, но Саманта, похоже, знала, о чём идёт речь.
– Я-то да, – фыркнула она. – И обратила, и проверила. Это обычная трещина! Не пудри мне мозги!
– Трещина – да. А вот угол, который она отделяет... Скажи, девочка, тебе доводилось слышать о связанных зеркалах?
Саманту так и перекосило.
– Врёшь. Я бы заметила...
– А о том, что они бывают двух типов?
Ответом ей было молчание. Саманта даже губы стиснула как можно плотнее – гордость не позволяла ей задавать вопросы насмехающейся над ней противнице.
А вот противница явно не прочь была поболтать. И не без оснований полагала, что слушательницы никуда от неё не денутся. Ведь у неё – до Салли наконец-то дошло это – теперь были способности лучшей ученицы в сочетании с доскональным знанием теории. Знанием, которого Саманта просто не успела скопить, как бы прилежно она не училась.
– Я купила пару этих зеркал на заморской барахолке. Точнее, – поправилась Обманта, – купила одно целое зеркало и осколок второго. Продавец даже рассказал мне легенду о том, как оно разбилось. Якобы эти зеркала купили когда-то влюблённые, которым предстояла разлука, но расставались они в такой спешке, что не успели проверить, как зеркала работают. И когда юноша заглянул в зеркало, чтобы пообщаться с возлюбленной, он увидел лишь своё собственное лицо. Юноша решил, что купил подделку, и в гневе разбил зеркало. А вот девушка через своё зеркало как раз могла его видеть. Она подумала, что возлюбленный разорвал связь, поскольку больше её не любит, и в горе бросилась со скалы...
– Бред какой-то, – пробормотала Саманта.
– Разумеется, – легко согласилась Обманта. – На самом деле такие зеркала с односторонней связью предназначались для шпионажа. Именно поэтому чары на них маскировались самым тщательным образом. И по этой же причине подобных артефактов мало осталось – люди, подозревавшие, что за ними ведётся слежка, начинали разбивать все зеркала в своём окружении. Осколки, конечно, тоже работали, но в мусорном ведре едва ли выследишь что-то важное... Ну, а мне и осколок сгодился. Я заменила им часть вот этого зеркала, чтобы иметь возможность наблюдать, что происходит в кабинете в моё отсутствие. Как ты понимаешь, зеркальце для наблюдений я всегда ношу с собой...
Раньше Салли думала, что «скрежет зубовный» – это просто такое выражение. Но сейчас именно вот это она от Саманты и услышала. И неудивительно!.. Вся школа знала – кто лично, а кто по сплетням – что директриса обожает смотреться в зеркальце, которое носит в ридикюле. И все попросту считали её самовлюблённой, потому что... потому что такой она и была.
Но ещё, как выяснилось, она была хитрой.
– Поэтому, – с явным удовольствием заключила Обманта, – я полюбовалась на тебя и решила, что будет вполне справедливо, если ты попадёшься в собственную ловушку.
– Это Салли виновата, – процедила сквозь зубы Саманта. – Я велела ей сделать амулет, а она...
У Салли от обиды чуть слёзы на глаза не навернулись. Но Обманта глянула на неё как будто даже с уважением.
– Да нет, твоя подружка всё правильно сделала. Амулет изготовлен без ошибок. Просто вы, девочки, забыли первое правило – развеять чужие чары может только более сильный или, по крайней мере, равный по уровню маг. А ты, когда колдовала над зеркалом, была пока ещё посильнее подружки... Тебе стоило делать амулет самой, тогда он сработал бы. Конечно, тогда ты бы не стала молчать о случившемся, но...
– Я и так не буду молчать! Я всем расскажу, что ты...
Саманта запнулась.
– Расскажешь, что я сделала? – подхватила Обманта. – А что, кстати, я сделала?..
В этот миг она была так похожа на настоящую Саманту, что Салли стало совсем уж жутко.
Саманта угрюмо молчала. Обманта рассмеялась.
– Девочка, да ты до сих пор не поняла! Ну же, вспомни, что писал Зефирин. Украсть отражение, дыхание и взгляд... – нараспев процитировала она строки, неизвестные Салли. Саманта об этом ничего не говорила, как видно, сочтя очередной древней метафорой. – Кто первым отражается в заколдованном зеркале? Чьи дыхание и взгляд касаются его?
– Всё ты врёшь, – вдруг сказала Саманта, злобно глядя в принадлежавшее ей прежде лицо. – Если моё отражение попалось первым, с чего тогда чары сработали второй раз? Я же действительно получила твой облик. И как ты поняла, что я делаю с зеркалом?! Если тебе знакомо заклинание Зефирина, ты бы сама им воспользовалась! Ещё раньше! Заколдовала бы зеркало, вызвала бы меня к себе в кабинет...
– Вызвала бы кого-нибудь из учителей, – поправила её Обманта. – Ты талантлива, девочка, но есть и те, кто талантливее тебя.
Саманту прямо-таки перекосило с досады.
– Тогда тем более!.. Зачем всё это?!
– Потому что я не могла заколдовать зеркало, – спокойно сказала Обманта. – Мне не хватало сил даже на это. Да... Когда-то это стало для меня горьким разочарованием. Найти потерянные записи Зефирина и понять, что они для меня бесполезны...
– Всё равно врёшь, – упрямо повторила Саманта. – Если ты нашла записки, как они потом оказались у... там, где я на них наткнулась? Не копия же это! Предусмотрительностью Зефирин точно не отличался!
Теперь её щёки полыхали. Она села в лужу – возможно, первый раз в жизни; но всё ещё не хотела сдаваться. И, несмотря на безнадёжность ситуации, Салли восхитилась подругой.
Бывшая же директриса адресовала Саманте какой-то непонятный, но очень многозначительный взгляд.
– Видишь ли, записки Зефирина я нашла непосредственно у их автора.
– Что?! – возмутилась Саманта. – Он же умер! Ни один маг столько не проживёт!
Обманта от души рассмеялась.
– Слушай, девочка, мне казалось, что ты умнее. Если, копируя чужой облик по методу Зефирина, можно получить даже магическую силу, что уж говорить о молодости?.. Ведь срок жизнь зависит всего лишь от того, насколько одряхлела твоя плоть. Найдёшь способ заменить её – и действительно станешь бессмертным. Так что Зефирин жив до сих пор, хотя наверняка уже сам потерял счёт изношенным обличьям и именам. А вот здравого смысла ему действительно не хватает. Он любезно позволил мне у него погостить и, кажется, на следующий же день забыл о моём присутствии. Так что мне хватило времени найти записки и внимательно их изучить. Однако красть их я не стала. Эти древние маги, несмотря на рассеянность, могут быть очень опасны... Ну, а что касается чар – это одна из тех деталей, которую упустил в своём безумии Зефирин и упустила в своей наивности ты. Сама суть зеркал заключается в двойственности. И это влияет на любые действия, любые манипуляции с ними. Можно сказать, что чары отразились в зеркале так же, как твоё хорошенькое личико...
Обманта подошла к пресловутому зеркалу и с явным удовольствием полюбовалась собой. Саманта смотрела на неё с отвращением.
– Ну, а дальше что?! – не выдержала она. – Я же действительно всем расскажу, что ты сделала! Как ты заставишь меня молчать? Заколдуешь, что ли...
Салли в ужасе зажала себе рот ладонью, хотя на самом деле это следовало бы проделать с Самантой. Неужели та не поняла, во что они влипли?! Ведь бывшая директриса действительно могла заколдовать Саманту! И Салли тоже! Сделать с ними обеими всё, что угодно!
– А если и заколдуешь, это тебе всё равно не поможет, – продолжала Саманта, чуть сбавив обороты, но не желая признать поражение. – Грозовое Облако всё знает. Он видел Салли у этого самого кабинета. Он поймёт, что к чему!
– Грозовое Облако – старый дурак, – отмахнулась Обманта. – Он многое видит, но давно разучился делать выводы. И он чересчур сентиментален... считает учеников милыми детишками, способными лишь на невинные шалости. Ему и в голову не придёт, до какой авантюры ты, моя радость, додумалась. И для тебя это к лучшему.
Тут уж Салли вовсе ничего не поняла. И – возможно, впервые в жизни! – в этом с ней была солидарна Саманта.
– Чего?! – возмутилась она, теряя остатки выдержки.
Обманта покачала головой.
– Ты опять кое-чего не учла, девочка. Мне вовсе ни к чему связывать вас заклятиями молчания. Разве что для того, чтобы облегчить вам жизнь, но, – Обманта улыбнулась собственной шутке, – я не настолько добрая. Тебе самой придётся изо всех сил молчать. И, конечно же, надеяться на молчание подружки... Ты задумывалась когда-нибудь о том, насколько учителя ненавидят меня? Ведь мне, как ты понимаешь, не под силу было бы прийти хоть к какой-то власти честным путём. Меня в этой школе боятся, а не уважают. И если учителя поймут, что под маской директрисы прячется напуганная девчонка, что у этой девчонки нет ни капли могущества, что могущества всё это время не было у меня... им уже будет безразлично, кто ты на самом деле. Может, тот же Грозовое Облако и пожалеет тебя. Может, найдётся кто-нибудь ещё. Но я бы на твоём месте не стала полагаться на их защиту. Тех, кто захочет отыграться за годы унижений, всё равно будет больше. И если у тебя, девочка, есть хоть капля ума – а он есть, иначе ты не смогла бы провернуть всё это – ты поймёшь, что твоё спасение именно в молчании. В том, чтобы поддерживать созданную мной иллюзию силы. Это будет непросто, но ты ведь быстро учишься, верно?
Салли и не заметила, как Обманта успела сойтись с Самантой вплотную. Почти нос к носу. Шаги у неё были мягкие, как у кошки, и такие же обманчиво-плавные. Саманта попыталась отступить – и рухнула в стоявшее позади неё кресло. Обманта наклонилась над ней, не давая пошевелиться.
– Пожалуй, можно сказать, что я преподала тебе последний урок. Учительской карьере нужно какое-то завершение, верно?
Саманта сердито сопела. Похоже, сил на разговоры у неё уже не осталось. Или не осталось ни единой щели в ловушке, расставленной, как безжалостно указала бывшая директриса, именно Самантой – и её же саму изувечившей. Как медвежий капкан, сомкнувшийся вдруг на ноге охотника.
– Всё же немного жаль расставаться с этим телом, – задумчиво сказала Обманта, разглядывая лежащую поперёк кресла женщину – испуганную, сердитую, проигравшую. – В молодости я была хороша собой. Да и сейчас ещё...
Она склонилась ещё ниже и поцеловала Саманту – себя – прямо в губы. Салли видела, как подругу передёрнуло.
– Приятно было поболтать с вами, девочки. Но мне в самом деле пора.
Обманта выпрямилась и подошла к окну. Раздвинула шторы, распахнула створки настежь. В комнату ворвался свежий ночной ветер. Обманта вскочила на подоконник и сделала шаг вперёд – без страха, без колебаний, каких можно было бы ждать от женщины, никогда прежде не колдовавшей всерьёз. Она ступила на ветер так же уверенно, как ступают на прочный камень лестниц, и ветер так же надёжно, как камень, держал её.
– Ну до чего же легко!..
На окно за своей спиной, оставленный позади кабинет и девочек она уже не оборачивалась. Обманта засмеялась таким лёгким и детским смехом, какого Салли и от Саманты-то не слышала уже много лет. А затем – растаяла в воздухе.
Стала невидимой или перенеслась в другое место?.. Салли понятия не имела. А вот Саманта, похоже, не сомневалась, что бывшая директриса убралась куда подальше. Разом обретя силы (по крайней мере, физические), она вскочила с кресла, бросилась к окну и захлопнула его так резко, что стёкла жалобно звякнули. И разразилась диким, яростным, пронзительным воплем, от которого у Салли зазвенело в ушах.
Следующей жертвой стала настольная лампа – Саманта схватила её и запустила в злополучное зеркало, виновное лишь в том, что попало в окружение излишне честолюбивых волшебниц. Звон осколков смешался с грохотом кресла, пинком опрокинутого на пол. Саманта, похоже, всерьёз вознамерилась разнести весь кабинет.
Наблюдая за взбешённой, отчаявшейся Самантой... или уже не Самантой, ведь ей предстояло забыть старое имя, если она хотела выжить... наблюдая за ней, Салли испытала какое-то прежде незнакомое чувство. Что-то, весьма похожее на злорадство.
– Ну, успокойся же, – объявила она, сама удивляясь своей решимости. – А вдруг учителя тебя услышат? Не надо привлекать лишнего внимания. Тебе и так сейчас нелегко придётся... и помощи ты ни у кого попросить не сможешь... вот разве что у меня.
Салли мягко, застенчиво улыбнулась.
– Ведь я-то знаю твой секрет.
@настроение:
@темы: разное
понедельник, 31 января 2022
Live to tell the tale.
Часть I
Ну что ж... моё истинное отношение к драконам пролезет везде. Даже там, где, казалось бы, оно вообще неуместно.
И да, в дополнение к традиционным многоточиям я заболела вопросительными знаками.
Нынче всё было не так. Никто не носил траура – а тому, кто осмелился бы это сделать, король мог бы отрубить голову. Ведь его дочь не умерла. Она похищена, она в беде... но рыцари уже готовы отправиться вслед за ней, и в самом скором времени принцесса вернётся во дворец, живая и невредимая. Иначе быть не может.
Нет, люди не носили чёрного. Вместо них в траур облачился дворец.
Погасли свечи, притихли разговоры, и там, где прежде даже ночью кипела жизнь, теперь царило запустение. Из окон видны были яркие флаги над турнирным полем – их забыли снять, и сейчас эти напоминания о празднике казались жестокой насмешкой.
Сэр Роберт смотрел на флаги, стоя у окна в одной из опустевших комнат. Позади были часы криков, паники, женских слёз... Король впал в отчаяние – и в ярость. Роберт не мог винить отца, потерявшего дочь, но... но если бы они не тратили понапрасну драгоценное время... Что, если эти несколько часов окажутся решающими? Теперь рыцари смогут выступить в путь только утром – и будут уже уставшими, потому что никто из них не заснёт этой ночью.
Все они сейчас собрались там, внизу, на том поле, где должны были мериться силами. Все, кроме их предводителя. Предводитель укрылся ото всех в тёмной комнате и смотрит на своих соратников из окна. Хочет побыть один перед походом?..
Впрочем, нет. Он здесь не один.
– Что это на тебя нашло? – спросил кто-то из угла. Кто-то, предпочитавший оставаться в тени. Хотя... кресло в том углу попросту было мягким.
Сэр Роберт продолжал смотреть в окно. Но всё же отозвался:
– О чём ты?
– Не хочу тебя обижать, Роб, но... уж больно всё это похоже на сентиментальную балладу.
– Ты говоришь о похищении? Что ж, в жизни порой...
– Я говорю о тебе, дурень!
Случись рядом кто-нибудь, способный подслушать разговор, он непременно решил бы, что невидимый любитель мягких кресел переходит всякие границы. Называть рыцаря «Роб» и тем более «дурень»... Такой грубиян играет с огнём.
Однако, когда сэр Роберт повернулся к своему собеседнику, его лицо не выражало гнева. Только удивление.
– Вот уж не думал, что могу сойти за героя сентиментальной баллады. В моём-то возрасте...
– Сентиментально-трагической, – уточнил собеседник. – Именно из-за возраста. Умудрённый годами воин, чьё сердце не смогла покорить ни одна дама, очарован юной принцессой...
– Перестань, Юджин! Это невежливо по отношению к Её Высочеству. К тому же я никем не очарован, – сэр Роберт помедлил. – А трагизм в чём?
– А в том, что юная дева зачахнет от тоски, выйдя за старика замуж. И сбросится с башни, как и грозилась.
– Да, – признал сэр Роберт. – Баллады тебе удаются. Впрочем, я никогда не сомневался в богатстве твой фантазии.
Тот, кого звали Юджином, насмешливо фыркнул. Кресло заскрипело.
– А я никогда не сомневался в твоей неочарованности. Но ведь должна быть причина?..
– Спасти чью-то жизнь – этой причины тебе мало?
А вот теперь в голосе Роберта действительно звучал гнев. И горечь пополам с недоумением, словно собеседник его разочаровал.
Юджин невольно заслушался. Богатство рыцарских эмоций всегда его завораживало. И кто это сказал, что благородные сэры всегда учтивы и сдержаны? Ну да, от них не услышишь такой брани, как от слуг на кухне (по крайней мере, от Роберта), зато какие чувства бушуют за этой сдержанностью...
– Да брось, Роб! Ты не единственный, кто хочет спасти принцессу. Почему бы не уступить место молодым? Тем, кто всерьёз хочет завоевать её руку и сердце?
Рыцарь снова отвернулся к окну.
– Что ж, ты прав. Ты слишком часто бываешь прав, Юджин, порой это меня пугает... Причина есть, и даже две. Ты ведь знаешь, почему я не женат, верно?
– Неужели ты до сих пор...
– Да.
– А она... счастлива? С тем, кого выбрала?
– Нет.
– Но тогда ты мог бы!..
– Она несчастлива, потому что её муж пропал!
Сэр Роберт повысил голос. Не закричал, нет; но всё равно его собеседник мгновенно притих.
– Это случилось... довольно давно. Я не знал его. Не хотел знать. Но от слухов не укроешься, особенно от таких. Он отправился сражаться с драконом и бесследно исчез. А здесь и сейчас дракон появился снова. Возможно, другой; возможно, эти события никак не связаны. Но если есть хоть тень надежды, хоть крошечный шанс узнать правду, я обязан им воспользоваться. Даже если тебе это непонятно...
– Было бы непонятно, если бы речь шла о ком-то другом, – перебил его Юджин. – А от тебя я не жду ничего иного. Все люди эгоисты, Роберт, только не ты.
– Ты слишком плохо думаешь о людях, – укоризненно сказал сэр Роберт. – И слишком хорошо – обо мне.
– Как тебе будет угодно, – кресло вновь заскрипело. Юджин, не вставая с места, исхитрился отвесить шутовской поклон. – Ну, а вторая причина?
– Посмотри в окно. Кого ты видишь?
Вставать Юджину опять-таки не требовалось. Он и так знал, кто собрался сейчас на турнирном поле. Кто проводит ночь в беседах, грезит о битвах и – вот сейчас, в этот самый момент – куёт узы того самого рыцарского братства, которого ему никогда не понять.
– Мальчишек?..
– Большинство из них уже обагряли свои клинки кровью. И всё же... да, ты прав. Они мальчишки. Отважные, сильные, но не представляющие, что их ждёт впереди. Они видят в драконе символ. Свой будущий подвиг. А стоило бы видеть хитрого, непредсказуемого и коварного врага.
Юджин отхлебнул из стоявшей рядом бутылки. Хорошо всё-таки, что он прихватил с собой вино.
– А ты решил стать их наставником? Или мамочкой?
– Я решил стать их соратником, – сэр Роберт облокотился на подоконник, прислонился лбом к стеклу. – Они слишком молоды, чтобы умирать, меня вот-вот настигнет старость... Может быть, мой опыт им пригодится. Может быть, я смогу помочь им. А если нет, просто разделю их судьбу – какой бы она ни была. Так будет... правильно.
– «Делай, что должно, и будь, что будет», да? – вздохнул Юджин. – Не стану тебя отговаривать. Хотя бы потому, что это бесполезно. И всё же, Роберт... береги себя.
– Это уж как получится.
Луна зашла за тучи, и в темноте, затопившей комнату, было слышно, как Юджин снова вздохнул. Коротко, судорожно, словно что-то сдавило ему горло.
– Я и не ждал, что ты ответишь иначе.
Темнота и тишина...
Впрочем, нет. Тишину они развеяли.
Теперь пленниц стало двое, и девичьи голоса под сводами пещеры звучали чаще. К песням, спетым для дракона, прибавились беседы между людьми, и беседы эти велись с утра до вечера. А может, с вечера до утра – не так-то легко было отличить день от ночи. Слишком мало света проникало в пещеру. Как понять, что за бледный луч скользнул по прутьям клетки, солнечный или лунный? А может, звёзды сегодня необычайно ярки?..
Иногда Майе казалось, что это и впрямь судьба. Что она сама, не ведая об этом, избрала для себя такое будущее. Майя вспоминала свой щит – чёрного единорога с золотым рогом – а потом оглядывалась вокруг и видела черноту за золотой решёткой.
Судьба...
Но против судьбы их было двое. И с каждым днём Майя чувствовала, что становится всё ближе к Миранде; что гордая, холодная принцесса уделила ей ещё капельку своего доверия, открыла ещё один секрет, сделала ещё шаг навстречу...
Её соседка. Её единственная подруга – здесь, где не могло быть места радости и улыбкам. Миранда.
Отправляясь в путь, Майя думала о грядущей битве и о драконе, о рыцарском долге, доставшемся ей вместе с краденым мечом и мужским именем, немного – о славе, ждущей победителей, и совсем чуть-чуть – о белой фигуре на верху башни.
Нынче же всё переменилось.
Призрак, зовущийся королевской дочерью, сотканный из шёлковых платьев, отцовской славы и неизбежной, людской молвой предписанной красоты, вдруг обрёл голос и дыхание. Обрёл имя – и перестал быть призраком.
Миранда...
– Я всегда боялась мужчин, – сказала как-то принцесса.
Здесь, в плену, единственным мерилом времени были визиты дымного рыцаря, приносившего еду, да ещё визиты жадного до песен дракона. Уже отгремел своё рыцарь, унося посуду, и уполз дракон, к которому Майя почти привыкла. Девушки остались одни, и Майя слушала Миранду, затаив дыхание. Сейчас она боялась пошевелиться или сказать лишнее слово, боялась спугнуть эту неожиданную откровенность. Принцесса много рассказывала о дворцовой жизни, об отце и о сёстрах, но почти никогда – о себе самой, о своих страхах и желаниях. И тем дороже были для Майи эти редкие моменты, хрупкие и мимолётные, словно бабочка, присевшая на плечо.
– Я всегда боялась мужчин... С рождения. Моя кормилица рассказывала мне, что я начинала плакать, едва завидев человека с бородой. Кого угодно, даже отца. Потом я выросла. Привыкла. Поняла, что отец любит меня, узнала, что иные мужчины могут быть верными друзьями и мудрыми наставниками... Но грядущее замужество всё равно казалось мне проклятием. Я почти убедила себя, что бояться нечего, что в супруге я обрету самого верного из друзей, что, в конце концов, превыше всего долг перед королевством... Почти. А потом сестра приехала в гости.
– В гости?
– Да, нас к тому времени двое осталось при отце, я и Лилиана. Двое из шести, – Миранда нахмурилась. – Отец всегда хотел сына, наследника, а мама рожала одну девочку за другой и... Наш лекарь говорил, от частых родов она и ослабела.
Голос принцессы дрогнул. Майя вдруг остро пожалела, что не может обнять её. Утешить... Впрочем, если бы даже их не разделяли прутья клеток, разве условности и правила этикета не стали бы такой же надёжной преградой?..
– Я почти не помню её, – продолжала Миранда. – Старшие из сестёр могли бы рассказать нам о матери, но они быстро вышли замуж. Вылетели из гнезда и не возвращались больше. А та, что вернулась... Агнесса... она не о матери хотела говорить.
Принцесса поморщилась.
– Ты видела когда-нибудь нашу Агнессу? Её портреты?
Майя кивнула. Она хорошо помнила портреты принцесс, висевшие во дворце. Шесть портретов, шесть красавиц в шелках и жемчуге. У Миранды на портрете были необыкновенные фиалковые глаза. Помнится, Ларс с Винсентом ещё поспорили, правда ли это или домысел художника... Тогда им доводилось видеть принцессу лишь издалека, рядом с королём – или на вершине башни. А сейчас Миранда рядом, совсем близко, но цвета её глаз в темноте не различить...
У Агнессы, если верить портрету, глаза карие. А волосы такие же чёрные, как у Миранды. У четырёх сестёр из шести чёрные волосы; Миранда выделялась среди них глазами, Агнесса – жёстким, гордым и надменным выражением лица. Впрочем, она всё равно была хороша собой, а как же иначе?..
О красоте Майя и сказала вслух. Дерзить принцессе, называя её сестру злюкой – плохая идея. Обижать подругу – ещё хуже. Да и не знает же она Агнессу на самом деле...
Оказалось, однако, что художник был прав.
– Её нрав настолько же дурен, насколько лицо прекрасно, – без обиняков сообщила Миранда. – Агнесса хитра, груба, жестока и... ох, как бы это сказать... распущена. Иногда я думаю, что ей следовало бы родиться не при дворе, а в коровнике... а иногда – что наш двор не заслуживает ничего иного. Впрочем, она нашла мужа себе под стать и «украшает» уже его владения. И я бы предпочла, чтобы она не возвращалась.
– Что же она сделала? – осторожно спросила Майя.
– Она... – Миранда запнулась. – На самом деле – ничего такого, что стоило бы многолетних переживаний. Тех, что привели меня на вершину башни. Просто-напросто Агнесса сочла своих маленьких сестрёнок достаточно взрослыми для правды и рассказала нам о своей жизни с мужем. Ты понимаешь, о чём я, верно?..
Майю передёрнуло. За время странствий она всякого успела наслушаться. Едва ли принцесса могла выражаться так, как пьяницы в трактирах, но... Миранда ведь назвала Агнессу грубой...
– Ей не стоило этого делать!
– Мне тогда было четырнадцать, – сухо сказала Миранда. – А Лилиане – шестнадцать. К нам уже сватались. Лилиана, кстати, вышла замуж и счастлива со своим супругом. А я... Ты сама знаешь, что из этого вышло.
Помолчав немного, принцесса добавила:
– По сути дела, я должна быть благодарна Агнессе за предупреждение. Если бы не она, мне пришлось бы убить своего мужа.
Майя покрепче сжала зубы, чтобы не дать вырваться словам «а теперь ты сама умрёшь». Нет, она совсем не хотела видеть Миранду мёртвой, но скорее откусила бы язык, чем позволила себе упрекнуть принцессу за безрассудство. Она сама была такой же – не слушала, кто бы ни пытался наставить её на путь истинный. И не жалела ни о чём, даже когда сделанный выбор вёл её прямо в когти дракону.
Но сказать об этом вслух Майя не смела. Поддержать, посочувствовать – не умела. И потому она просто протянула руку сквозь темноту.
Почему-то Майя была уверена, что принцесса оттолкнёт её. Сделает вид, что ничего не заметила. Агнесса выглядела гордой; Миранда такой была.
Однако Миранда потянулась к ней навстречу. Прижалась к прутьям клетки, вытянула руку, силясь коснуться чужих пальцев. Клетка не пускала её дальше. Майю – тоже. Обиднее всего было то, что их пальцы разделяло не больше дюйма. Ещё бы чуть-чуть... Но нет, они так и не смогли дотянуться друг до друга.
Время сдвинулось и пошло.
По-прежнему в пещере не было ни ночи, ни дня. По-прежнему сутки измерялись песнями, да шагами дымного рыцаря, да шелестом драконьей чешуи. Но всё же... что-то изменилось. Не снаружи. У Майи внутри. В сердце.
С того вечера, с памятного разговора о мужчинах, страхах и семье, Майю начало лихорадить. Девушку бросало от надежды к отчаянию. Что осталось от неё?.. Один лишь голос. Тела, запертого в клетке, словно бы и вовсе не существовало. От нехватки движения у Майи затекали и немели ноги, и в эти моменты так просто было поверить в свою бесплотность, так легко отказаться от борьбы... Особенно если борьба ведётся лишь в мыслях. Дай разуму онеметь вместе с телом – и обретёшь покой.
Но рядом была Миранда. Тоже всего лишь голос, затерянный во тьме; но почему, слыша его, Майя оживала?..
Она слишком много думала о принцессе. Быть может, всего лишь потому, что больше думать было не о ком. Быть может, в другом месте или в другое время она бы не...
Нет.
Здесь и сейчас.
Другого настоящего у них не было. А это, судя по всему, они всё-таки выбрали сами.
И Майя вновь обращала свои мысли к принцессе – день за днём, ночь за ночью, песня за песней. Пусть Миранда пела для дракона, но Майе-то уши никто не затыкал. Она могла слушать. Каждый звук, каждое слово она впитывала в себя, как земля впитывает влагу после дождя. Майя словно разделилась на две половины. Одна, храбрая и честная, мечтала о смерти дракона, о свободе для них с принцессой – или хотя бы для принцессы, даже если за это придётся отдать жизнь. Вторая же половина... названия которой Майя не знала... страстно желала лишь двух вещей. Того, во-первых, чтобы песни Майи нравились Миранде хотя бы вполовину так же, как Майе – песни Миранды. И ещё – чтобы принцесса однажды спела для неё. Только для одной Майи, и ни для кого больше.
Миранда... Майя никогда в жизни не призналась бы в этом (даже от самой мысли ей становилось так стыдно, что уши начинали гореть огнём, и какое счастье, что в пещере было темно!..), но имя принцессы казалось ей похожим на бисквитное пирожное. Майя почти чувствовала вкус крема на языке, когда произносила это имя вслух – а произносить доводилось часто, ведь единственным развлечением пленниц по-прежнему оставались беседы друг с другом.
Миранда. Нежный бисквит, тихое эхо, белое лицо, кажущееся проблеском света во тьме пещеры. Они говорили о многом. А о чём молчали?..
Да, время шло. И лето подходило к концу. Солнечные лучи, и так бывшие редкими гостями в пещере, с каждым днём становились всё тусклее; холодали сквозняки, донимавшие пленниц...
О грядущей зиме Майя думала с ужасом. Неужели им предстоит замёрзнуть насмерть? Вот так всё кончится?.. Или дракон догадается, что людям нужно тепло? Всё чаще и чаще она думала о драконьем огне с надеждой вместо страха. Нет, воспоминания о ревущей пламенной смерти не угасли, но желание согреться было сильнее.
Светлый костёр, уютный очаг, живительное тепло... будет ли это у них?
Потом Майя понимала, что ждёт милости от чудовища, лишившего её свободы, и злилась на себя. Неужели она может быть сильной лишь в тепле и сытости? А при первых же невзгодах униженно склонит голову, запросит пощады, смирится с неволей?! Ну уж нет!
На смену гневу приходил стыд. Майя вспоминала, что иные люди живут так годами. Бедняки в своих промозглых лачугах, бродяги, не имевшие вовсе никакого дома... То, что для Майи виделось испытанием, для многих было обыденностью.
За стыдом следовал страх. Испытание или обыденность, сила или слабость, но грядущая зима всё равно её пугала. И Майя жадно ловила последние приметы уходящего лета, провожала взглядом каждый отблеск солнца на грудах золота, вслушивалась в отзвуки птичьего пения, доносящиеся снаружи... Ловила – и боялась потерять.
И в тот момент, когда залетевшую в пещеру бабочку сожрала летучая мышь, у Майи лопнуло терпение.
Нет, она любила животных. Больше всего – лошадей. Но и к тем, кого принято бояться, к змеям, крысам и паукам Майя никогда не питала отвращения. Она никогда, никогда не считала, что две ноги и умение говорить дают ей право раздавить того, у кого ног больше или меньше!..
Будь она героиней одной из тех песен, которые пела, непременно стоило бы ввернуть, что тьма поглотила её душу. Подкралась, окружила... превратилась из простого отсутствия света в некую заразу, отравляющую разум. Но лгать себе Майя никогда не умела. Она просто устала. От неволи, от страха... от реальности. А это бывает хуже любой тьмы.
Вот почему Майя взяла обглоданную баранью кость с тарелки и швырнула ею в стайку летучих мышей, кружащих под потолком.
– Прекрати!
Резкий окрик застал её врасплох. Вздрогнув, Майя выронила тарелку, та проскользнула между прутьев клетки и со звоном покатилась по грудам сокровищ. Миранда никогда...
Миранда никогда раньше не кричала!
– Ты любишь мышей? – глупо спросила Майя.
Принцесса поплотнее запахнулась в плащ. Как летучая мышь – в свои крылья.
Майе стало стыдно. И перед Мирандой, и перед мышами.
– Ну... прости, пожалуйста! Правда, прости!
Миранда чуть слышно вздохнула.
– Нет... ты не должна извиняться. Просто...
Она замолчала. Майя терпеливо ждала. Такие разговоры – сотканные из молчания пополам со словами – неизменно становились для них самыми важными.
– Знаешь, ведь в те дни, когда здесь не было других пленниц, мыши оставались моими единственными соседками. Не могу сказать, что люблю их, – Миранда слегка поморщилась, – они шумные и нечистоплотные, но... они напоминали мне, что я всё ещё жива.
Снова повисла тишина. За время, проведённое здесь, Майя научилась различать все её оттенки. Сейчас в тишине звучал отголосок боли... и слабая, едва уловимая нотка надежды.
– Знаешь, чего я боялась? – принцесса перешла на шёпот. – Исчезнуть. Я чувствовала, что таю. Ощущала, как будто... истончаюсь с каждым днём, будто от меня останется только голос... а потом и его не останется. Должно быть, я сходила с ума, но эти чувства были такими... отчётливыми. А потом – потом появилась ты.
Майя перестала дышать.
– Тебе дали правильное имя, девочка-рыцарь. Весеннее, светлое... как ты сама. Знаешь, мне нравится, как ты поёшь. Твой голос заставляет меня вспоминать, что в мире ещё есть небо и солнце. Это...
Миранда сделала очередную паузу.
– Это больно. Я не могу надеяться, что мы хоть когда-нибудь вновь их увидим. Но эти воспоминания не дают мне исчезнуть. А я хочу жить, слышишь, Майя?! Вопреки всему... без всякого будущего, без солнца, без свободы... не хочу умирать. Как бы ни было это глупо.
Майя зажмурилась, смаргивая слёзы с ресниц.
– Это не глупо, – выдохнула наконец она. – Слышишь?! Не смей так думать!
Она запнулась на миг, осознав, что приказывает принцессе, но тут же продолжила:
– Это правильно – хотеть жить. Это самое правильное, что может быть, я уверена. Все хотят жить! Если бы не хотели, то... то мира просто не существовало бы.
– А зачем он нужен? – тихо спросила Миранда.
Майя онемела.
– Может, так было бы лучше, как ты думаешь? Если бы мира не существовало, то не случилось бы ничего плохого... никаких бед, никакого горя... Только тишина и покой. Разве плохо?
– И ничего хорошего тоже не случилось бы, – упрямо возразила Майя. – И... и тишины с покоем тоже не было! Ничего – это ведь совсем ничего, разве ты не понимаешь? Абсолютная пустота... абсолютная небытие... Я не могу их даже представить. И ты тоже, ведь грезишь о тишине и покое, а это уже что-то, что можно ощутить! И вообще...
Майя вдохнула. Выдохнула. Снова вдохнула. Она редко спорила с Мирандой, но промолчать сейчас просто не могла.
– Здесь, в этой пещере, полно тишины и покоя, и разве они сделали кого-то счастливее?!
– Ты просто боишься умирать, – бесстрастно отозвалась Миранда. – Тебя пугают мои слова, потому что ты боишься смерти.
И, после очередного глотка молчания:
– Я тоже её боюсь. Разве я не сказала? Я хочу жить. Но это желание не поможет мне выбраться отсюда. Как и тебе – твоё пылкое сердце. Нам полезнее было бы... успокоиться. Так было бы меньше боли. Но мы не можем, я знаю.
– И не должны, – выдохнула Майя. Страх или что другое было тому причиной, но никакая боль не заставила бы её отречься от этой мысли. – Все хотят жить. Ты, я, летучие мыши...
– И дракон.
– Да, – согласилась Майя. – И дракон тоже.
В памяти снова всплыл бой, звон металла, крики...
– Вот только его жизнь неизбежно оборачивается чужой гибелью!
– А разве люди так не делают? – принцесса поменяла позу, откинула назад голову, глянула в потолок. – Не убивают животных ради пищи или развлечения, не убивают других людей ради денег, власти... или по приказу короля?
Майя нахмурилась. Прикусила губу. Миранда напомнила ей о том вопросе, ответ на который Майя давно хотела получить.
– Думаешь, мы для этого ему нужны? Для выживания? Но как?..
– Не забудь, пожалуйста, что все пленницы рано или поздно куда-то пропадают, – невозмутимо отозвалась Миранда. – Ты знаешь, куда? Я – нет. Возможно, он нас всё-таки ест.
Майю передёрнуло.
– А зачем тогда... всё это?! Клетки, плен, пение!.. Ел бы сразу!
– Кто знает? Наверно, развлечения ему тоже необходимы.
– Развлечения?!
Из соседней клетки донёсся смешок. Лёгкий и холодный, как вихрь снежинок, залетевший за шиворот.
– Почему бы и нет? Развлекаемся же мы, сажая в клетки птиц.
Майя прикусила язык. Она могла бы возразить, что люди – не птицы... но все хотят жить, разве нет? Птицы тоже. И всем плохо в клетках.
Уж это-то она хорошо знала...
Но даже птица может клюнуть своего мучителя. А она... она ни что не способна.
Теперь Майе ещё больше хотелось вытащить принцессу отсюда. Подарить ей свободу, в которую та перестала верить; вернуть надежду, от которой Миранда старалась отречься.
И ещё более горьким становилось осознание того, что все эти мечты неосуществимы.
Миранда права. Жить больно. Но сменить эту боль на пустоту Майя ещё не была готова.
От печальных мыслей её отвлекло знакомое бряцанье монет. Дымный рыцарь возвращался, чтобы забрать посуду. Миранда привычно не обратила на драконова слугу внимания; Майя так же привычно проводила его взглядом. Впрочем, сегодня для этого была особая причина, потому что рыцарь задержался.
Обычно он приходил сразу после того, как пленницы заканчивали есть, но в этот раз явился позже. После их разговора о жизни, смерти и птицах. Почему? Может быть, подслушивал? Может ли он слышать и понимать?..
Этот рыцарь не давал Майе покоя всё то время, что она сидела в плену. Слишком уж знакомым и обнадёживающим был сам вид доспехов. Миранда считала свои надежды глупыми, однако истинной чемпионкой по глупости была Майя. Не латы делают человека рыцарем, но сердце. А в этих латах ни человека, ни сердца не было. Чего же она продолжала ждать?..
Что бы ни задержало дымного рыцаря, в остальном он вёл себя как обычно. Пробряцал к клеткам, забрал посуду и удалился, не замечая пленниц. Майя уже не смотрела ему вслед. Секунду назад рыцарь ещё занимал её мысли, но теперь в них вторглось кое-что другое. Звук. Стук дерева среди бряцанья металла. Внизу, прямо под её клеткой.
Майя глянула вниз. Там лежала мандолина.
Старая, отличной работы, покрытая лаком, даже на вид... мелодичная. Мандолина лежала здесь всегда, и Майя не обращала на неё внимания – слишком много в пещере было вещей, чтобы разглядывать каждую по отдельности. Но сегодня она уронила тарелку, и дымному рыцарю пришлось нагнуться за ней, и тогда-то он задел мандолину – вот почему взгляд Майи упал на инструмент.
Но сегодня...
Майя медленно потянулась вниз. Деревянный гриф мандолины лёг ей в ладонь, такой знакомый на ощупь – и вместе с тем непривычный. Дерево. Не стальная рукоять меча, не золото клетки, не серебро столовых приборов... Как долго она прикасалась к одному лишь металлу?
Пальцы коснулись струн, извлекли первую, неуверенную ещё ноту. В голове эхом отозвались слова Миранды. «Мне нравится, как ты поёшь...»
Сколько уже песен они успели спеть, сидя в этих клетках?.. Даже если Майя взялась бы считать, она давно бы сбилась. Десятки, а может, сотни. Обо всём на свете – или почти обо всём. О любви и о смерти, о всех временах года, о битвах, победах и поражениях, о заморских странах и дремучих лесах...
Но они ни разу не пели о драконах.
Все песни – все до единой – рассказывали о том, как отважные рыцари побеждали злобных чешуйчатых тварей. Прежде Майя верила им. До того, как у неё на глазах случилось обратное. Рыцари пали, а чешуйчатая тварь здравствовала поныне. Теперь хвастливые песни о схватках с чудищами казались Майе тусклыми и легковесными, как фальшивые монеты.
Все песни...
Нет.
Была ещё одна.
Она не звучала в королевском дворце, когда менестрели в ожидании турнира воспевали рыцарские подвиги. Да и в трактирах звучала редко. И Майе, в общем-то, эта песня никогда не нравилась... Не нравилась – но и не отпускала. Тревожила, предупреждала о чём-то, что стало проясняться лишь сейчас, отшлифованное тьмой, страхом и усталостью.
А начиналась она с того, чем другие песни заканчивались.
– Я убил однажды дракона...
Принцесса в соседней клетке подняла голову. Вгляделась в темноту – туда, где Майя начала перебирать струны, вспоминая нужный мотив. Туда, откуда донеслись первые тихие слова, пока больше похожие на шёпот, чем на песню.
Я убил однажды дракона.
Я не знал такого закона –
кто лишит зверя жизни, тот сам
с грозным рёвом взмоет в небеса...
На миг Майя запнулась. Но второй голос – голос Миранды – тут же подхватил песню и продолжил её.
Я убил однажды дракона.
Я хотел взять принцессу в жёны.
Где принцесса? Ходит по земле,
ну а я сгораю в собственном огне.
Где Миранда могла услышать эту песню? Почему запомнила?.. Майя не знала ответов на эти вопросы, да и не искала их. Они не требовались ей для того, чтобы сплести свой голос с голосом принцессы.
Пламя в сердце! Как тебя мне укротить,
как мне жизнь под чешуёй теперь прожить?!
Не смеясь, не плача, не любя...
Как сбежать от самого себя?
Сколько песен они уже спели? Десятки, а может, сотни... Но вместе – и по собственной воле – пленницы пели впервые.
Ты убьёшь однажды дракона.
Ты не знаешь такого закона –
кто лишит зверя жизни, тот сам
с грозным рёвом взмоет в небеса.
Ты убьёшь однажды дракона,
никогда не узнав, кто он.
Моя жизнь оборвётся. Сверкнёт твой меч,
и падёт голова с безобразных плеч.
Пламя в сердце! Я прошу, не угасай,
мне для жизни хоть минуту ещё дай!
Я клянусь, что научусь любить.
Я хочу, я очень хочу жить!
Звенели струны, и звенели девичьи голоса. Под сводами пещеры звучала песня. Ещё одна из многих сотен спетых... Та единственная, которую ни за что не могли бы – и всё же почему-то решились – спеть драконьи жертвы.
Я убил однажды дракона.
Я не думал тогда, кто он.
Я мечтал о славе и любви,
а теперь купаюсь в собственной крови.
Я убил однажды дракона.
Я не знал такого закона –
если смерть в этот мир призывать,
от неё не удастся сбежать.
Пламя в сердце гаснет. Меркнет свет.
Чешуи, когтей и гребня больше нет.
Если б дали мне ещё раз выбирать –
даже зверя я не стал бы убивать...
Майя отняла руку от струн, и затихающее эхо растаяло в воздухе. Кончилась музыка, кончились вплетённые в неё слова.
А на девушек недвижно смотрел дракон.
Когда же он успел подползти к клеткам? Неужели подкрался беззвучно, не звякнув ни единой монеткой? Или Майя с Мирандой так увлеклись пением, что не видели и не слышали ничего вокруг?
Однако какая разница?.. Так или иначе, дракон был здесь.
Они ни разу не пытались с ним заговорить. В первую очередь потому, что он сам молчал. А теперь, наверно, уже поздно пробовать...
Дракон поднял лапу. И провёл когтями по прутьям клетки, в которой сидела Майя.
Мягкое золото лопнуло ещё быстрее, чем рвались под драконьими когтями её доспехи... в тот день, когда Майя оказалась в этой клетке.
А сейчас клетка открылась.
Майе не так просто было понять, что это означает. Понять – и поверить. Слишком много дней она провела взаперти. Слишком привыкла считать дракона их тюремщиком, а ведь дракон всё ещё оставался рядом...
И только когда под его когтями лопнули прутья второй клетки, Майя зашевелилась.
Она осторожно сползла вниз, чувствуя, как по затёкшим ногам бегут стайки мурашек. Вздрогнула, когда сокровища брякнули под пятками. И сделала шаг вперёд.
Их всего-то ничего оказалось, этих шагов. Всего три шага, чтобы дойти до клетки Миранды. Три шага на то расстояние, которое так долго оставалось для них непреодолимым.
Принцесса не шевелилась. Наверно, ей тоже трудно было понять и поверить.
– Пойдём, – шёпотом сказала Майя. И взяла принцессу за руку.
У неё были прохладные пальцы и синие ниточки вен на запястьях. Майя чувствовала, как пульсирует в них кровь... как бьётся сердце Миранды.
Ещё один миг – или целую вечность – принцесса оставалась неподвижной. Но потом всё же сжала руку Майи в ответ.
Майе пришлось подхватить её, когда Миранда выбралась из клетки. Ноги у принцессы затекли гораздо сильнее, так сильно, что она едва могла стоять. Миранда повисла на плече у Майи и судорожно цеплялась за неё, пока они шли к выходу из пещеры.
Этих шагов Майя не считала.
А потом им в лица ударил свет.
...Кем я был?
Кем же я был? Не могу вспомнить.
Пламя... пожирает меня изнутри. Сколько ни выдыхай, его становится лишь больше.
Пламя в сердце, в крови, под кожей. А сверху холод сковал его. Доспех прочнее того, что я носил прежде...
Носил ли?
Из глотки вырывается пламя. Из глотки вырывается рёв. Я потерял что-то; что-то очень важное, то, что помогло бы мне укротить эту боль, найти её границы, дать ей имя...
...слова.
Голос.
Я умел говорить? Умел ведь?!
Но из глотки вырывается рёв, и пламени всё больше, и боли тоже. То, чего не можешь назвать, не можешь и обуздать. То, чего не можешь назвать, не можешь вспомнить.
Мне нужен...
Мне нужен голос.
Кто-то ведь делал это, сплетал звуки в узор, ткал из них полотно и ковал оружие. Кто-то... Тот, кем я был? Те, кого я знал? Не помню. Птицы мешают вспоминать, щебечут над ухом. Славно щебечут, но этого мало. У кого-то был такой же нежный голос, как у птиц. Кто-то звал меня по имени...
Или не меня. Было ли у меня имя?
Жажда сжигает меня изнутри. Она даже сильнее пламени.
Я знаю!.. Единственное, что я знаю, это свою силу. Ту, что закалена пламенем и укреплена бронёй. Я могу... да, могу взять всё, что угодно. Для меня нет преград – я прихожу вместе с ветром. Я охотник. Я могу добыть то, что мне нужно.
Мне нужен...
...голос.
Так много света... Майя зажмурилась, смаргивая слёзы с ресниц. Прижала Миранду к себе спиной, прикрыла ей глаза руками. Ресницы принцессы щекотнули её ладони.
– Спасибо... Я чуть не ослепла, – голос у принцессы чуть охрип. От света – как от холода. – Какое сейчас время суток? Полдень?
Майя чуть-чуть приоткрыла глаза, пытаясь рассмотреть небо. И засмеялась.
– Нет. Закат...
Всего лишь закат. Но каким же ярким он казался после тьмы пещеры!
Майя чуть раздвинула пальцы, чтобы Миранда тоже смогла взглянуть на заходящее солнце и розовые облака. И горы были окрашены розовым, словно продолжение облаков...
– Как ты думаешь, мы действительно свободны?
Хороший вопрос. Майя мысленно отругала себя за то, что не ей первой он пришёл в голову.
Свободны ли они? Могут ли просто уйти отсюда, оставив пещеру позади? Или дракон, опомнившись, ринется за ними в погоню и вернёт назад, во тьму, в тесные клетки?
Им ещё долго предстояло бояться. Всю дорогу – а может, всю жизнь. Даже если ничего не случится, даже если они благополучно вернутся в королевский дворец... сколько времени пройдёт, прежде чем принцесса перестанет вздрагивать, когда на дворцовый сад набегает тень от мимолётного облака? Как долго девочке-рыцарю будет слышаться хлопанье крыльев в шуме ветра?
Вопросы, вопросы... Как много их. Куда больше, чем в клетке.
Но не только их больше.
– Нам нужно идти, – нашла Майя ответ на всё разом. – Идти вперёд. Скоро стемнеет, а ночевать у пещеры... мне не хотелось бы.
Принцесса вздрогнула.
– Мне тоже. Идём.
Никакой тропы возле пещеры, конечно же, не было – на что она крылатому дракону? Указателей для заблудших принцесс и рыцарей тоже нигде не привесили. И девушки, взявшись за руки, просто пошли по камням и жёсткой горной траве вниз по склону, туда, где надеялись найти человеческое жильё, натопленный очаг и мягкие постели.
Майя не выдержала, обернулась, чтобы проверить, не крадётся ли за ними дракон. Но зев пещеры был пуст. И на удивление невзрачен для врат в обитель чудовища. Всего лишь ещё одна тень среди скал, чуть темнее и глубже остальных. Взгляд притягивали разве что розы, растущие у порога. Алые, белые, розовые – всех цветов и оттенков. Так странно. Откуда они здесь, среди камней, под суровыми горными ветрами? Пышные, как в королевском саду...
– Трава уже желтеет, – донёсся до неё голос Миранды. – Скоро осень.
Майя отвернулась от роз, перевела взгляд на принцессу. Да, они немало времени провели в плену. Заточение сделало ли принцессу настолько бледной? Или она всегда такой была?.. Даже лучи солнца, расцветившие горы и небо розовым, не могли окрасить её щёки румянцем. Слишком бледное лицо, слишком тёмные и тяжёлые волосы, глаза и впрямь фиалковые, как на портрете – но взгляд прямой, строгий, почти пугающий... Здесь, на свету, принцесса не казалась такой уж прекрасной. Даже для заката её красота была чересчур... сумрачной. Тайной. Не подходящей для пышных придворных балов, скорее для...
Нет. Из пещеры, хвала всему святому, они выбрались.
– Майя?.. Майя!
Майя очнулась. Миранда, оказывается, тоже смотрела на неё – и сердито хмурилась.
– Почему ты всё время молчишь? Ты что, обронила свой голос где-то в пещере?
За насмешкой Миранда прятала тревогу. Майя улыбнулась ей.
– Прости. Я задумалась. Похоже, свежий ветер слишком сильно вскружил мне голову!..
Губы принцессы дрогнули, наметив ответную улыбку.
– Что ж, это я могу понять. Но всё-таки удели и мне немного внимания...
Тень улыбки исчезла с её губ. Миранда снова была серьёзна.
– Ты в самом деле не убила бы его?
– Что? – не поняла Майя.
– Как в песне... «Если б дали мне ещё раз выбирать, даже зверя я не стал бы убивать».
– Как в песне...
Майя задумалась. Та песня была не о них, совсем не о них. Но если бы... Если бы она не пыталась спасти принцессу, а просто искала славы... Смогла бы она убить дракона – или любое другое чудище – не задумавшись над тем, заслужило оно смерти или нет?
Ещё одним вопросом, на который Майя не знала ответа, стало больше.
– О нас сложат совсем другие песни, Миранда, – ответила наконец она. – Не похожие на эту. А дракон...
...звон металла, конское ржание, крики людей...
– Он сильнее, чем в любой песне. И всё равно я бы билась с ним, чтобы защитить тебя и себя, даже зная, что этот бой безнадёжен. Для защиты... Да, сотню раз да! Но только не теперь, когда он нас выпустил.
Майя вздохнула.
– Знаю, одного доброго поступка мало, чтобы искупить все предыдущие злодеяния. И, может, он в будущем натворит ещё немало бед. Но если даже дракон способен на милосердие... Нет, сейчас я бы не смогла поднять на него меч.
– Ты слишком добрая, – вроде бы Миранда упрекала её, но в голосе принцессы слышалась неподдельная теплота. – Когда-нибудь эта доброта тебя погубит. Но сегодня... может быть, сегодня именно она спасла нас?
– Скорее уж случай, – откликнулась Майя.
Случай – и любовь... Ей ведь хотелось спеть для Миранды, только для Миранды, и она даже не помнила о драконе, когда брала мандолину в руки.
Майя вновь обернулась к пещере. Лишь для того, чтобы скрыть от Миранды своё смущение. Снова – лишь для Миранды... и снова её ждал сюрприз.
– Миранда, взгляни!
На гребне холма, с которого они спускались, стоял рыцарь. Майя без труда узнала эти ржавые латы. Выслал ли дракон своего слугу за ними в погоню?.. Нет, рыцарь стоял и не двигался с места. А рядом с ним сидел ещё кто-то... какой-то человек, чьего лица уже нельзя было разглядеть с того расстояния, на которое они успели уйти...
Девушки переглянулись – и продолжили путь.
Тьма пещеры, драконьи сокровища, нераскрытые тайны... Всё это они оставили позади.
Закат уже догорал, но розы, росшие возле пещеры, почему-то не спешили смыкать лепестки. Странные розы. Такие пышные, такие нежные, такие красивые... Не в каждом саду удастся вырастить подобные, что уж говорить о каменистой горной земле?
Среди роз, сложив руки на крестовине меча, стоял рыцарь. Тоже странный – только внутри, а не снаружи. С виду-то он был совсем как живой, но на самом деле пустые латы заполнял дым.
И тут же, среди роз, у ног дымного рыцаря, сидел человек. Он не был седым, или морщинистым, или... Но почему-то казался бесконечно старым. Уставшим, как человек, осознавший собственные ошибки. Древним – как не человек вовсе.
– Ну, чего же ты ждёшь? – спросил он у стоявшего рядом доспеха. – Ты знаешь, что надо сделать.
Рыцарь занёс меч.
Когда небо совсем стемнело, Майю с Мирандой приютила на ночлег пушистая горная ёлочка. По мнению Майи, под её разлапистыми ветвями вышла отличная спальня, лучше не бывает; по мнению принцессы тут, конечно, не хватало пуховой перины и шитого золотом балдахина, но после клетки...
Да, там золота было предостаточно. Больше, чем в королевской спальне. Но вернуться туда Миранда точно не хотела бы.
Несмотря на приход ночи, девушкам не спалось. Они не так далеко успели отойти от пещеры – и хотели бы идти дальше, но едва ли стоило спасаться от дракона только для того, чтоб свернуть себе шеи, бегая впотьмах по горам... Поэтому они лежали в еловом шатре, ждали, когда к ним придёт сон, и перешёптывались.
– Что ты собираешься делать дальше, а, рыцарь? Лучший рыцарь королевства...
– Не знаю, – Майя смущенно пожала плечами.
Она в самом деле ещё не успела задуматься о том, что возвращение во дворец вместе с принцессой сделает её героем. Для большинства людей всё просто – вот принцесса, вот рыцарь, и если принцессе удалось вырваться из лап дракона, значит, рыцарь её спас. А как всё было по правде... Да, пожалуй, это не та правда, которую можно рассказать так, чтобы все поняли.
– А что будешь делать ты, прекрасная принцесса?
– И в самом деле, что я буду делать?.. – эхом отозвалась Миранда. – Если отец ещё не сравнял старую башню с землёй, то уж, наверно, приказал заложить её дверь камнями... Прятаться от женихов мне будет некуда.
Вдруг принцесса села так резко, что ветви над ними закачались и осыпали обеих девушек хвоей.
– Майя! Послушай! Женись на мне!..
– Что?! – Майя приподнялась на локте и с изумлением уставилась на принцессу.
– Женись на мне, – лихорадочно повторила Миранда. Ещё ни разу Майе не доводилось видеть её такой взволнованной. – Вспомни, ведь отец назначил награду тому, кто меня спасёт... Мою руку... А во дворце все считают тебя мужчиной. Ты можешь прийти и по праву потребовать у короля обещанную награду! Как рыцарь, спасший принцессу от дракона!
– А где же я возьму его голову? – попыталась обратить всё в шутку Майя. – Вроде бы в таких случаях её принято предъявлять...
Миранда пренебрежительно фыркнула.
– Обойдёмся как-нибудь без головы. Главное, что принцесса, то есть я, жива. Отцу придётся сдержать слово, хочет он того или нет!
Майя молчала. Что-то мешало ей принять эту идею, радостно ответить согласием. Жениться на принцессе? Видеть Миранду каждый день, засыпать и просыпаться рядом с ней, стать ей верной спутницей и опорой... О да, этого она хотела бы. Хотела больше всего на свете – даже несмотря на то, что всю жизнь ей придётся провести во лжи, изображая мужчину. Но чего хочет сама Миранда? Любит ли она Майю или всего лишь ищет способ избежать настоящего брака? Действительно ли она станет Майе женой – или будет улыбаться ей лишь для вида, а своё сердце, как и обещала, оставит при себе? Или, хуже того, отдаст другой женщине...
Да, вот эти вопросы были для Майи действительно важны. Важнее всех остальных. Должно быть, правда, что от любви люди глупеют.
– Майя! – Миранда смотрела на неё так требовательно... нет, умоляюще. Под ёлкой было темно, но за время заточения Майя привыкла к темноте и видела каждую чёрточку лица принцессы. – Майя, прошу, помоги мне!
И Майя решилась.
– Да, – выдохнула она. – Хорошо. Я на тебе женюсь.
Миранда просияла; и в этот миг Майе казалось, что большей награды ей даже и не надо.
Пусть будет так. Пусть ложь станет ей доспехом. А что прячется под ним, горький дым или полное любви сердце, покажет будущее...
Розы мягко качнулись, когда на землю меж них упало мёртвое тело. Полилась кровь – цветам под корни, питая их, наполняя той силой, которая обычно даётся лишь людям. И розы росли. Выше и выше, навстречу темнеющему небу, навстречу первым звёздам... Зелень стеблей и листьев становилась плотью, шипы – тонкими пальцами, лепестки – гладким шёлком волос.
Мёртвое тело, отдав всю кровь до капли, рассыпалось пылью, словно давным-давно успело забыть, как это – быть человеком.
А розы росли...
Ну что ж... моё истинное отношение к драконам пролезет везде. Даже там, где, казалось бы, оно вообще неуместно.
И да, в дополнение к традиционным многоточиям я заболела вопросительными знаками.
Читать?
Когда кто-то умирает, люди обычно надевают чёрное.Нынче всё было не так. Никто не носил траура – а тому, кто осмелился бы это сделать, король мог бы отрубить голову. Ведь его дочь не умерла. Она похищена, она в беде... но рыцари уже готовы отправиться вслед за ней, и в самом скором времени принцесса вернётся во дворец, живая и невредимая. Иначе быть не может.
Нет, люди не носили чёрного. Вместо них в траур облачился дворец.
Погасли свечи, притихли разговоры, и там, где прежде даже ночью кипела жизнь, теперь царило запустение. Из окон видны были яркие флаги над турнирным полем – их забыли снять, и сейчас эти напоминания о празднике казались жестокой насмешкой.
Сэр Роберт смотрел на флаги, стоя у окна в одной из опустевших комнат. Позади были часы криков, паники, женских слёз... Король впал в отчаяние – и в ярость. Роберт не мог винить отца, потерявшего дочь, но... но если бы они не тратили понапрасну драгоценное время... Что, если эти несколько часов окажутся решающими? Теперь рыцари смогут выступить в путь только утром – и будут уже уставшими, потому что никто из них не заснёт этой ночью.
Все они сейчас собрались там, внизу, на том поле, где должны были мериться силами. Все, кроме их предводителя. Предводитель укрылся ото всех в тёмной комнате и смотрит на своих соратников из окна. Хочет побыть один перед походом?..
Впрочем, нет. Он здесь не один.
– Что это на тебя нашло? – спросил кто-то из угла. Кто-то, предпочитавший оставаться в тени. Хотя... кресло в том углу попросту было мягким.
Сэр Роберт продолжал смотреть в окно. Но всё же отозвался:
– О чём ты?
– Не хочу тебя обижать, Роб, но... уж больно всё это похоже на сентиментальную балладу.
– Ты говоришь о похищении? Что ж, в жизни порой...
– Я говорю о тебе, дурень!
Случись рядом кто-нибудь, способный подслушать разговор, он непременно решил бы, что невидимый любитель мягких кресел переходит всякие границы. Называть рыцаря «Роб» и тем более «дурень»... Такой грубиян играет с огнём.
Однако, когда сэр Роберт повернулся к своему собеседнику, его лицо не выражало гнева. Только удивление.
– Вот уж не думал, что могу сойти за героя сентиментальной баллады. В моём-то возрасте...
– Сентиментально-трагической, – уточнил собеседник. – Именно из-за возраста. Умудрённый годами воин, чьё сердце не смогла покорить ни одна дама, очарован юной принцессой...
– Перестань, Юджин! Это невежливо по отношению к Её Высочеству. К тому же я никем не очарован, – сэр Роберт помедлил. – А трагизм в чём?
– А в том, что юная дева зачахнет от тоски, выйдя за старика замуж. И сбросится с башни, как и грозилась.
– Да, – признал сэр Роберт. – Баллады тебе удаются. Впрочем, я никогда не сомневался в богатстве твой фантазии.
Тот, кого звали Юджином, насмешливо фыркнул. Кресло заскрипело.
– А я никогда не сомневался в твоей неочарованности. Но ведь должна быть причина?..
– Спасти чью-то жизнь – этой причины тебе мало?
А вот теперь в голосе Роберта действительно звучал гнев. И горечь пополам с недоумением, словно собеседник его разочаровал.
Юджин невольно заслушался. Богатство рыцарских эмоций всегда его завораживало. И кто это сказал, что благородные сэры всегда учтивы и сдержаны? Ну да, от них не услышишь такой брани, как от слуг на кухне (по крайней мере, от Роберта), зато какие чувства бушуют за этой сдержанностью...
– Да брось, Роб! Ты не единственный, кто хочет спасти принцессу. Почему бы не уступить место молодым? Тем, кто всерьёз хочет завоевать её руку и сердце?
Рыцарь снова отвернулся к окну.
– Что ж, ты прав. Ты слишком часто бываешь прав, Юджин, порой это меня пугает... Причина есть, и даже две. Ты ведь знаешь, почему я не женат, верно?
– Неужели ты до сих пор...
– Да.
– А она... счастлива? С тем, кого выбрала?
– Нет.
– Но тогда ты мог бы!..
– Она несчастлива, потому что её муж пропал!
Сэр Роберт повысил голос. Не закричал, нет; но всё равно его собеседник мгновенно притих.
– Это случилось... довольно давно. Я не знал его. Не хотел знать. Но от слухов не укроешься, особенно от таких. Он отправился сражаться с драконом и бесследно исчез. А здесь и сейчас дракон появился снова. Возможно, другой; возможно, эти события никак не связаны. Но если есть хоть тень надежды, хоть крошечный шанс узнать правду, я обязан им воспользоваться. Даже если тебе это непонятно...
– Было бы непонятно, если бы речь шла о ком-то другом, – перебил его Юджин. – А от тебя я не жду ничего иного. Все люди эгоисты, Роберт, только не ты.
– Ты слишком плохо думаешь о людях, – укоризненно сказал сэр Роберт. – И слишком хорошо – обо мне.
– Как тебе будет угодно, – кресло вновь заскрипело. Юджин, не вставая с места, исхитрился отвесить шутовской поклон. – Ну, а вторая причина?
– Посмотри в окно. Кого ты видишь?
Вставать Юджину опять-таки не требовалось. Он и так знал, кто собрался сейчас на турнирном поле. Кто проводит ночь в беседах, грезит о битвах и – вот сейчас, в этот самый момент – куёт узы того самого рыцарского братства, которого ему никогда не понять.
– Мальчишек?..
– Большинство из них уже обагряли свои клинки кровью. И всё же... да, ты прав. Они мальчишки. Отважные, сильные, но не представляющие, что их ждёт впереди. Они видят в драконе символ. Свой будущий подвиг. А стоило бы видеть хитрого, непредсказуемого и коварного врага.
Юджин отхлебнул из стоявшей рядом бутылки. Хорошо всё-таки, что он прихватил с собой вино.
– А ты решил стать их наставником? Или мамочкой?
– Я решил стать их соратником, – сэр Роберт облокотился на подоконник, прислонился лбом к стеклу. – Они слишком молоды, чтобы умирать, меня вот-вот настигнет старость... Может быть, мой опыт им пригодится. Может быть, я смогу помочь им. А если нет, просто разделю их судьбу – какой бы она ни была. Так будет... правильно.
– «Делай, что должно, и будь, что будет», да? – вздохнул Юджин. – Не стану тебя отговаривать. Хотя бы потому, что это бесполезно. И всё же, Роберт... береги себя.
– Это уж как получится.
Луна зашла за тучи, и в темноте, затопившей комнату, было слышно, как Юджин снова вздохнул. Коротко, судорожно, словно что-то сдавило ему горло.
– Я и не ждал, что ты ответишь иначе.
Темнота и тишина...
Впрочем, нет. Тишину они развеяли.
Теперь пленниц стало двое, и девичьи голоса под сводами пещеры звучали чаще. К песням, спетым для дракона, прибавились беседы между людьми, и беседы эти велись с утра до вечера. А может, с вечера до утра – не так-то легко было отличить день от ночи. Слишком мало света проникало в пещеру. Как понять, что за бледный луч скользнул по прутьям клетки, солнечный или лунный? А может, звёзды сегодня необычайно ярки?..
Иногда Майе казалось, что это и впрямь судьба. Что она сама, не ведая об этом, избрала для себя такое будущее. Майя вспоминала свой щит – чёрного единорога с золотым рогом – а потом оглядывалась вокруг и видела черноту за золотой решёткой.
Судьба...
Но против судьбы их было двое. И с каждым днём Майя чувствовала, что становится всё ближе к Миранде; что гордая, холодная принцесса уделила ей ещё капельку своего доверия, открыла ещё один секрет, сделала ещё шаг навстречу...
Её соседка. Её единственная подруга – здесь, где не могло быть места радости и улыбкам. Миранда.
Отправляясь в путь, Майя думала о грядущей битве и о драконе, о рыцарском долге, доставшемся ей вместе с краденым мечом и мужским именем, немного – о славе, ждущей победителей, и совсем чуть-чуть – о белой фигуре на верху башни.
Нынче же всё переменилось.
Призрак, зовущийся королевской дочерью, сотканный из шёлковых платьев, отцовской славы и неизбежной, людской молвой предписанной красоты, вдруг обрёл голос и дыхание. Обрёл имя – и перестал быть призраком.
Миранда...
– Я всегда боялась мужчин, – сказала как-то принцесса.
Здесь, в плену, единственным мерилом времени были визиты дымного рыцаря, приносившего еду, да ещё визиты жадного до песен дракона. Уже отгремел своё рыцарь, унося посуду, и уполз дракон, к которому Майя почти привыкла. Девушки остались одни, и Майя слушала Миранду, затаив дыхание. Сейчас она боялась пошевелиться или сказать лишнее слово, боялась спугнуть эту неожиданную откровенность. Принцесса много рассказывала о дворцовой жизни, об отце и о сёстрах, но почти никогда – о себе самой, о своих страхах и желаниях. И тем дороже были для Майи эти редкие моменты, хрупкие и мимолётные, словно бабочка, присевшая на плечо.
– Я всегда боялась мужчин... С рождения. Моя кормилица рассказывала мне, что я начинала плакать, едва завидев человека с бородой. Кого угодно, даже отца. Потом я выросла. Привыкла. Поняла, что отец любит меня, узнала, что иные мужчины могут быть верными друзьями и мудрыми наставниками... Но грядущее замужество всё равно казалось мне проклятием. Я почти убедила себя, что бояться нечего, что в супруге я обрету самого верного из друзей, что, в конце концов, превыше всего долг перед королевством... Почти. А потом сестра приехала в гости.
– В гости?
– Да, нас к тому времени двое осталось при отце, я и Лилиана. Двое из шести, – Миранда нахмурилась. – Отец всегда хотел сына, наследника, а мама рожала одну девочку за другой и... Наш лекарь говорил, от частых родов она и ослабела.
Голос принцессы дрогнул. Майя вдруг остро пожалела, что не может обнять её. Утешить... Впрочем, если бы даже их не разделяли прутья клеток, разве условности и правила этикета не стали бы такой же надёжной преградой?..
– Я почти не помню её, – продолжала Миранда. – Старшие из сестёр могли бы рассказать нам о матери, но они быстро вышли замуж. Вылетели из гнезда и не возвращались больше. А та, что вернулась... Агнесса... она не о матери хотела говорить.
Принцесса поморщилась.
– Ты видела когда-нибудь нашу Агнессу? Её портреты?
Майя кивнула. Она хорошо помнила портреты принцесс, висевшие во дворце. Шесть портретов, шесть красавиц в шелках и жемчуге. У Миранды на портрете были необыкновенные фиалковые глаза. Помнится, Ларс с Винсентом ещё поспорили, правда ли это или домысел художника... Тогда им доводилось видеть принцессу лишь издалека, рядом с королём – или на вершине башни. А сейчас Миранда рядом, совсем близко, но цвета её глаз в темноте не различить...
У Агнессы, если верить портрету, глаза карие. А волосы такие же чёрные, как у Миранды. У четырёх сестёр из шести чёрные волосы; Миранда выделялась среди них глазами, Агнесса – жёстким, гордым и надменным выражением лица. Впрочем, она всё равно была хороша собой, а как же иначе?..
О красоте Майя и сказала вслух. Дерзить принцессе, называя её сестру злюкой – плохая идея. Обижать подругу – ещё хуже. Да и не знает же она Агнессу на самом деле...
Оказалось, однако, что художник был прав.
– Её нрав настолько же дурен, насколько лицо прекрасно, – без обиняков сообщила Миранда. – Агнесса хитра, груба, жестока и... ох, как бы это сказать... распущена. Иногда я думаю, что ей следовало бы родиться не при дворе, а в коровнике... а иногда – что наш двор не заслуживает ничего иного. Впрочем, она нашла мужа себе под стать и «украшает» уже его владения. И я бы предпочла, чтобы она не возвращалась.
– Что же она сделала? – осторожно спросила Майя.
– Она... – Миранда запнулась. – На самом деле – ничего такого, что стоило бы многолетних переживаний. Тех, что привели меня на вершину башни. Просто-напросто Агнесса сочла своих маленьких сестрёнок достаточно взрослыми для правды и рассказала нам о своей жизни с мужем. Ты понимаешь, о чём я, верно?..
Майю передёрнуло. За время странствий она всякого успела наслушаться. Едва ли принцесса могла выражаться так, как пьяницы в трактирах, но... Миранда ведь назвала Агнессу грубой...
– Ей не стоило этого делать!
– Мне тогда было четырнадцать, – сухо сказала Миранда. – А Лилиане – шестнадцать. К нам уже сватались. Лилиана, кстати, вышла замуж и счастлива со своим супругом. А я... Ты сама знаешь, что из этого вышло.
Помолчав немного, принцесса добавила:
– По сути дела, я должна быть благодарна Агнессе за предупреждение. Если бы не она, мне пришлось бы убить своего мужа.
Майя покрепче сжала зубы, чтобы не дать вырваться словам «а теперь ты сама умрёшь». Нет, она совсем не хотела видеть Миранду мёртвой, но скорее откусила бы язык, чем позволила себе упрекнуть принцессу за безрассудство. Она сама была такой же – не слушала, кто бы ни пытался наставить её на путь истинный. И не жалела ни о чём, даже когда сделанный выбор вёл её прямо в когти дракону.
Но сказать об этом вслух Майя не смела. Поддержать, посочувствовать – не умела. И потому она просто протянула руку сквозь темноту.
Почему-то Майя была уверена, что принцесса оттолкнёт её. Сделает вид, что ничего не заметила. Агнесса выглядела гордой; Миранда такой была.
Однако Миранда потянулась к ней навстречу. Прижалась к прутьям клетки, вытянула руку, силясь коснуться чужих пальцев. Клетка не пускала её дальше. Майю – тоже. Обиднее всего было то, что их пальцы разделяло не больше дюйма. Ещё бы чуть-чуть... Но нет, они так и не смогли дотянуться друг до друга.
Время сдвинулось и пошло.
По-прежнему в пещере не было ни ночи, ни дня. По-прежнему сутки измерялись песнями, да шагами дымного рыцаря, да шелестом драконьей чешуи. Но всё же... что-то изменилось. Не снаружи. У Майи внутри. В сердце.
С того вечера, с памятного разговора о мужчинах, страхах и семье, Майю начало лихорадить. Девушку бросало от надежды к отчаянию. Что осталось от неё?.. Один лишь голос. Тела, запертого в клетке, словно бы и вовсе не существовало. От нехватки движения у Майи затекали и немели ноги, и в эти моменты так просто было поверить в свою бесплотность, так легко отказаться от борьбы... Особенно если борьба ведётся лишь в мыслях. Дай разуму онеметь вместе с телом – и обретёшь покой.
Но рядом была Миранда. Тоже всего лишь голос, затерянный во тьме; но почему, слыша его, Майя оживала?..
Она слишком много думала о принцессе. Быть может, всего лишь потому, что больше думать было не о ком. Быть может, в другом месте или в другое время она бы не...
Нет.
Здесь и сейчас.
Другого настоящего у них не было. А это, судя по всему, они всё-таки выбрали сами.
И Майя вновь обращала свои мысли к принцессе – день за днём, ночь за ночью, песня за песней. Пусть Миранда пела для дракона, но Майе-то уши никто не затыкал. Она могла слушать. Каждый звук, каждое слово она впитывала в себя, как земля впитывает влагу после дождя. Майя словно разделилась на две половины. Одна, храбрая и честная, мечтала о смерти дракона, о свободе для них с принцессой – или хотя бы для принцессы, даже если за это придётся отдать жизнь. Вторая же половина... названия которой Майя не знала... страстно желала лишь двух вещей. Того, во-первых, чтобы песни Майи нравились Миранде хотя бы вполовину так же, как Майе – песни Миранды. И ещё – чтобы принцесса однажды спела для неё. Только для одной Майи, и ни для кого больше.
Миранда... Майя никогда в жизни не призналась бы в этом (даже от самой мысли ей становилось так стыдно, что уши начинали гореть огнём, и какое счастье, что в пещере было темно!..), но имя принцессы казалось ей похожим на бисквитное пирожное. Майя почти чувствовала вкус крема на языке, когда произносила это имя вслух – а произносить доводилось часто, ведь единственным развлечением пленниц по-прежнему оставались беседы друг с другом.
Миранда. Нежный бисквит, тихое эхо, белое лицо, кажущееся проблеском света во тьме пещеры. Они говорили о многом. А о чём молчали?..
Да, время шло. И лето подходило к концу. Солнечные лучи, и так бывшие редкими гостями в пещере, с каждым днём становились всё тусклее; холодали сквозняки, донимавшие пленниц...
О грядущей зиме Майя думала с ужасом. Неужели им предстоит замёрзнуть насмерть? Вот так всё кончится?.. Или дракон догадается, что людям нужно тепло? Всё чаще и чаще она думала о драконьем огне с надеждой вместо страха. Нет, воспоминания о ревущей пламенной смерти не угасли, но желание согреться было сильнее.
Светлый костёр, уютный очаг, живительное тепло... будет ли это у них?
Потом Майя понимала, что ждёт милости от чудовища, лишившего её свободы, и злилась на себя. Неужели она может быть сильной лишь в тепле и сытости? А при первых же невзгодах униженно склонит голову, запросит пощады, смирится с неволей?! Ну уж нет!
На смену гневу приходил стыд. Майя вспоминала, что иные люди живут так годами. Бедняки в своих промозглых лачугах, бродяги, не имевшие вовсе никакого дома... То, что для Майи виделось испытанием, для многих было обыденностью.
За стыдом следовал страх. Испытание или обыденность, сила или слабость, но грядущая зима всё равно её пугала. И Майя жадно ловила последние приметы уходящего лета, провожала взглядом каждый отблеск солнца на грудах золота, вслушивалась в отзвуки птичьего пения, доносящиеся снаружи... Ловила – и боялась потерять.
И в тот момент, когда залетевшую в пещеру бабочку сожрала летучая мышь, у Майи лопнуло терпение.
Нет, она любила животных. Больше всего – лошадей. Но и к тем, кого принято бояться, к змеям, крысам и паукам Майя никогда не питала отвращения. Она никогда, никогда не считала, что две ноги и умение говорить дают ей право раздавить того, у кого ног больше или меньше!..
Будь она героиней одной из тех песен, которые пела, непременно стоило бы ввернуть, что тьма поглотила её душу. Подкралась, окружила... превратилась из простого отсутствия света в некую заразу, отравляющую разум. Но лгать себе Майя никогда не умела. Она просто устала. От неволи, от страха... от реальности. А это бывает хуже любой тьмы.
Вот почему Майя взяла обглоданную баранью кость с тарелки и швырнула ею в стайку летучих мышей, кружащих под потолком.
– Прекрати!
Резкий окрик застал её врасплох. Вздрогнув, Майя выронила тарелку, та проскользнула между прутьев клетки и со звоном покатилась по грудам сокровищ. Миранда никогда...
Миранда никогда раньше не кричала!
– Ты любишь мышей? – глупо спросила Майя.
Принцесса поплотнее запахнулась в плащ. Как летучая мышь – в свои крылья.
Майе стало стыдно. И перед Мирандой, и перед мышами.
– Ну... прости, пожалуйста! Правда, прости!
Миранда чуть слышно вздохнула.
– Нет... ты не должна извиняться. Просто...
Она замолчала. Майя терпеливо ждала. Такие разговоры – сотканные из молчания пополам со словами – неизменно становились для них самыми важными.
– Знаешь, ведь в те дни, когда здесь не было других пленниц, мыши оставались моими единственными соседками. Не могу сказать, что люблю их, – Миранда слегка поморщилась, – они шумные и нечистоплотные, но... они напоминали мне, что я всё ещё жива.
Снова повисла тишина. За время, проведённое здесь, Майя научилась различать все её оттенки. Сейчас в тишине звучал отголосок боли... и слабая, едва уловимая нотка надежды.
– Знаешь, чего я боялась? – принцесса перешла на шёпот. – Исчезнуть. Я чувствовала, что таю. Ощущала, как будто... истончаюсь с каждым днём, будто от меня останется только голос... а потом и его не останется. Должно быть, я сходила с ума, но эти чувства были такими... отчётливыми. А потом – потом появилась ты.
Майя перестала дышать.
– Тебе дали правильное имя, девочка-рыцарь. Весеннее, светлое... как ты сама. Знаешь, мне нравится, как ты поёшь. Твой голос заставляет меня вспоминать, что в мире ещё есть небо и солнце. Это...
Миранда сделала очередную паузу.
– Это больно. Я не могу надеяться, что мы хоть когда-нибудь вновь их увидим. Но эти воспоминания не дают мне исчезнуть. А я хочу жить, слышишь, Майя?! Вопреки всему... без всякого будущего, без солнца, без свободы... не хочу умирать. Как бы ни было это глупо.
Майя зажмурилась, смаргивая слёзы с ресниц.
– Это не глупо, – выдохнула наконец она. – Слышишь?! Не смей так думать!
Она запнулась на миг, осознав, что приказывает принцессе, но тут же продолжила:
– Это правильно – хотеть жить. Это самое правильное, что может быть, я уверена. Все хотят жить! Если бы не хотели, то... то мира просто не существовало бы.
– А зачем он нужен? – тихо спросила Миранда.
Майя онемела.
– Может, так было бы лучше, как ты думаешь? Если бы мира не существовало, то не случилось бы ничего плохого... никаких бед, никакого горя... Только тишина и покой. Разве плохо?
– И ничего хорошего тоже не случилось бы, – упрямо возразила Майя. – И... и тишины с покоем тоже не было! Ничего – это ведь совсем ничего, разве ты не понимаешь? Абсолютная пустота... абсолютная небытие... Я не могу их даже представить. И ты тоже, ведь грезишь о тишине и покое, а это уже что-то, что можно ощутить! И вообще...
Майя вдохнула. Выдохнула. Снова вдохнула. Она редко спорила с Мирандой, но промолчать сейчас просто не могла.
– Здесь, в этой пещере, полно тишины и покоя, и разве они сделали кого-то счастливее?!
– Ты просто боишься умирать, – бесстрастно отозвалась Миранда. – Тебя пугают мои слова, потому что ты боишься смерти.
И, после очередного глотка молчания:
– Я тоже её боюсь. Разве я не сказала? Я хочу жить. Но это желание не поможет мне выбраться отсюда. Как и тебе – твоё пылкое сердце. Нам полезнее было бы... успокоиться. Так было бы меньше боли. Но мы не можем, я знаю.
– И не должны, – выдохнула Майя. Страх или что другое было тому причиной, но никакая боль не заставила бы её отречься от этой мысли. – Все хотят жить. Ты, я, летучие мыши...
– И дракон.
– Да, – согласилась Майя. – И дракон тоже.
В памяти снова всплыл бой, звон металла, крики...
– Вот только его жизнь неизбежно оборачивается чужой гибелью!
– А разве люди так не делают? – принцесса поменяла позу, откинула назад голову, глянула в потолок. – Не убивают животных ради пищи или развлечения, не убивают других людей ради денег, власти... или по приказу короля?
Майя нахмурилась. Прикусила губу. Миранда напомнила ей о том вопросе, ответ на который Майя давно хотела получить.
– Думаешь, мы для этого ему нужны? Для выживания? Но как?..
– Не забудь, пожалуйста, что все пленницы рано или поздно куда-то пропадают, – невозмутимо отозвалась Миранда. – Ты знаешь, куда? Я – нет. Возможно, он нас всё-таки ест.
Майю передёрнуло.
– А зачем тогда... всё это?! Клетки, плен, пение!.. Ел бы сразу!
– Кто знает? Наверно, развлечения ему тоже необходимы.
– Развлечения?!
Из соседней клетки донёсся смешок. Лёгкий и холодный, как вихрь снежинок, залетевший за шиворот.
– Почему бы и нет? Развлекаемся же мы, сажая в клетки птиц.
Майя прикусила язык. Она могла бы возразить, что люди – не птицы... но все хотят жить, разве нет? Птицы тоже. И всем плохо в клетках.
Уж это-то она хорошо знала...
Но даже птица может клюнуть своего мучителя. А она... она ни что не способна.
Теперь Майе ещё больше хотелось вытащить принцессу отсюда. Подарить ей свободу, в которую та перестала верить; вернуть надежду, от которой Миранда старалась отречься.
И ещё более горьким становилось осознание того, что все эти мечты неосуществимы.
Миранда права. Жить больно. Но сменить эту боль на пустоту Майя ещё не была готова.
От печальных мыслей её отвлекло знакомое бряцанье монет. Дымный рыцарь возвращался, чтобы забрать посуду. Миранда привычно не обратила на драконова слугу внимания; Майя так же привычно проводила его взглядом. Впрочем, сегодня для этого была особая причина, потому что рыцарь задержался.
Обычно он приходил сразу после того, как пленницы заканчивали есть, но в этот раз явился позже. После их разговора о жизни, смерти и птицах. Почему? Может быть, подслушивал? Может ли он слышать и понимать?..
Этот рыцарь не давал Майе покоя всё то время, что она сидела в плену. Слишком уж знакомым и обнадёживающим был сам вид доспехов. Миранда считала свои надежды глупыми, однако истинной чемпионкой по глупости была Майя. Не латы делают человека рыцарем, но сердце. А в этих латах ни человека, ни сердца не было. Чего же она продолжала ждать?..
Что бы ни задержало дымного рыцаря, в остальном он вёл себя как обычно. Пробряцал к клеткам, забрал посуду и удалился, не замечая пленниц. Майя уже не смотрела ему вслед. Секунду назад рыцарь ещё занимал её мысли, но теперь в них вторглось кое-что другое. Звук. Стук дерева среди бряцанья металла. Внизу, прямо под её клеткой.
Майя глянула вниз. Там лежала мандолина.
Старая, отличной работы, покрытая лаком, даже на вид... мелодичная. Мандолина лежала здесь всегда, и Майя не обращала на неё внимания – слишком много в пещере было вещей, чтобы разглядывать каждую по отдельности. Но сегодня она уронила тарелку, и дымному рыцарю пришлось нагнуться за ней, и тогда-то он задел мандолину – вот почему взгляд Майи упал на инструмент.
Но сегодня...
Майя медленно потянулась вниз. Деревянный гриф мандолины лёг ей в ладонь, такой знакомый на ощупь – и вместе с тем непривычный. Дерево. Не стальная рукоять меча, не золото клетки, не серебро столовых приборов... Как долго она прикасалась к одному лишь металлу?
Пальцы коснулись струн, извлекли первую, неуверенную ещё ноту. В голове эхом отозвались слова Миранды. «Мне нравится, как ты поёшь...»
Сколько уже песен они успели спеть, сидя в этих клетках?.. Даже если Майя взялась бы считать, она давно бы сбилась. Десятки, а может, сотни. Обо всём на свете – или почти обо всём. О любви и о смерти, о всех временах года, о битвах, победах и поражениях, о заморских странах и дремучих лесах...
Но они ни разу не пели о драконах.
Все песни – все до единой – рассказывали о том, как отважные рыцари побеждали злобных чешуйчатых тварей. Прежде Майя верила им. До того, как у неё на глазах случилось обратное. Рыцари пали, а чешуйчатая тварь здравствовала поныне. Теперь хвастливые песни о схватках с чудищами казались Майе тусклыми и легковесными, как фальшивые монеты.
Все песни...
Нет.
Была ещё одна.
Она не звучала в королевском дворце, когда менестрели в ожидании турнира воспевали рыцарские подвиги. Да и в трактирах звучала редко. И Майе, в общем-то, эта песня никогда не нравилась... Не нравилась – но и не отпускала. Тревожила, предупреждала о чём-то, что стало проясняться лишь сейчас, отшлифованное тьмой, страхом и усталостью.
А начиналась она с того, чем другие песни заканчивались.
– Я убил однажды дракона...
Принцесса в соседней клетке подняла голову. Вгляделась в темноту – туда, где Майя начала перебирать струны, вспоминая нужный мотив. Туда, откуда донеслись первые тихие слова, пока больше похожие на шёпот, чем на песню.
Я убил однажды дракона.
Я не знал такого закона –
кто лишит зверя жизни, тот сам
с грозным рёвом взмоет в небеса...
На миг Майя запнулась. Но второй голос – голос Миранды – тут же подхватил песню и продолжил её.
Я убил однажды дракона.
Я хотел взять принцессу в жёны.
Где принцесса? Ходит по земле,
ну а я сгораю в собственном огне.
Где Миранда могла услышать эту песню? Почему запомнила?.. Майя не знала ответов на эти вопросы, да и не искала их. Они не требовались ей для того, чтобы сплести свой голос с голосом принцессы.
Пламя в сердце! Как тебя мне укротить,
как мне жизнь под чешуёй теперь прожить?!
Не смеясь, не плача, не любя...
Как сбежать от самого себя?
Сколько песен они уже спели? Десятки, а может, сотни... Но вместе – и по собственной воле – пленницы пели впервые.
Ты убьёшь однажды дракона.
Ты не знаешь такого закона –
кто лишит зверя жизни, тот сам
с грозным рёвом взмоет в небеса.
Ты убьёшь однажды дракона,
никогда не узнав, кто он.
Моя жизнь оборвётся. Сверкнёт твой меч,
и падёт голова с безобразных плеч.
Пламя в сердце! Я прошу, не угасай,
мне для жизни хоть минуту ещё дай!
Я клянусь, что научусь любить.
Я хочу, я очень хочу жить!
Звенели струны, и звенели девичьи голоса. Под сводами пещеры звучала песня. Ещё одна из многих сотен спетых... Та единственная, которую ни за что не могли бы – и всё же почему-то решились – спеть драконьи жертвы.
Я убил однажды дракона.
Я не думал тогда, кто он.
Я мечтал о славе и любви,
а теперь купаюсь в собственной крови.
Я убил однажды дракона.
Я не знал такого закона –
если смерть в этот мир призывать,
от неё не удастся сбежать.
Пламя в сердце гаснет. Меркнет свет.
Чешуи, когтей и гребня больше нет.
Если б дали мне ещё раз выбирать –
даже зверя я не стал бы убивать...
Майя отняла руку от струн, и затихающее эхо растаяло в воздухе. Кончилась музыка, кончились вплетённые в неё слова.
А на девушек недвижно смотрел дракон.
Когда же он успел подползти к клеткам? Неужели подкрался беззвучно, не звякнув ни единой монеткой? Или Майя с Мирандой так увлеклись пением, что не видели и не слышали ничего вокруг?
Однако какая разница?.. Так или иначе, дракон был здесь.
Они ни разу не пытались с ним заговорить. В первую очередь потому, что он сам молчал. А теперь, наверно, уже поздно пробовать...
Дракон поднял лапу. И провёл когтями по прутьям клетки, в которой сидела Майя.
Мягкое золото лопнуло ещё быстрее, чем рвались под драконьими когтями её доспехи... в тот день, когда Майя оказалась в этой клетке.
А сейчас клетка открылась.
Майе не так просто было понять, что это означает. Понять – и поверить. Слишком много дней она провела взаперти. Слишком привыкла считать дракона их тюремщиком, а ведь дракон всё ещё оставался рядом...
И только когда под его когтями лопнули прутья второй клетки, Майя зашевелилась.
Она осторожно сползла вниз, чувствуя, как по затёкшим ногам бегут стайки мурашек. Вздрогнула, когда сокровища брякнули под пятками. И сделала шаг вперёд.
Их всего-то ничего оказалось, этих шагов. Всего три шага, чтобы дойти до клетки Миранды. Три шага на то расстояние, которое так долго оставалось для них непреодолимым.
Принцесса не шевелилась. Наверно, ей тоже трудно было понять и поверить.
– Пойдём, – шёпотом сказала Майя. И взяла принцессу за руку.
У неё были прохладные пальцы и синие ниточки вен на запястьях. Майя чувствовала, как пульсирует в них кровь... как бьётся сердце Миранды.
Ещё один миг – или целую вечность – принцесса оставалась неподвижной. Но потом всё же сжала руку Майи в ответ.
Майе пришлось подхватить её, когда Миранда выбралась из клетки. Ноги у принцессы затекли гораздо сильнее, так сильно, что она едва могла стоять. Миранда повисла на плече у Майи и судорожно цеплялась за неё, пока они шли к выходу из пещеры.
Этих шагов Майя не считала.
А потом им в лица ударил свет.
...Кем я был?
Кем же я был? Не могу вспомнить.
Пламя... пожирает меня изнутри. Сколько ни выдыхай, его становится лишь больше.
Пламя в сердце, в крови, под кожей. А сверху холод сковал его. Доспех прочнее того, что я носил прежде...
Носил ли?
Из глотки вырывается пламя. Из глотки вырывается рёв. Я потерял что-то; что-то очень важное, то, что помогло бы мне укротить эту боль, найти её границы, дать ей имя...
...слова.
Голос.
Я умел говорить? Умел ведь?!
Но из глотки вырывается рёв, и пламени всё больше, и боли тоже. То, чего не можешь назвать, не можешь и обуздать. То, чего не можешь назвать, не можешь вспомнить.
Мне нужен...
Мне нужен голос.
Кто-то ведь делал это, сплетал звуки в узор, ткал из них полотно и ковал оружие. Кто-то... Тот, кем я был? Те, кого я знал? Не помню. Птицы мешают вспоминать, щебечут над ухом. Славно щебечут, но этого мало. У кого-то был такой же нежный голос, как у птиц. Кто-то звал меня по имени...
Или не меня. Было ли у меня имя?
Жажда сжигает меня изнутри. Она даже сильнее пламени.
Я знаю!.. Единственное, что я знаю, это свою силу. Ту, что закалена пламенем и укреплена бронёй. Я могу... да, могу взять всё, что угодно. Для меня нет преград – я прихожу вместе с ветром. Я охотник. Я могу добыть то, что мне нужно.
Мне нужен...
...голос.
Так много света... Майя зажмурилась, смаргивая слёзы с ресниц. Прижала Миранду к себе спиной, прикрыла ей глаза руками. Ресницы принцессы щекотнули её ладони.
– Спасибо... Я чуть не ослепла, – голос у принцессы чуть охрип. От света – как от холода. – Какое сейчас время суток? Полдень?
Майя чуть-чуть приоткрыла глаза, пытаясь рассмотреть небо. И засмеялась.
– Нет. Закат...
Всего лишь закат. Но каким же ярким он казался после тьмы пещеры!
Майя чуть раздвинула пальцы, чтобы Миранда тоже смогла взглянуть на заходящее солнце и розовые облака. И горы были окрашены розовым, словно продолжение облаков...
– Как ты думаешь, мы действительно свободны?
Хороший вопрос. Майя мысленно отругала себя за то, что не ей первой он пришёл в голову.
Свободны ли они? Могут ли просто уйти отсюда, оставив пещеру позади? Или дракон, опомнившись, ринется за ними в погоню и вернёт назад, во тьму, в тесные клетки?
Им ещё долго предстояло бояться. Всю дорогу – а может, всю жизнь. Даже если ничего не случится, даже если они благополучно вернутся в королевский дворец... сколько времени пройдёт, прежде чем принцесса перестанет вздрагивать, когда на дворцовый сад набегает тень от мимолётного облака? Как долго девочке-рыцарю будет слышаться хлопанье крыльев в шуме ветра?
Вопросы, вопросы... Как много их. Куда больше, чем в клетке.
Но не только их больше.
– Нам нужно идти, – нашла Майя ответ на всё разом. – Идти вперёд. Скоро стемнеет, а ночевать у пещеры... мне не хотелось бы.
Принцесса вздрогнула.
– Мне тоже. Идём.
Никакой тропы возле пещеры, конечно же, не было – на что она крылатому дракону? Указателей для заблудших принцесс и рыцарей тоже нигде не привесили. И девушки, взявшись за руки, просто пошли по камням и жёсткой горной траве вниз по склону, туда, где надеялись найти человеческое жильё, натопленный очаг и мягкие постели.
Майя не выдержала, обернулась, чтобы проверить, не крадётся ли за ними дракон. Но зев пещеры был пуст. И на удивление невзрачен для врат в обитель чудовища. Всего лишь ещё одна тень среди скал, чуть темнее и глубже остальных. Взгляд притягивали разве что розы, растущие у порога. Алые, белые, розовые – всех цветов и оттенков. Так странно. Откуда они здесь, среди камней, под суровыми горными ветрами? Пышные, как в королевском саду...
– Трава уже желтеет, – донёсся до неё голос Миранды. – Скоро осень.
Майя отвернулась от роз, перевела взгляд на принцессу. Да, они немало времени провели в плену. Заточение сделало ли принцессу настолько бледной? Или она всегда такой была?.. Даже лучи солнца, расцветившие горы и небо розовым, не могли окрасить её щёки румянцем. Слишком бледное лицо, слишком тёмные и тяжёлые волосы, глаза и впрямь фиалковые, как на портрете – но взгляд прямой, строгий, почти пугающий... Здесь, на свету, принцесса не казалась такой уж прекрасной. Даже для заката её красота была чересчур... сумрачной. Тайной. Не подходящей для пышных придворных балов, скорее для...
Нет. Из пещеры, хвала всему святому, они выбрались.
– Майя?.. Майя!
Майя очнулась. Миранда, оказывается, тоже смотрела на неё – и сердито хмурилась.
– Почему ты всё время молчишь? Ты что, обронила свой голос где-то в пещере?
За насмешкой Миранда прятала тревогу. Майя улыбнулась ей.
– Прости. Я задумалась. Похоже, свежий ветер слишком сильно вскружил мне голову!..
Губы принцессы дрогнули, наметив ответную улыбку.
– Что ж, это я могу понять. Но всё-таки удели и мне немного внимания...
Тень улыбки исчезла с её губ. Миранда снова была серьёзна.
– Ты в самом деле не убила бы его?
– Что? – не поняла Майя.
– Как в песне... «Если б дали мне ещё раз выбирать, даже зверя я не стал бы убивать».
– Как в песне...
Майя задумалась. Та песня была не о них, совсем не о них. Но если бы... Если бы она не пыталась спасти принцессу, а просто искала славы... Смогла бы она убить дракона – или любое другое чудище – не задумавшись над тем, заслужило оно смерти или нет?
Ещё одним вопросом, на который Майя не знала ответа, стало больше.
– О нас сложат совсем другие песни, Миранда, – ответила наконец она. – Не похожие на эту. А дракон...
...звон металла, конское ржание, крики людей...
– Он сильнее, чем в любой песне. И всё равно я бы билась с ним, чтобы защитить тебя и себя, даже зная, что этот бой безнадёжен. Для защиты... Да, сотню раз да! Но только не теперь, когда он нас выпустил.
Майя вздохнула.
– Знаю, одного доброго поступка мало, чтобы искупить все предыдущие злодеяния. И, может, он в будущем натворит ещё немало бед. Но если даже дракон способен на милосердие... Нет, сейчас я бы не смогла поднять на него меч.
– Ты слишком добрая, – вроде бы Миранда упрекала её, но в голосе принцессы слышалась неподдельная теплота. – Когда-нибудь эта доброта тебя погубит. Но сегодня... может быть, сегодня именно она спасла нас?
– Скорее уж случай, – откликнулась Майя.
Случай – и любовь... Ей ведь хотелось спеть для Миранды, только для Миранды, и она даже не помнила о драконе, когда брала мандолину в руки.
Майя вновь обернулась к пещере. Лишь для того, чтобы скрыть от Миранды своё смущение. Снова – лишь для Миранды... и снова её ждал сюрприз.
– Миранда, взгляни!
На гребне холма, с которого они спускались, стоял рыцарь. Майя без труда узнала эти ржавые латы. Выслал ли дракон своего слугу за ними в погоню?.. Нет, рыцарь стоял и не двигался с места. А рядом с ним сидел ещё кто-то... какой-то человек, чьего лица уже нельзя было разглядеть с того расстояния, на которое они успели уйти...
Девушки переглянулись – и продолжили путь.
Тьма пещеры, драконьи сокровища, нераскрытые тайны... Всё это они оставили позади.
Закат уже догорал, но розы, росшие возле пещеры, почему-то не спешили смыкать лепестки. Странные розы. Такие пышные, такие нежные, такие красивые... Не в каждом саду удастся вырастить подобные, что уж говорить о каменистой горной земле?
Среди роз, сложив руки на крестовине меча, стоял рыцарь. Тоже странный – только внутри, а не снаружи. С виду-то он был совсем как живой, но на самом деле пустые латы заполнял дым.
И тут же, среди роз, у ног дымного рыцаря, сидел человек. Он не был седым, или морщинистым, или... Но почему-то казался бесконечно старым. Уставшим, как человек, осознавший собственные ошибки. Древним – как не человек вовсе.
– Ну, чего же ты ждёшь? – спросил он у стоявшего рядом доспеха. – Ты знаешь, что надо сделать.
Рыцарь занёс меч.
Когда небо совсем стемнело, Майю с Мирандой приютила на ночлег пушистая горная ёлочка. По мнению Майи, под её разлапистыми ветвями вышла отличная спальня, лучше не бывает; по мнению принцессы тут, конечно, не хватало пуховой перины и шитого золотом балдахина, но после клетки...
Да, там золота было предостаточно. Больше, чем в королевской спальне. Но вернуться туда Миранда точно не хотела бы.
Несмотря на приход ночи, девушкам не спалось. Они не так далеко успели отойти от пещеры – и хотели бы идти дальше, но едва ли стоило спасаться от дракона только для того, чтоб свернуть себе шеи, бегая впотьмах по горам... Поэтому они лежали в еловом шатре, ждали, когда к ним придёт сон, и перешёптывались.
– Что ты собираешься делать дальше, а, рыцарь? Лучший рыцарь королевства...
– Не знаю, – Майя смущенно пожала плечами.
Она в самом деле ещё не успела задуматься о том, что возвращение во дворец вместе с принцессой сделает её героем. Для большинства людей всё просто – вот принцесса, вот рыцарь, и если принцессе удалось вырваться из лап дракона, значит, рыцарь её спас. А как всё было по правде... Да, пожалуй, это не та правда, которую можно рассказать так, чтобы все поняли.
– А что будешь делать ты, прекрасная принцесса?
– И в самом деле, что я буду делать?.. – эхом отозвалась Миранда. – Если отец ещё не сравнял старую башню с землёй, то уж, наверно, приказал заложить её дверь камнями... Прятаться от женихов мне будет некуда.
Вдруг принцесса села так резко, что ветви над ними закачались и осыпали обеих девушек хвоей.
– Майя! Послушай! Женись на мне!..
– Что?! – Майя приподнялась на локте и с изумлением уставилась на принцессу.
– Женись на мне, – лихорадочно повторила Миранда. Ещё ни разу Майе не доводилось видеть её такой взволнованной. – Вспомни, ведь отец назначил награду тому, кто меня спасёт... Мою руку... А во дворце все считают тебя мужчиной. Ты можешь прийти и по праву потребовать у короля обещанную награду! Как рыцарь, спасший принцессу от дракона!
– А где же я возьму его голову? – попыталась обратить всё в шутку Майя. – Вроде бы в таких случаях её принято предъявлять...
Миранда пренебрежительно фыркнула.
– Обойдёмся как-нибудь без головы. Главное, что принцесса, то есть я, жива. Отцу придётся сдержать слово, хочет он того или нет!
Майя молчала. Что-то мешало ей принять эту идею, радостно ответить согласием. Жениться на принцессе? Видеть Миранду каждый день, засыпать и просыпаться рядом с ней, стать ей верной спутницей и опорой... О да, этого она хотела бы. Хотела больше всего на свете – даже несмотря на то, что всю жизнь ей придётся провести во лжи, изображая мужчину. Но чего хочет сама Миранда? Любит ли она Майю или всего лишь ищет способ избежать настоящего брака? Действительно ли она станет Майе женой – или будет улыбаться ей лишь для вида, а своё сердце, как и обещала, оставит при себе? Или, хуже того, отдаст другой женщине...
Да, вот эти вопросы были для Майи действительно важны. Важнее всех остальных. Должно быть, правда, что от любви люди глупеют.
– Майя! – Миранда смотрела на неё так требовательно... нет, умоляюще. Под ёлкой было темно, но за время заточения Майя привыкла к темноте и видела каждую чёрточку лица принцессы. – Майя, прошу, помоги мне!
И Майя решилась.
– Да, – выдохнула она. – Хорошо. Я на тебе женюсь.
Миранда просияла; и в этот миг Майе казалось, что большей награды ей даже и не надо.
Пусть будет так. Пусть ложь станет ей доспехом. А что прячется под ним, горький дым или полное любви сердце, покажет будущее...
Розы мягко качнулись, когда на землю меж них упало мёртвое тело. Полилась кровь – цветам под корни, питая их, наполняя той силой, которая обычно даётся лишь людям. И розы росли. Выше и выше, навстречу темнеющему небу, навстречу первым звёздам... Зелень стеблей и листьев становилась плотью, шипы – тонкими пальцами, лепестки – гладким шёлком волос.
Мёртвое тело, отдав всю кровь до капли, рассыпалось пылью, словно давным-давно успело забыть, как это – быть человеком.
А розы росли...
@темы: юри, Золотые клетки
воскресенье, 30 января 2022
Live to tell the tale.
История, которая...
Ох.
Ну, во-первых, я довольно долго её собиралаи до сих пор не уверена, что собрала правильно.
Во-вторых, у неё было сразу несколько начал. Они переплелись, и получилось... то, что получилось. Хорошо ли, плохо ли - не мне решать.
В-третьих, она с сюрпризом. Хотя в моём случае главным сюрпризом можно считать то, что дракон не заяоил рыцаря XD
И в-четвёртых, да, там есть дракон, рыцарь и даже принцесса.
Рыцари, как всегда, проснулись на рассвете.
Горное солнце, бледное и безжалостное, ещё не поднялось настолько высоко, чтобы прожечь своими лучами плотную ткань шатров, но сердца рыцарей жгло кое-что посильнее солнца. Долг. А потому они вставали, и сворачивали лагерь, и снова пускались в путь – день за днём, неделя за неделей.
Сегодня у отряда было дурное настроение, и причиной тому послужило ущелье. Бездонная пропасть – так иногда говорят; что ж, ему подходило такое название. Рыцари вышли к ущелью вчера днём и остановились на краю, созерцая мёртвые серые обрывы и клубящийся внизу туман. Горы вокруг были низкими, плоскими, округлыми, как нельзя лучше подходящими для странствий по ним – даже если странники едут верхом при доспехах и оружии; а ущелье казалось раной на теле земли. Словно некий злобный великан, проходя здесь, рубанул по горам топором, расколов их надвое.
Ущелье не было широким. Мальчишка – и тот смог бы перебросить через него камень. Но оно было глубоким, страшно глубоким, и рыцари стояли на краю, и смотрели вниз, в туман, и пытались угадать, есть ли под ним дно.
читать дальшеЧего не было точно, так это способа через ущелье перебраться.
Отряд двинулся вдоль ущелья в хмуром молчании. А тому словно бы не было конца. Они шли, как всегда, до заката, и разбили лагерь на краю пропасти, и проснулись на рассвете, чтобы продолжить свой путь.
Старший из рыцарей, сэр Роберт, возглавлял отряд. Он много странствовал за свою жизнь – и сейчас, садясь на коня, думал о других горах, о тех, где не проедешь верхом, о тех, где тяжёлые мечи и латы станут помехой, и, может быть, смертельной. Да, это им не грозит. Но они уже столкнулись с препятствием, которого ни человек, ни конь не одолеет. И в то же время у них нет права сказать «невозможно», потому что...
– Эта дыра – не преграда для крыльев, – заметил рыжеволосый Май, подъезжая ближе к старшему товарищу.
Сэр Роберт кивнул, глядя на юношу. Если он сам был старшим в отряде, то Май – младшим. Почти ещё мальчишка, рыжий и зеленоглазый, с безусым гладким лицом, он ни минуты не размышлял над тем, стоит ли отправляться в поход. Май пустился бы в путь и без королевского приказа. И почти весь отряд состоял из них – молодых рыцарей, пылко рвущихся навстречу опасностям, навстречу подвигам, юношей, не видящих разницы между тем и другим.
Сэр Роберт хорошо знал эту разницу. В его волосах уже блестела седина, любой из товарищей годился ему в сыновья, и порой он забывал, что они уже не дети. Многие из этих юношей уже успели прославиться – и не только на турнирах. Руки их привыкли к тяжести мечей, а что до опыта, который копится годами и десятилетиями, того опыта, что был у их предводителя...
У молодости свои преимущества. Острый взор, ясный ум и чистое сердце. Иногда они важнее опыта.
Иногда сэр Роберт чувствовал себя глупцом. У него возникали вопросы, невозможные для молодых. Этот рыжий Май – кто он? Откуда приехал? Что за герб на его щите, кто его родичи?.. И разве всё это имеет значение? Любой молодой рыцарь твёрдо знал, кто такой Май. Друг и соратник. Они не могли, не умели усомниться в товарище – зато уж с врага не спускали глаз.
Не преграда для крыльев... Май первым озвучил причину их дурного настроения, то, что тревожило весь отряд.
– Мне кажется, или на той стороне есть пещеры?
Ещё один из юношей нагнал предводителя. Задира Ларс, больше всех рвущийся в бой, сейчас притих и пристально вглядывался в скалы на другой стороне ущелья.
– Не знаю, не вижу... – Май придержал коня и тоже бросил взгляд через пропасть. – У тебя глаза зорче. Пещеры, говоришь?
– Нам обязательно надо перебраться на ту сторону! – твёрдо заявил Ларс.
– Да, но как?..
Старший рыцарь тихо вздохнул, слушая разговор юношей. Они пока не знали, а он знал – далеко не всё на свете подвластно человеку.
Ещё он знал, что рыцарю недостаточно этой причины для отступления. Никакой причины недостаточно.
Уже весь отряд остановился и высматривал Ларсовы пещеры. Из-под копыт коней, подошедших слишком близко к краю, в пропасть сыпалась каменная крошка.
– Будьте осторожнее, – предупредил товарищей сэр Роберт. – Мы уже далеко зашли в горы. Нам всё время надо быть...
Внизу, в тумане, что-то шевелилось.
– ...начеку.
Дракон вырвался из пропасти одним стремительным движением и рухнул на рыцарей сверху. Рёв зверя смешался с истошным ржанием коней.
– Меч! Где мой меч?!
Меч уже отлетел в сторону, сорвавшись с лопнувшей перевязи. В следующий миг и рыцаря сбил с коня удар тяжёлой лапы.
– Окружайте его! Бейте в слабые места!
Как окружить того, кто буйствует, нанося удары лапами и хвостом? Какие места могут быть слабыми в этом хаосе клыков, когтей и стальной чешуи?..
– Глаза, бейте в глаза!
Дракон изрыгнул пламя, не подпуская людей к своей морде. Хвостом он смахнул с каменного карниза сразу нескольких коней вместе с седоками. Те из рыцарей, кто ещё не спешился, были просто бессильны – кони не слушались их, ржали и вставали на дыбы, и падали под драконьими ударами.
Двое рыцарей подобрались ближе, ускользнув от огня, зашли дракону в бок. Меч одного скользнул по чешуе, не оставив на ней даже царапины. Меч другого вонзился дракону в крыло, распоров кожистую перепонку. В следующий миг оба они были сметены, вдавлены в камень могучим натиском.
Меч торчал из крыла, блестя на солнце.
Вот оно, слабое место – а что толку?.. Дракона не требовалось сбивать с небес. Он уже был здесь, на земле, и сила его от этого не приуменьшилась.
Отряд был разгромлен в считанные минуты. Одни рухнули в пропасть, упокоились в тумане; другие лежали на земле, раздавленные и обожжённые. Дракон не спешил улетать. Грозный рёв его сменился жалобным воем; подтянув раненое крыло к боку, он ползал среди мёртвых тел, что-то вынюхивая.
Его внимание привлёк чей-то стон. Стонал Май. Рыжий рыцарь в середине схватки упал с коня, ударился головой о камень и потерял сознание. Это спасло ему жизнь – но сейчас над юношей навис дракон, раздувая ноздри.
Май услышал тихий рык, открыл глаза и успел вскрикнуть – а затем дракон схватил его в лапы и куда-то понёс по воздуху, припадая на больное крыло.
...Вспоминая тот день, Май всегда видел флаги.
Флаги трепетали на ветру, реяли над королевским дворцом и турнирным полем. Яркие, лёгкие, праздничные. Нынче и был праздник – да ещё какой!.. Во дворце готовились отметить день рождения королевской дочери, прекрасной принцессы Миранды.
Миранда была младшей из шести принцесс. Все её сёстры уже вышли замуж, принеся своему отцу новые союзы и связи. От младшей дочери король ждал иного – она должна была принести ему внука, наследника мужского пола, который сядет на трон после его смерти. Как бы ни были прекрасны дочери – несчастен король, не имеющий сыновей.
Старшие принцессы вышли замуж за принцев и королей, разлетелись по сопредельным странам. Младшей нужен был другой супруг – рождённый в этой земле, тот, что останется при короле-отце и станет ему опорой. Клинком, разящим врагов королевства.
И потому глашатаи возвестили о турнире.
Ко дню рождения принцессы со всей страны съехались рыцари, спеша принять участие в состязаниях. Победителя ждала небывалая награда – рука королевской дочери. Рыцари, бывшие во многих битвах, сразившие десятки врагов, волновались в этот день как мальчишки. Одних манила красота Миранды, других – возможность встать рядом с троном, коснуться королевской славы и величия.
Май хорошо помнил то апрельское утро. Тёплое, солнечное, в самый раз для праздника. Солнце не подвластно даже королям, но иногда оно благоволит им. Флаги трепетали на ветру, и рыцари были готовы биться, но турнир почему-то откладывался.
Ожидание томило всех, и рыцарей, и даже коней, застоявшихся в стойлах. Кони ржали и рвались на волю, рыцари коротали время в беседах друг с другом, а у Мая внутри словно натянулась струна. Или тетива лука, готового к выстрелу. Она звенела, эта струна-тетива, и так же звенела тишина, нависшая над турнирным полем вопреки людским беседам и конскому ржанию. Не хватало стука копыт и лязга копий, восторженных оваций толпы... Май ждал в напряжении, когда же эту тишину разорвут золотые трубы герольдов – а дождался совсем другого.
Тишину – и всяческое спокойствие – взорвала, истёрла в пыль весть из дворца.
Принцесса Миранда, надежда отца и мечта рыцарей, заперлась в старой сторожевой башне, наотрез отказавшись выходить замуж.
Если же её попробуют принудить к этому, говорила принцесса, она бросится с башни вниз. С самой её вершины.
Не прошло и получаса, как возле башни собралась целая толпа. Все рыцари и их оруженосцы, приехавшие на турнир, беспрестанно ахающие и падающие в обморок фрейлины, любопытные слуги... Грязный передник кухарки соседствовал с нарядным платьем придворной дамы, рухнувшей на руки оруженосцу вдвое младше неё.
Принцесса, как и обещала, стояла на вершине башни, которая оказалась достаточно высокой для того, чтобы устрашить даже самых недоверчивых. На таком расстоянии хрупкая фигурка в белом платье казалась ещё одним флагом, но, вопреки белому цвету перемирия, Миранда не собиралась сдаваться. Сердце принцессы было твёрже камня, из которого сложена башня, крепче стали.
– И я не желаю больше видеть ни одного мужчины в своей жизни! – несмотря на высоту, голос Миранды, чистый и неожиданно сильный, хорошо был слышен внизу. – Ни единого, кроме отца!.. Я никогда не выйду замуж! И проведу остаток дней в одиночестве, в этой самой башне...
Принцесса запнулась. Вскинула голову к солнцу, которое заслонила набежавшая тучка. Холодная тень скользнула по башне, по Миранде, по всем, кто собрался внизу.
Быстро скользнула, легко; слишком быстро для тучи. Солнце засияло вновь, но тень осталась и падала вниз, как... как...
– Дракон! – истошно закричали в толпе. – Дракон!!!
На мгновение Маю показалось, что мир застыл, как капля воды на морозе.
Люди на земле. Башня. Девушка в белом платье. И дракон, пикирующий на неё с небес.
В следующий миг лёд треснул.
Дракон схватил принцессу когтистыми лапами; едва не коснувшись башни, ударил крыльями, останавливая падение... стремясь ввысь. Воздушный порыв бросил людям в лица пыль и прошлогодние листья, а когда они вновь смогли дышать и видеть – дракон уже превратился в крохотное тёмное пятно, и даже самый зоркий из рыцарей не смог бы разглядеть в его когтях белого платья.
Принцесса Миранда была похищена в день своего семнадцатилетия.
И храбрейшие рыцари королевства отправились в путь, чтобы спасти её – или погибнуть.
...Тишина.
Подлинная, густая, заполнившая мир.
Тишина и темнота.
Миром была пещера. Небесную твердь заменила твердь осязаемая, каменная, пестроцветье весеннего луга – рассыпанные по полу сокровища, а солнце... Что ж, солнца не было вовсе.
Если не считать за него свисающие с потолка золотые клетки.
В таких изящных клетках с плавным изгибом прутьев и вычурными завитушками обычно держат птиц. Тоже изящных, ярких и сладкоголосых. Маленьких птиц.
Но эти клетки были слишком велики даже для соколов.
Все они – или почти все – пустовали. Лишь в одной шевелился комок тьмы, движением и вздохами выдавая в себе человека.
Темнота...
От входа в пещеру падал слабый луч света. Он скользил то по прутьям клеток, то по драгоценным кубкам, камням и монетам, усыпавшим пол. Сверкнуло на свету зеркальце в резной оправе, пустив к потолку легкомысленный солнечный зайчик, тускло блеснул лак на корпусе старой мандолины. Но свет этот не рассеивал тьму, не отгонял её в дальние углы, напротив – тьма царила над всем, сжимала в хищных тисках и свет, и клетки, и драгоценности.
Под сводом пещеры попискивали летучие мыши. Им темнота была по нраву.
Вдруг свет померк. Темнота стала полной, а тишина, наоборот, рассеялась. Кто-то большой с шумом протискивался в пещеру. Звенели монеты, разлетаясь из-под его лап, и несколько летучих мышей, испугавшись, унеслись вглубь пещеры.
Девушка в клетке притихла. Закуталась плотнее в свой плащ, как будто даже перестала дышать – но лицом прижалась к прутьям клетки и не отрывала глаз от вернувшегося в своё логово дракона.
Вход был узким, но сама пещера – просторной. Здесь дракон мог расправить крылья и вытянуть шею. В лапах у него без чувств болтался человек, сейчас похожий на марионетку с оборванными нитями.
Девушка, приглядевшись к драконьей жертве, тихонько охнула. Это был рыжий юноша в доспехах, рыцарь, потерявший где-то шлем и меч. Девушка смотрела на него с нескрываемым изумлением.
Дракон слегка встряхнул жертву. Рыцарь очнулся – и тут же схватился за меч, точнее, за то место, где он висел когда-то. Дёрнулся, пытаясь освободиться из хватки чудовища. Дракон прижал юношу лапой, вырвав у него сдавленный стон.
Затем дракон подцепил концом когтя стальной рыцарский нагрудник. Латы сминались с противным скрежетом и рвались на куски.
Девушка в клетке издала возглас возмущения и отвернулась, закрыв лицо руками.
Нагрудник... поножи... перчатки и башмаки... Искорёженные куски доспехов осыпались с рыцаря, как скорлупа с ореха, обнажив нежную сердцевину, хрупкое человеческое тело в паутинке одежды. Продолжая сжимать жертву в лапе, дракон приблизился к клеткам. Раздвинул когтями свободной лапы прутья одной из них. Мягкое золото поддалось ещё легче, чем сталь. Дракон засунул рыцаря в клетку, сдвинул прутья обратно – и уполз в дальний конец пещеры, где тьма сгущалась глубже всего.
Девушка наблюдала за происходящим, оглянувшись через плечо.
Юноша, оставшийся в рубахе и тонких нижних штанах, растерянно смотрел по сторонам. Едва ли его глаза успели привыкнуть к темноте. Он мог видеть прутья своей клетки, отблеск драгоценностей на полу, светлое пятно поодаль – вход в пещеру; но не всё логово разом. Что-то в нём было странное, неправильное, и девушка невольно повернулась всем телом, напряжённо вгляделась в юношу, пытаясь понять, что же тут не так, что её смутило...
Послышался звон монет. Дракон возвращался. В пасти он нёс тяжёлый ком ткани, который и пропихнул в клетку к пленному рыцарю.
Рыцарь медленно развернул багряное, цвета спёкшейся крови платье, сшитое из тяжёлого бархата. Оглядел его со всех сторон, посмотрел на дракона, снова на платье...
Девушка в клетке круглыми от удивления глазами наблюдала за тем, как одевается её сосед. Как он просовывает в рукава слишком тонкие для мужчины запястья. Как оправляет привычным жестом юбку, затягивает пояс, разглаживает ткань, мягко подчеркнувшую фигуру, стройную талию и небольшую девичью грудь.
– Кто ты такая?!
Голос эхом разнёсся по пещере, отразившись от её стен.
Девушка-рыцарь резко вскинула голову, наконец-то поняв, что она здесь не одна. Вгляделась в темноту – и ахнула.
– Ваше Высочество!..
– Как тебя зовут? – звенящим от волнения голосом спросила Миранда.
– Майя...
Темнота и тишина.
Они окутали Майю, когда та упала с коня; отступили на миг, позволив увидеть морду склонившегося над ней чудовища, ощутить рывок вверх – и пришли снова. И теперь ей сложно было понять, наяву ли всё происходит, или она бредит, оставаясь лежать на камнях, бок о бок с павшими друзьями?..
Пещера... тусклый блеск золота... решётки и багряное платье, протянутое ей драконом... Откуда вообще у дракона платье? Зачем он его принёс?
Уже несколько лет никто не требовал от Майи надеть платье. И вдруг это понадобилось дракону. Страннее некуда.
Майя натянула платье, не думая пока ни о чём, не противясь темноте, принимая нереальность происходящего – которая тут же была разорвана возгласом:
– Кто ты такая?!
Там, в соседней клетке, которая до сих пор представлялась Майе неясными бликами, кто-то был. Кто-то живой. Настоящий.
Майя пригляделась внимательнее. Из темноты выплыло бледное лицо, хорошо знакомое ей по дворцовым портретам.
– Ваше Высочество!..
– Как тебя зовут? – звенящим от волнения голосом спросила принцесса.
– Майя...
Они молчали. Майя смотрела на принцессу, ради спасения которой проделала столь долгий путь. Вот она, королевская дочь, похищенная драконом, а дальше что?.. Первый восторг быстро схлынул, сменившись пониманием того, что Майя, найдя принцессу, сама же оказалась в плену.
Миранда тоже смотрела на соседку.
– Кто ты такая? – повторила она свой вопрос. – Почему на тебе были рыцарские доспехи?
– Потому что я и есть рыцарь, – отозвалась Майя. – Ну... стала им. Никто не знает, что я девушка. Король отправил нас на ваши поиски...
– Вас?
– Отряд...
Майя примолкла.
Где он, этот отряд? На них напал дракон, они несли потери, а потом... Им не удалось сразить дракона, это ясно. Выжил ли хоть кто-нибудь, кроме неё?!
Майя обернулась, снова и снова вглядываясь в темноту до боли в глазах. Нет, все прочие клетки пустовали. Их здесь было лишь двое, она сама и принцесса.
А зачем они здесь?..
Хороший вопрос. Зачем дракону похищать людей?
Отправляясь в путь, рыцари им не задавались, для них было важно другое – найти, спасти, успеть вовремя. Для Майи, превратившейся из спасителя в жертву, этот вопрос имел первостепенное значение. Он решал её судьбу – и, возможно, мог стать ключом к освобождению.
– Ваше Высочество!
– Да?
– А этот дракон... Не знаете ли вы, зачем ему нужны пленники?
– Конечно, знаю, – тихий шёпот сплетался с темнотой. – И ты скоро узнаешь. Не бойся. Он никого не мучает.
– Я спрашиваю не потому, что боюсь!..
– Ах да, ты же рыцарь, – насмешливо откликнулась принцесса. – Ты не умеешь бояться.
– Я просто хочу понять, как нам отсюда выбраться, – терпеливо объяснила Майя. – Вы говорите, никого не мучает... Здесь прежде были и другие пленники?
– Да, – Миранда поправила плащ, из-под которого выглянуло на миг белое платье. – Ещё две девушки – при мне. И до меня... не знаю, сколько.
– Всегда только девушки?
– Да.
Очень-очень осторожно Майя задала следующий вопрос:
– И что с ними стало?..
Миранда молчала. Майя уже успела увериться, что ответа не будет, но тут принцесса заговорила.
– Когда меня принесли сюда, здесь сидела только одна девушка. Старше меня. У неё был такой красивый голос... Она рассказала о том, что мы – не первые пленницы. Нас держат по одной, по двое... А потом она исчезла. Я не знаю, куда, и не знаю, что с ней стало. Просто исчезла, и всё. Вскоре после этого дракон принёс другую. Она отказалась служить ему, отказалась есть и уморила себя голодом. После неё долго никого не было... пока не появилась ты.
– Служить? Что значит – служить?!
– Говорю же, скоро ты всё узнаешь, – Миранда прислонилась спиной к прутьям клетки, прикрыла глаза. – Хотя это не поможет тебе выбраться отсюда. Только не отказывайся от еды, мне будет скучно одной.
Опираясь по примеру Миранды на прутья клетки, Майя думала о смерти. О тех девушках, что погибли здесь. Одна исчезла, другая уморила себя голодом... Может быть, Майя сейчас сидит в её клетке? Дракон никого не мучает. Да, только позволяет умирать, обрекает на медленное угасание в плену, во тьме, без солнечного света.
– Рыцарь! – окликнула её принцесса.
– Да, Ваше Высочество?
– Расскажи о себе, – это явно был приказ, а не просьба. – Как вышло, что ты носишь мужскую одежду? Откуда ты родом? У тебя есть семья?
Семья... Майя не торопилась отвечать. Она не рассказывала о прошлом, чтобы не открыть свой главный секрет – но его-то Миранда уже знала. И потом, здесь, в этой клетке... Слова принцессы о скуке звучали как насмешка, но едва ли являлись ею. Пленницам не к кому было обратиться, кроме друг друга.
А ведь здесь и сейчас она может говорить честно, ничего не скрывая. Забытое ощущение. Да и знакомое ли вообще?..
О сыновьях и наследниках мечтают многие мужчины, не только короли. Сэру Арчибальду, славному рыцарю, повезло больше, чем его повелителю, чья жена одну за другой рожала дочек. У Арчибальда был сын, его гордость и отрада.
Вслед за сыном появилась и дочь. Рождённую среди зимы, под вой вьюг и метелей девочку назвали Майей – может, из-за солнечно-рыжего пушка на голове, а может, потому, что в середине зимы отчаянно хочется весеннего тепла.
Если сын – отцовская отрада, то дочь – материнская. Мать Майи, тихая, скромная женщина, и впрямь была рада рождению девочки. Муж проводил с ней слишком мало времени, а сын рос чересчур быстро, становился всё более похожим на отца, отдалялся от матери, готовясь уйти в тот грозный мужской мир за стенами дома. Дочь же...
Дочь же никто никогда не спрашивал, чего хочет она сама. Майе нестерпимо скучно было сидеть в четырёх стенах. Игра на мандолине и чтение ещё как-то развлекали её, но вышивание и уроки этикета вызывали лишь тошноту. Мать, напротив, любила вышивать и стремилась поделиться своей тихой радостью с дочерью. Майе было стыдно перед ней – немножко. Ровно до того момента, как нитки снова запутывались в немыслимый узел, а игла ускользала из пальцев.
Отбросив в сторону рукоделие, Майя удирала из дома. Она лазила по деревьям, плавала в реке, скакала верхом, тайком взяв лошадь в конюшне, и со жгучей завистью наблюдала за старшим братом, которого отец учил владеть мечом.
Поначалу ей казалось, что она слишком мала. Брат – старше, он вчера ездил на чёрном Султане, а Майя как попыталась влезть на него, так сразу и полетела вверх тормашками... Брат старше, поэтому отец учит всему самому интересному его; а когда Майя подрастёт, научит и Майю.
Появление в семье третьего ребёнка – ещё одного мальчика – развеяло её иллюзии. Да, кульку пелёнок отец не много-то уделял внимания. Но стоило мальчику встать на ноги, как ему вручили первый, пока что игрушечный меч; а дальше стало ясно, что из него сделают ещё одного рыцаря, гордость семьи, а Майя снова останется в стороне...
И если бы только в стороне. Она росла – и начинала привлекать внимание отца, однако не то, какого ей хотелось. Майю и прежде наказывали за своеволие, отчитывали, лишали сладкого, запрещали гулять, но раз за разом она вырывалась на волю. Так продолжалось до тех пор, пока отец не увидал её верхом на Шайтане, сыне Султана, повторившем его стать и характер. Майя ликовала – оседлала всё-таки!.. Отец впал в ярость.
В тот же вечер конюх, позволявший хозяйской дочери брать лошадей, получил плетей и был выгнан с позором, а саму Майю посадили под замок. От матери она, как и всегда, выслушала, что юной девице не пристало так себя вести, честь её – в скромности, а место – у домашнего очага; но на сей раз увещевания повторялись настойчивее и дольше, едва ли не со слезами на глазах. Отец же бросил дочери лишь одну фразу – «Будь ты мальчиком, я бы высек тебя за непослушание!»
Почему-то ему не приходило в голову, что, будь Майя мальчиком, все её недостатки превратились бы в достоинства.
Сидя у окна, Майя наблюдала за братьями. Во дворе старший фехтовал с младшим. Рядом стоял отец, смотрел на сыновей, одобрительно кивал при каждом выпаде. У них хорошо это получалось. А у Майи?.. Она не знала, потому что никогда не брала в руки меч. Даже деревянный, даже игрушечный.
Будь она мальчиком... У мальчиков почему-то жизнь интереснее. Хотя девочки – Майя точно знала – не хуже них скачут верхом, плавают и бегают. Наверно, и сражаться могли бы, только им не дают. Это несправедливо. А отец у неё, между прочим, рыцарь! Разве он не должен бороться с несправедливостью?!
– Я тоже рыцарь, – упрямо сказала Майя, не отрывая глаз от окна. – Если сын рыцаря – рыцарь, то и дочь тоже...
И она решила побороться с несправедливостью. Для начала хотя бы с той, что окружала её саму.
Вылезти в окно, сделав верёвку из простыней, было легче лёгкого. Украсть одежду и меч – тоже. Майю грызла совесть, но она успокаивала себя, вспоминая легенды о благородных разбойниках. Те, правда, не были рыцарями, но всё-таки...
Из конюшни Майя хотела взять Шайтана – просто назло отцу; но путь к его стойлу лежал мимо стойла смирного Гнедко, больше других коней привязавшегося к маленькой хозяйке. Гнедко тихо заржал, приветствуя свою любимицу, Майя глянула коню в глаза... и не смогла его бросить.
Рыцарских коней не зря называют верными, так ведь?..
Чуть позже Майя поняла, что Гнедко её спас. Беглянку искали. А по Шайтану сразу было бы видно, из чьей конюшни этот конь.
...Прыгая из окна захолустного трактира, Майя думала об одном – не увели бы коня!.. Отцовские слуги и впрямь уже топтались у коновязи, пытались угадать, какой из трёх скромных гнедых коньков им нужен и сколько колотушек получат они в случае ошибки. А Гнедко, заслышав свист хозяйки, срывался с привязи, раскидывал грудью слуг и уносил Майю прочь от погони, вольному ветру навстречу.
Отцовские владения и владения соседей оставались позади. На смену Майе-беглянке пришёл бродяга Май, бесстрашный и любопытный. Жизнь была сложнее, чем представлялось из-за стен дома – и во много, много раз интереснее.
Как бы ни хотелось Майе завоевать славу под собственным именем, от этой мысли пришлось отказаться. Пусть они жили в глуши, но до отца всё равно могли дойти слухи о молодом рыцаре, происходящем будто бы из их семьи. Майе страшно было даже представить, чем это обернётся. А потому на чистом щите вместо семейного герба она изобразила единорога, вспомнив, что во всех сказаниях этот зверь подчинялся только невинным девам. Пусть люди разгадают загадку, если смогут!.. В память об отцовских конях единорог стал чёрным, зато рог его сиял золотом.
Слишком молода, слишком слаба, слишком...
Над «Маем» смеялись. Говорили, что он мелковат даже для оруженосца, а до рыцаря и подавно не дорос. Спрашивали, когда у него отрастут усы. Утверждали, что усы уже есть – вон, смотрите, молоко на губах не обсохло!.. Если насмешник был при оружии, Майя хваталась за меч, и меч выбивали у неё из рук. Убегая из дома, она мечтала о победах, но сперва ей пришлось сполна вкусить поражений.
А время шло. Там, дома, Майя вязла в нём как в смоле, обессилев от изнуряющего однообразия. Нынче же каждый день приносил что-то новое. Майя повзрослела, многому научилась, успела забыть о насмешках... Теперь она была готова к подвигам – и с новой силой возжаждала доказать всем, на что способна. Всему королевству!..
И потому, узнав о грядущем турнире, Майя бросилась в столицу. Думала она лишь о том, что сможет помериться силой с другими рыцарями. Ей даже не пришло в голову, что в случае победы на турнире она действительно станет «женихом» принцессы и попадёт в западню, из которой не так-то легко выпутаться...
Но принцесса досталась дракону, и убитый горем король послал рыцарей вслед за ней. Игры кончились. Пришло время биться насмерть. И Майя, единожды взяв в руки меч, уже не имела права отступить.
– И вот ты здесь, хотя надеялась спасти принцессу и заслужить королевскую милость, – подвела итог Миранда. – Из-за какой награды можно так рисковать жизнью?!
Майя почувствовала, что краснеет, и понадеялась, что принцесса не увидит этого в темноте.
– Ваше Высочество! Разве дело в награде? Пусть я не мужчина, пусть отличаюсь от других рыцарей, но мой долг...
– Подкреплён нешуточным пылом, – перебила её принцесса. – Судя по всему, мой отец не скупился на обещания. И что же вы должны были получить, одолев дракона? Золото? Земли?..
Майе вспомнилось, как король их напутствовал. Как они выезжали из ворот – под звуки труб, в блистающих латах, на гордых длинногривых конях...
Как эти кони истошно ржали, срываясь в ущелье со скал. И как кричали люди, осознав, что латы и мечи их не спасут.
Неужели все они погибли? Задира Ларс, умница Винсент, которого чаще можно было увидеть с книжкой, чем с мечом, Аларик, дальний королевский родич?.. Никто из них не вернётся домой?
– Не всё ли равно теперь, Ваше Высочество? Моим товарищам досталось лишь надгробие из упавших камней. Ко мне судьба может быть ещё менее благосклонна. К чему теперь вспоминать прежние надежды?
– А что нам осталось, кроме надежд и воспоминаний?.. – эхом отозвалась Миранда.
Майя не ответила ей.
Сколько времени они провели в тишине? Полчаса, час?.. Майя успела задремать, забыла, где находится, и шум застал её врасплох. Услышав звон металла, она вскочила на ноги, от её стремительного движения качнулась клетка, и Майя упала, потеряв равновесие.
Подниматься она не спешила. И не верила своим ушам. Тот, кто к ним приближался, не был драконом – под его лапами монеты звенели совсем иначе. Сейчас Майя слышала звон и бряцанье металла о металл, шаги кого-то, кто был меньше дракона и передвигался на двух ногах... шаги человека, одетого в железо.
Ещё один рыцарь? Здесь?.. Возможно ли это?! Неужели кому-то ещё из отряда удалось выжить, и он явился к пленницам на помощь? А что же дракон? Уже убит?.. Едва ли. Звуков битвы Майя не слышала. Как бы он снова не напал из засады!
Теперь её тайна будет раскрыта... О чём она думает, разве это важно! Главное, что принцесса будет спасена!
Он выступил из тьмы – рыцарь, чьё лицо скрывало опущенное забрало, и Майя поняла, что этот человек ей незнаком. По крайней мере, никто из их отряда не носил таких доспехов, старых и проржавевших насквозь. Оставалось лишь удивляться, как он передвигается. Кто же это?.. И... а что такое у него в руках?
На миг Майе показалось, что незнакомец сжимает в руках свой щит, зачем-то повёрнутый плашмя на манер подноса. Потом она поняла, что это и есть поднос. Рыцарь в ржавых латах принёс им еду.
Под скрежет доспехов, раскидывая в стороны драгоценности и топчась по ним, словно это была простая галька, рыцарь подошёл к клеткам. Молча подал Миранде еду и питьё – на серебряном блюде, в золотом кубке. То же самое досталось Майе. И всё в том же молчании рыцарь развернулся, чтобы уйти.
– Эй! – опомнилась наконец Майя. – Погоди! Кто ты такой?!
Рыцарь не отвечал.
В рывке Майя чуть не вывихнула себе руку, но всё же дотянулась сквозь прутья клетки до незнакомца, схватила его за стальное плечо.
– Почему ты не отвечаешь? На чьей ты стороне?..
Рыцарь словно не слышал её. Стоял, не шевелясь и не подавая голос. В гневе Майя развернула его к себе, мимоходом удивившись тому, как легко это вышло – словно доспехи были пусты! – и рванула вверх забрало.
Доспехи действительно были пусты. Под шлемом клубился густой серый дым.
– Как это?.. – выдохнула Майя, отдёргивая руку. Забрало с клацаньем опустилось обратно. – Кто... Что это такое?!
Пустой доспех уходил от клеток, чеканя шаг.
– Драконов слуга, – донеслось из соседней клетки.
Майя обернулась.
– Это драконов слуга, – повторила принцесса, подцепляя вилкой кусочек мяса с серебряного блюда. – Дракон создал его. Наполнил пустые доспехи своим дымом, они ожили и теперь прислуживают ему. Носят пленницам еду... Ты ешь, не бойся. Это козлятина.
Майя уставилась на пищу, стоящую перед ней. Жареное мясо, присыпанное укропом. Хлеб. Фрукты. А вот в украшенном сапфирами кубке плескалась простая вода.
Драконов слуга!.. Рыцарь из дыма! Вот ещё новая забота. Годится ли он только на то, чтобы таскать подносы с едой, или будет сражаться за своего хозяина? И как убить того, у кого нет тела?
– Рыцарь!
Майя вздрогнула от неожиданности, решив, что проклятый доспех каким-то образом подкрался к ним без шума. Но Миранда обращалась к ней.
– Ешь побыстрее. После обеда придёт дракон.
– Дракон?!
Миранда, не отвечая, отхлебнула воды из своего кубка. Она уже заканчивала обед.
Майе же кусок не лез в горло. Слишком много загадок таилось в этой пещере. Слишком много вопросов – и ни одного ответа на них.
Когда Майя, вняв уговорам Миранды, всё-таки решилась поесть (и убедилась, что кормят их действительно козлятиной), было уже поздно. Скрежет когтей заставил её расплескать воду себе на юбку. Как и предупреждала принцесса, дракон не заставил себя ждать. Зелёной тенью выплыл из темноты, двинулся к клеткам, не сводя с пленниц взгляда немигающих змеиных глаз. Сейчас он мало напоминал ту стремительную смерть, что обрушилась на рыцарей. В его движениях, кроме мощи, угадывалась тяжесть, словно что-то сковывало их. Должно быть, дракону мешала боль в разорванном крыле, а может, тревожили какие-то ещё, более старые раны... Но ослабшим он вовсе не выглядел. Скорее наоборот – ещё более опасным, чем прежде, как загнанный в западню лесной зверь. Майя была не из трусливых, но сейчас она почувствовала, как холодок пробежал по спине.
А дракон качнул хвостом её клетку.
– Пой, – шепнула Миранда.
– Что?..
– Спой ему песню. Любую. Только не медли.
В который уже раз за день Майя ничего не понимала. Спеть – дракону? Зачем?.. Ну да ладно, от пения с неё не убудет. А принцесса вряд ли станет шутить. Если она велит спеть, значит, так надо.
Беда была в том, что ни одной песни не вспоминалось. А те, что приходили в голову, были сплошь героическими балладами про рыцарей, спасавших прекрасных дам и сражавших всяческих чудовищ, драконов в том числе. Споёшь такое настоящему дракону – и можешь прощаться с жизнью.
Кое-как Майя вспомнила песенку про весну и цветы, простенькую и нежную. Пела она неровным, срывающимся голосом, и весенняя песня нелепо звучала под сводами мрачной пещеры, но дракон слушал её, полуприкрыв глаза. Кажется, ему нравилось.
Песня кончилась быстро. Майя опасалась, что дракон потребует продолжения и придётся вспоминать что-нибудь ещё, но тот уже поворачивался к клетке Миранды. Принцессу ждать не пришлось – она, верно, заранее выбрала, что спеть. И пела, не сбиваясь, уверенно выводя ноту за нотой.
Майю заворожил её голос, глубокий и мелодичный. Заворожила её песня – о темноте, о древних чарах, которым невозможно противиться, о тех потаённых желаниях, что опаснее чар и ведут людей в неизвестность. Выбрала ли принцесса такую песню, чтобы польстить дракону, смягчить его ядовитое сердце? Или в её собственном сердце дремала тьма ещё глубже той, что их окружала?..
Стихла песня, и дракон уполз во глубь своего логова, а Майя всё ещё находилась во власти чар. Древних? Не очень?.. Человеческий голос тоже может стать волшебством – по крайней мере, для другого человека. А голос Миранды по-прежнему звучал у неё в ушах, заставлял сердце стучать в такт строчкам песни, словно диковинный музыкальный инструмент. Майе вдруг отчаянно захотелось сделать что-нибудь для Миранды. Что-нибудь такое же прекрасное, как её песня. Совершить чудо. Или подвиг. Но прутья клетки неумолимо сжались вокруг, из всех чудес оставив Майе только слова. Слов было слишком мало для дара Миранде; и слишком много, чтобы их удержать.
– Ваше Высочество! – выпалила она. – Вы... я... Я клянусь служить вам! Мой меч...
Майя запнулась. Меча-то у неё уже и не было.
– Моя жизнь принадлежит вам! И я отдам её за вас без колебаний!
Принцесса молчала, скрыв лицо за густыми чёрными волосами. Текли секунды – капля за каплей. Майя уже успела пожалеть о своём порыве, увериться, что принцесса ничего не ответит ей (и правильно сделает!), как вдруг Миранда заговорила, по-прежнему не поднимая головы.
– Ты, может быть, и отдашь жизнь... но только не за меня. Не обманывай себя, рыцарь. Твоя смерть не принесёт мне свободы.
Теперь молчала Майя, придавленная правдой.
– Не умирай, – чуть слышно выдохнула принцесса. – Не спеши этого делать... смерть никуда от тебя не убежит. А я, признаться, рада твоему обществу, каким бы странным оно не было.
– Странным?..
– О да. Ты легко разбрасываешься клятвами, но в иные моменты на редкость... немногословна.
– Что вы имеете в виду, Ваше Высочество? – удивилась Майя.
– Ты предпочла умолчать о том, какую награду назначил отец за моё спасение. И позволь, я угадаю – причина молчания кроется не только в твоей скорби и крушении надежд?..
Майя вновь покраснела. Миранда раздражённо вздохнула.
– Не молчи! Я, кажется, ясно дала понять, что жду ответа!
Принцесса гневалась. И Майя понимала, что разгневает её ещё больше, сказав правду. Но не лгать же?.. Даже если представить, что такое возможно, Миранда всё равно узнает правду, если... когда они выйдут из этой пещеры.
– Ваш отец... Король...
От волнения Майя позабыла весь этикет и попросту выпалила:
– Он пообещал вашу руку тому, кто вас спасёт!
Один миг Миранда молчала. Потом горько засмеялась.
– Что ж, этого следовало ожидать. В самом деле, почему бы не продолжить турнир с участием дракона?.. Вот только обычно обещают руку и сердце, а сердце своё я оставлю при себе. Ну, а ты? Девочка, переодетая мальчиком! Зачем тебе невеста? И когда ты собиралась открыть свой маленький секрет, до свадьбы или после?!
– Ваше Высочество!..
– Хватит звать меня высочеством! – резко оборвала её Миранда. – Здесь, в этой клетке, сила и власть моего отца не имеют смысла. Я не принцесса, а такая же пленница, как ты.
– Может, и так, – тихо сказала Майя. – Но приказы вы отдаёте по-королевски...
Обе девушки замолкли, и в пещере вновь воцарилась тишина. На этот раз – ненадолго.
– Помнится мне, ты говорила о судьбе... Судьба любит посмеяться. Вот я, принцесса, воспротивившаяся отцовской воле. Я мечтала вырваться из дворца, оказаться там, где не властны ни короли, ни традиции, и что же?.. Разве не это со мной произошло? Однако свобода, которую я так желала обрести, стала ещё дальше, ещё призрачнее, чем прежде.
Голос принцессы сорвался. Она вздохнула со всхлипом – и продолжила:
– Казалось бы, теперь я должна раскаяться. Осознать свои заблуждения и пасть в объятия герою, который сразит дракона... если эту тварь возможно сразить. Но... я не знаю, как поступила бы, будь у меня выбор. Даже сейчас не знаю. Сгнить в драконьем логове или выйти замуж за отважного рыцаря? У кого могут быть сомнения, что из этого следует считать злом, а что благом? Только у меня.
Миранда замолчала. Майя не знала, что на это ответить – и нужно ли отвечать. Кому предназначался этот монолог? Ей ли, сводам пещеры, летучим мышам, тусклым отблескам солнца на золоте?.. Майе уже казалось, что принцесса больше ничего не скажет, как вдруг та окликнула её незнакомым, почти нежным голосом:
– Майя?..
– Да?
– Я... прошу тебя. Зови меня по имени.
Майя прислонилась лбом к прутьям клетки, прикрыла глаза. Темнота стала чуть гуще.
– Хорошо... Миранда.
Часть II
Ох.
Ну, во-первых, я довольно долго её собирала
Во-вторых, у неё было сразу несколько начал. Они переплелись, и получилось... то, что получилось. Хорошо ли, плохо ли - не мне решать.
В-третьих, она с сюрпризом. Хотя в моём случае главным сюрпризом можно считать то, что дракон не заяоил рыцаря XD
И в-четвёртых, да, там есть дракон, рыцарь и даже принцесса.
Рыцари, как всегда, проснулись на рассвете.
Горное солнце, бледное и безжалостное, ещё не поднялось настолько высоко, чтобы прожечь своими лучами плотную ткань шатров, но сердца рыцарей жгло кое-что посильнее солнца. Долг. А потому они вставали, и сворачивали лагерь, и снова пускались в путь – день за днём, неделя за неделей.
Сегодня у отряда было дурное настроение, и причиной тому послужило ущелье. Бездонная пропасть – так иногда говорят; что ж, ему подходило такое название. Рыцари вышли к ущелью вчера днём и остановились на краю, созерцая мёртвые серые обрывы и клубящийся внизу туман. Горы вокруг были низкими, плоскими, округлыми, как нельзя лучше подходящими для странствий по ним – даже если странники едут верхом при доспехах и оружии; а ущелье казалось раной на теле земли. Словно некий злобный великан, проходя здесь, рубанул по горам топором, расколов их надвое.
Ущелье не было широким. Мальчишка – и тот смог бы перебросить через него камень. Но оно было глубоким, страшно глубоким, и рыцари стояли на краю, и смотрели вниз, в туман, и пытались угадать, есть ли под ним дно.
читать дальшеЧего не было точно, так это способа через ущелье перебраться.
Отряд двинулся вдоль ущелья в хмуром молчании. А тому словно бы не было конца. Они шли, как всегда, до заката, и разбили лагерь на краю пропасти, и проснулись на рассвете, чтобы продолжить свой путь.
Старший из рыцарей, сэр Роберт, возглавлял отряд. Он много странствовал за свою жизнь – и сейчас, садясь на коня, думал о других горах, о тех, где не проедешь верхом, о тех, где тяжёлые мечи и латы станут помехой, и, может быть, смертельной. Да, это им не грозит. Но они уже столкнулись с препятствием, которого ни человек, ни конь не одолеет. И в то же время у них нет права сказать «невозможно», потому что...
– Эта дыра – не преграда для крыльев, – заметил рыжеволосый Май, подъезжая ближе к старшему товарищу.
Сэр Роберт кивнул, глядя на юношу. Если он сам был старшим в отряде, то Май – младшим. Почти ещё мальчишка, рыжий и зеленоглазый, с безусым гладким лицом, он ни минуты не размышлял над тем, стоит ли отправляться в поход. Май пустился бы в путь и без королевского приказа. И почти весь отряд состоял из них – молодых рыцарей, пылко рвущихся навстречу опасностям, навстречу подвигам, юношей, не видящих разницы между тем и другим.
Сэр Роберт хорошо знал эту разницу. В его волосах уже блестела седина, любой из товарищей годился ему в сыновья, и порой он забывал, что они уже не дети. Многие из этих юношей уже успели прославиться – и не только на турнирах. Руки их привыкли к тяжести мечей, а что до опыта, который копится годами и десятилетиями, того опыта, что был у их предводителя...
У молодости свои преимущества. Острый взор, ясный ум и чистое сердце. Иногда они важнее опыта.
Иногда сэр Роберт чувствовал себя глупцом. У него возникали вопросы, невозможные для молодых. Этот рыжий Май – кто он? Откуда приехал? Что за герб на его щите, кто его родичи?.. И разве всё это имеет значение? Любой молодой рыцарь твёрдо знал, кто такой Май. Друг и соратник. Они не могли, не умели усомниться в товарище – зато уж с врага не спускали глаз.
Не преграда для крыльев... Май первым озвучил причину их дурного настроения, то, что тревожило весь отряд.
– Мне кажется, или на той стороне есть пещеры?
Ещё один из юношей нагнал предводителя. Задира Ларс, больше всех рвущийся в бой, сейчас притих и пристально вглядывался в скалы на другой стороне ущелья.
– Не знаю, не вижу... – Май придержал коня и тоже бросил взгляд через пропасть. – У тебя глаза зорче. Пещеры, говоришь?
– Нам обязательно надо перебраться на ту сторону! – твёрдо заявил Ларс.
– Да, но как?..
Старший рыцарь тихо вздохнул, слушая разговор юношей. Они пока не знали, а он знал – далеко не всё на свете подвластно человеку.
Ещё он знал, что рыцарю недостаточно этой причины для отступления. Никакой причины недостаточно.
Уже весь отряд остановился и высматривал Ларсовы пещеры. Из-под копыт коней, подошедших слишком близко к краю, в пропасть сыпалась каменная крошка.
– Будьте осторожнее, – предупредил товарищей сэр Роберт. – Мы уже далеко зашли в горы. Нам всё время надо быть...
Внизу, в тумане, что-то шевелилось.
– ...начеку.
Дракон вырвался из пропасти одним стремительным движением и рухнул на рыцарей сверху. Рёв зверя смешался с истошным ржанием коней.
– Меч! Где мой меч?!
Меч уже отлетел в сторону, сорвавшись с лопнувшей перевязи. В следующий миг и рыцаря сбил с коня удар тяжёлой лапы.
– Окружайте его! Бейте в слабые места!
Как окружить того, кто буйствует, нанося удары лапами и хвостом? Какие места могут быть слабыми в этом хаосе клыков, когтей и стальной чешуи?..
– Глаза, бейте в глаза!
Дракон изрыгнул пламя, не подпуская людей к своей морде. Хвостом он смахнул с каменного карниза сразу нескольких коней вместе с седоками. Те из рыцарей, кто ещё не спешился, были просто бессильны – кони не слушались их, ржали и вставали на дыбы, и падали под драконьими ударами.
Двое рыцарей подобрались ближе, ускользнув от огня, зашли дракону в бок. Меч одного скользнул по чешуе, не оставив на ней даже царапины. Меч другого вонзился дракону в крыло, распоров кожистую перепонку. В следующий миг оба они были сметены, вдавлены в камень могучим натиском.
Меч торчал из крыла, блестя на солнце.
Вот оно, слабое место – а что толку?.. Дракона не требовалось сбивать с небес. Он уже был здесь, на земле, и сила его от этого не приуменьшилась.
Отряд был разгромлен в считанные минуты. Одни рухнули в пропасть, упокоились в тумане; другие лежали на земле, раздавленные и обожжённые. Дракон не спешил улетать. Грозный рёв его сменился жалобным воем; подтянув раненое крыло к боку, он ползал среди мёртвых тел, что-то вынюхивая.
Его внимание привлёк чей-то стон. Стонал Май. Рыжий рыцарь в середине схватки упал с коня, ударился головой о камень и потерял сознание. Это спасло ему жизнь – но сейчас над юношей навис дракон, раздувая ноздри.
Май услышал тихий рык, открыл глаза и успел вскрикнуть – а затем дракон схватил его в лапы и куда-то понёс по воздуху, припадая на больное крыло.
...Вспоминая тот день, Май всегда видел флаги.
Флаги трепетали на ветру, реяли над королевским дворцом и турнирным полем. Яркие, лёгкие, праздничные. Нынче и был праздник – да ещё какой!.. Во дворце готовились отметить день рождения королевской дочери, прекрасной принцессы Миранды.
Миранда была младшей из шести принцесс. Все её сёстры уже вышли замуж, принеся своему отцу новые союзы и связи. От младшей дочери король ждал иного – она должна была принести ему внука, наследника мужского пола, который сядет на трон после его смерти. Как бы ни были прекрасны дочери – несчастен король, не имеющий сыновей.
Старшие принцессы вышли замуж за принцев и королей, разлетелись по сопредельным странам. Младшей нужен был другой супруг – рождённый в этой земле, тот, что останется при короле-отце и станет ему опорой. Клинком, разящим врагов королевства.
И потому глашатаи возвестили о турнире.
Ко дню рождения принцессы со всей страны съехались рыцари, спеша принять участие в состязаниях. Победителя ждала небывалая награда – рука королевской дочери. Рыцари, бывшие во многих битвах, сразившие десятки врагов, волновались в этот день как мальчишки. Одних манила красота Миранды, других – возможность встать рядом с троном, коснуться королевской славы и величия.
Май хорошо помнил то апрельское утро. Тёплое, солнечное, в самый раз для праздника. Солнце не подвластно даже королям, но иногда оно благоволит им. Флаги трепетали на ветру, и рыцари были готовы биться, но турнир почему-то откладывался.
Ожидание томило всех, и рыцарей, и даже коней, застоявшихся в стойлах. Кони ржали и рвались на волю, рыцари коротали время в беседах друг с другом, а у Мая внутри словно натянулась струна. Или тетива лука, готового к выстрелу. Она звенела, эта струна-тетива, и так же звенела тишина, нависшая над турнирным полем вопреки людским беседам и конскому ржанию. Не хватало стука копыт и лязга копий, восторженных оваций толпы... Май ждал в напряжении, когда же эту тишину разорвут золотые трубы герольдов – а дождался совсем другого.
Тишину – и всяческое спокойствие – взорвала, истёрла в пыль весть из дворца.
Принцесса Миранда, надежда отца и мечта рыцарей, заперлась в старой сторожевой башне, наотрез отказавшись выходить замуж.
Если же её попробуют принудить к этому, говорила принцесса, она бросится с башни вниз. С самой её вершины.
Не прошло и получаса, как возле башни собралась целая толпа. Все рыцари и их оруженосцы, приехавшие на турнир, беспрестанно ахающие и падающие в обморок фрейлины, любопытные слуги... Грязный передник кухарки соседствовал с нарядным платьем придворной дамы, рухнувшей на руки оруженосцу вдвое младше неё.
Принцесса, как и обещала, стояла на вершине башни, которая оказалась достаточно высокой для того, чтобы устрашить даже самых недоверчивых. На таком расстоянии хрупкая фигурка в белом платье казалась ещё одним флагом, но, вопреки белому цвету перемирия, Миранда не собиралась сдаваться. Сердце принцессы было твёрже камня, из которого сложена башня, крепче стали.
– И я не желаю больше видеть ни одного мужчины в своей жизни! – несмотря на высоту, голос Миранды, чистый и неожиданно сильный, хорошо был слышен внизу. – Ни единого, кроме отца!.. Я никогда не выйду замуж! И проведу остаток дней в одиночестве, в этой самой башне...
Принцесса запнулась. Вскинула голову к солнцу, которое заслонила набежавшая тучка. Холодная тень скользнула по башне, по Миранде, по всем, кто собрался внизу.
Быстро скользнула, легко; слишком быстро для тучи. Солнце засияло вновь, но тень осталась и падала вниз, как... как...
– Дракон! – истошно закричали в толпе. – Дракон!!!
На мгновение Маю показалось, что мир застыл, как капля воды на морозе.
Люди на земле. Башня. Девушка в белом платье. И дракон, пикирующий на неё с небес.
В следующий миг лёд треснул.
Дракон схватил принцессу когтистыми лапами; едва не коснувшись башни, ударил крыльями, останавливая падение... стремясь ввысь. Воздушный порыв бросил людям в лица пыль и прошлогодние листья, а когда они вновь смогли дышать и видеть – дракон уже превратился в крохотное тёмное пятно, и даже самый зоркий из рыцарей не смог бы разглядеть в его когтях белого платья.
Принцесса Миранда была похищена в день своего семнадцатилетия.
И храбрейшие рыцари королевства отправились в путь, чтобы спасти её – или погибнуть.
...Тишина.
Подлинная, густая, заполнившая мир.
Тишина и темнота.
Миром была пещера. Небесную твердь заменила твердь осязаемая, каменная, пестроцветье весеннего луга – рассыпанные по полу сокровища, а солнце... Что ж, солнца не было вовсе.
Если не считать за него свисающие с потолка золотые клетки.
В таких изящных клетках с плавным изгибом прутьев и вычурными завитушками обычно держат птиц. Тоже изящных, ярких и сладкоголосых. Маленьких птиц.
Но эти клетки были слишком велики даже для соколов.
Все они – или почти все – пустовали. Лишь в одной шевелился комок тьмы, движением и вздохами выдавая в себе человека.
Темнота...
От входа в пещеру падал слабый луч света. Он скользил то по прутьям клеток, то по драгоценным кубкам, камням и монетам, усыпавшим пол. Сверкнуло на свету зеркальце в резной оправе, пустив к потолку легкомысленный солнечный зайчик, тускло блеснул лак на корпусе старой мандолины. Но свет этот не рассеивал тьму, не отгонял её в дальние углы, напротив – тьма царила над всем, сжимала в хищных тисках и свет, и клетки, и драгоценности.
Под сводом пещеры попискивали летучие мыши. Им темнота была по нраву.
Вдруг свет померк. Темнота стала полной, а тишина, наоборот, рассеялась. Кто-то большой с шумом протискивался в пещеру. Звенели монеты, разлетаясь из-под его лап, и несколько летучих мышей, испугавшись, унеслись вглубь пещеры.
Девушка в клетке притихла. Закуталась плотнее в свой плащ, как будто даже перестала дышать – но лицом прижалась к прутьям клетки и не отрывала глаз от вернувшегося в своё логово дракона.
Вход был узким, но сама пещера – просторной. Здесь дракон мог расправить крылья и вытянуть шею. В лапах у него без чувств болтался человек, сейчас похожий на марионетку с оборванными нитями.
Девушка, приглядевшись к драконьей жертве, тихонько охнула. Это был рыжий юноша в доспехах, рыцарь, потерявший где-то шлем и меч. Девушка смотрела на него с нескрываемым изумлением.
Дракон слегка встряхнул жертву. Рыцарь очнулся – и тут же схватился за меч, точнее, за то место, где он висел когда-то. Дёрнулся, пытаясь освободиться из хватки чудовища. Дракон прижал юношу лапой, вырвав у него сдавленный стон.
Затем дракон подцепил концом когтя стальной рыцарский нагрудник. Латы сминались с противным скрежетом и рвались на куски.
Девушка в клетке издала возглас возмущения и отвернулась, закрыв лицо руками.
Нагрудник... поножи... перчатки и башмаки... Искорёженные куски доспехов осыпались с рыцаря, как скорлупа с ореха, обнажив нежную сердцевину, хрупкое человеческое тело в паутинке одежды. Продолжая сжимать жертву в лапе, дракон приблизился к клеткам. Раздвинул когтями свободной лапы прутья одной из них. Мягкое золото поддалось ещё легче, чем сталь. Дракон засунул рыцаря в клетку, сдвинул прутья обратно – и уполз в дальний конец пещеры, где тьма сгущалась глубже всего.
Девушка наблюдала за происходящим, оглянувшись через плечо.
Юноша, оставшийся в рубахе и тонких нижних штанах, растерянно смотрел по сторонам. Едва ли его глаза успели привыкнуть к темноте. Он мог видеть прутья своей клетки, отблеск драгоценностей на полу, светлое пятно поодаль – вход в пещеру; но не всё логово разом. Что-то в нём было странное, неправильное, и девушка невольно повернулась всем телом, напряжённо вгляделась в юношу, пытаясь понять, что же тут не так, что её смутило...
Послышался звон монет. Дракон возвращался. В пасти он нёс тяжёлый ком ткани, который и пропихнул в клетку к пленному рыцарю.
Рыцарь медленно развернул багряное, цвета спёкшейся крови платье, сшитое из тяжёлого бархата. Оглядел его со всех сторон, посмотрел на дракона, снова на платье...
Девушка в клетке круглыми от удивления глазами наблюдала за тем, как одевается её сосед. Как он просовывает в рукава слишком тонкие для мужчины запястья. Как оправляет привычным жестом юбку, затягивает пояс, разглаживает ткань, мягко подчеркнувшую фигуру, стройную талию и небольшую девичью грудь.
– Кто ты такая?!
Голос эхом разнёсся по пещере, отразившись от её стен.
Девушка-рыцарь резко вскинула голову, наконец-то поняв, что она здесь не одна. Вгляделась в темноту – и ахнула.
– Ваше Высочество!..
– Как тебя зовут? – звенящим от волнения голосом спросила Миранда.
– Майя...
Темнота и тишина.
Они окутали Майю, когда та упала с коня; отступили на миг, позволив увидеть морду склонившегося над ней чудовища, ощутить рывок вверх – и пришли снова. И теперь ей сложно было понять, наяву ли всё происходит, или она бредит, оставаясь лежать на камнях, бок о бок с павшими друзьями?..
Пещера... тусклый блеск золота... решётки и багряное платье, протянутое ей драконом... Откуда вообще у дракона платье? Зачем он его принёс?
Уже несколько лет никто не требовал от Майи надеть платье. И вдруг это понадобилось дракону. Страннее некуда.
Майя натянула платье, не думая пока ни о чём, не противясь темноте, принимая нереальность происходящего – которая тут же была разорвана возгласом:
– Кто ты такая?!
Там, в соседней клетке, которая до сих пор представлялась Майе неясными бликами, кто-то был. Кто-то живой. Настоящий.
Майя пригляделась внимательнее. Из темноты выплыло бледное лицо, хорошо знакомое ей по дворцовым портретам.
– Ваше Высочество!..
– Как тебя зовут? – звенящим от волнения голосом спросила принцесса.
– Майя...
Они молчали. Майя смотрела на принцессу, ради спасения которой проделала столь долгий путь. Вот она, королевская дочь, похищенная драконом, а дальше что?.. Первый восторг быстро схлынул, сменившись пониманием того, что Майя, найдя принцессу, сама же оказалась в плену.
Миранда тоже смотрела на соседку.
– Кто ты такая? – повторила она свой вопрос. – Почему на тебе были рыцарские доспехи?
– Потому что я и есть рыцарь, – отозвалась Майя. – Ну... стала им. Никто не знает, что я девушка. Король отправил нас на ваши поиски...
– Вас?
– Отряд...
Майя примолкла.
Где он, этот отряд? На них напал дракон, они несли потери, а потом... Им не удалось сразить дракона, это ясно. Выжил ли хоть кто-нибудь, кроме неё?!
Майя обернулась, снова и снова вглядываясь в темноту до боли в глазах. Нет, все прочие клетки пустовали. Их здесь было лишь двое, она сама и принцесса.
А зачем они здесь?..
Хороший вопрос. Зачем дракону похищать людей?
Отправляясь в путь, рыцари им не задавались, для них было важно другое – найти, спасти, успеть вовремя. Для Майи, превратившейся из спасителя в жертву, этот вопрос имел первостепенное значение. Он решал её судьбу – и, возможно, мог стать ключом к освобождению.
– Ваше Высочество!
– Да?
– А этот дракон... Не знаете ли вы, зачем ему нужны пленники?
– Конечно, знаю, – тихий шёпот сплетался с темнотой. – И ты скоро узнаешь. Не бойся. Он никого не мучает.
– Я спрашиваю не потому, что боюсь!..
– Ах да, ты же рыцарь, – насмешливо откликнулась принцесса. – Ты не умеешь бояться.
– Я просто хочу понять, как нам отсюда выбраться, – терпеливо объяснила Майя. – Вы говорите, никого не мучает... Здесь прежде были и другие пленники?
– Да, – Миранда поправила плащ, из-под которого выглянуло на миг белое платье. – Ещё две девушки – при мне. И до меня... не знаю, сколько.
– Всегда только девушки?
– Да.
Очень-очень осторожно Майя задала следующий вопрос:
– И что с ними стало?..
Миранда молчала. Майя уже успела увериться, что ответа не будет, но тут принцесса заговорила.
– Когда меня принесли сюда, здесь сидела только одна девушка. Старше меня. У неё был такой красивый голос... Она рассказала о том, что мы – не первые пленницы. Нас держат по одной, по двое... А потом она исчезла. Я не знаю, куда, и не знаю, что с ней стало. Просто исчезла, и всё. Вскоре после этого дракон принёс другую. Она отказалась служить ему, отказалась есть и уморила себя голодом. После неё долго никого не было... пока не появилась ты.
– Служить? Что значит – служить?!
– Говорю же, скоро ты всё узнаешь, – Миранда прислонилась спиной к прутьям клетки, прикрыла глаза. – Хотя это не поможет тебе выбраться отсюда. Только не отказывайся от еды, мне будет скучно одной.
Опираясь по примеру Миранды на прутья клетки, Майя думала о смерти. О тех девушках, что погибли здесь. Одна исчезла, другая уморила себя голодом... Может быть, Майя сейчас сидит в её клетке? Дракон никого не мучает. Да, только позволяет умирать, обрекает на медленное угасание в плену, во тьме, без солнечного света.
– Рыцарь! – окликнула её принцесса.
– Да, Ваше Высочество?
– Расскажи о себе, – это явно был приказ, а не просьба. – Как вышло, что ты носишь мужскую одежду? Откуда ты родом? У тебя есть семья?
Семья... Майя не торопилась отвечать. Она не рассказывала о прошлом, чтобы не открыть свой главный секрет – но его-то Миранда уже знала. И потом, здесь, в этой клетке... Слова принцессы о скуке звучали как насмешка, но едва ли являлись ею. Пленницам не к кому было обратиться, кроме друг друга.
А ведь здесь и сейчас она может говорить честно, ничего не скрывая. Забытое ощущение. Да и знакомое ли вообще?..
О сыновьях и наследниках мечтают многие мужчины, не только короли. Сэру Арчибальду, славному рыцарю, повезло больше, чем его повелителю, чья жена одну за другой рожала дочек. У Арчибальда был сын, его гордость и отрада.
Вслед за сыном появилась и дочь. Рождённую среди зимы, под вой вьюг и метелей девочку назвали Майей – может, из-за солнечно-рыжего пушка на голове, а может, потому, что в середине зимы отчаянно хочется весеннего тепла.
Если сын – отцовская отрада, то дочь – материнская. Мать Майи, тихая, скромная женщина, и впрямь была рада рождению девочки. Муж проводил с ней слишком мало времени, а сын рос чересчур быстро, становился всё более похожим на отца, отдалялся от матери, готовясь уйти в тот грозный мужской мир за стенами дома. Дочь же...
Дочь же никто никогда не спрашивал, чего хочет она сама. Майе нестерпимо скучно было сидеть в четырёх стенах. Игра на мандолине и чтение ещё как-то развлекали её, но вышивание и уроки этикета вызывали лишь тошноту. Мать, напротив, любила вышивать и стремилась поделиться своей тихой радостью с дочерью. Майе было стыдно перед ней – немножко. Ровно до того момента, как нитки снова запутывались в немыслимый узел, а игла ускользала из пальцев.
Отбросив в сторону рукоделие, Майя удирала из дома. Она лазила по деревьям, плавала в реке, скакала верхом, тайком взяв лошадь в конюшне, и со жгучей завистью наблюдала за старшим братом, которого отец учил владеть мечом.
Поначалу ей казалось, что она слишком мала. Брат – старше, он вчера ездил на чёрном Султане, а Майя как попыталась влезть на него, так сразу и полетела вверх тормашками... Брат старше, поэтому отец учит всему самому интересному его; а когда Майя подрастёт, научит и Майю.
Появление в семье третьего ребёнка – ещё одного мальчика – развеяло её иллюзии. Да, кульку пелёнок отец не много-то уделял внимания. Но стоило мальчику встать на ноги, как ему вручили первый, пока что игрушечный меч; а дальше стало ясно, что из него сделают ещё одного рыцаря, гордость семьи, а Майя снова останется в стороне...
И если бы только в стороне. Она росла – и начинала привлекать внимание отца, однако не то, какого ей хотелось. Майю и прежде наказывали за своеволие, отчитывали, лишали сладкого, запрещали гулять, но раз за разом она вырывалась на волю. Так продолжалось до тех пор, пока отец не увидал её верхом на Шайтане, сыне Султана, повторившем его стать и характер. Майя ликовала – оседлала всё-таки!.. Отец впал в ярость.
В тот же вечер конюх, позволявший хозяйской дочери брать лошадей, получил плетей и был выгнан с позором, а саму Майю посадили под замок. От матери она, как и всегда, выслушала, что юной девице не пристало так себя вести, честь её – в скромности, а место – у домашнего очага; но на сей раз увещевания повторялись настойчивее и дольше, едва ли не со слезами на глазах. Отец же бросил дочери лишь одну фразу – «Будь ты мальчиком, я бы высек тебя за непослушание!»
Почему-то ему не приходило в голову, что, будь Майя мальчиком, все её недостатки превратились бы в достоинства.
Сидя у окна, Майя наблюдала за братьями. Во дворе старший фехтовал с младшим. Рядом стоял отец, смотрел на сыновей, одобрительно кивал при каждом выпаде. У них хорошо это получалось. А у Майи?.. Она не знала, потому что никогда не брала в руки меч. Даже деревянный, даже игрушечный.
Будь она мальчиком... У мальчиков почему-то жизнь интереснее. Хотя девочки – Майя точно знала – не хуже них скачут верхом, плавают и бегают. Наверно, и сражаться могли бы, только им не дают. Это несправедливо. А отец у неё, между прочим, рыцарь! Разве он не должен бороться с несправедливостью?!
– Я тоже рыцарь, – упрямо сказала Майя, не отрывая глаз от окна. – Если сын рыцаря – рыцарь, то и дочь тоже...
И она решила побороться с несправедливостью. Для начала хотя бы с той, что окружала её саму.
Вылезти в окно, сделав верёвку из простыней, было легче лёгкого. Украсть одежду и меч – тоже. Майю грызла совесть, но она успокаивала себя, вспоминая легенды о благородных разбойниках. Те, правда, не были рыцарями, но всё-таки...
Из конюшни Майя хотела взять Шайтана – просто назло отцу; но путь к его стойлу лежал мимо стойла смирного Гнедко, больше других коней привязавшегося к маленькой хозяйке. Гнедко тихо заржал, приветствуя свою любимицу, Майя глянула коню в глаза... и не смогла его бросить.
Рыцарских коней не зря называют верными, так ведь?..
Чуть позже Майя поняла, что Гнедко её спас. Беглянку искали. А по Шайтану сразу было бы видно, из чьей конюшни этот конь.
...Прыгая из окна захолустного трактира, Майя думала об одном – не увели бы коня!.. Отцовские слуги и впрямь уже топтались у коновязи, пытались угадать, какой из трёх скромных гнедых коньков им нужен и сколько колотушек получат они в случае ошибки. А Гнедко, заслышав свист хозяйки, срывался с привязи, раскидывал грудью слуг и уносил Майю прочь от погони, вольному ветру навстречу.
Отцовские владения и владения соседей оставались позади. На смену Майе-беглянке пришёл бродяга Май, бесстрашный и любопытный. Жизнь была сложнее, чем представлялось из-за стен дома – и во много, много раз интереснее.
Как бы ни хотелось Майе завоевать славу под собственным именем, от этой мысли пришлось отказаться. Пусть они жили в глуши, но до отца всё равно могли дойти слухи о молодом рыцаре, происходящем будто бы из их семьи. Майе страшно было даже представить, чем это обернётся. А потому на чистом щите вместо семейного герба она изобразила единорога, вспомнив, что во всех сказаниях этот зверь подчинялся только невинным девам. Пусть люди разгадают загадку, если смогут!.. В память об отцовских конях единорог стал чёрным, зато рог его сиял золотом.
Слишком молода, слишком слаба, слишком...
Над «Маем» смеялись. Говорили, что он мелковат даже для оруженосца, а до рыцаря и подавно не дорос. Спрашивали, когда у него отрастут усы. Утверждали, что усы уже есть – вон, смотрите, молоко на губах не обсохло!.. Если насмешник был при оружии, Майя хваталась за меч, и меч выбивали у неё из рук. Убегая из дома, она мечтала о победах, но сперва ей пришлось сполна вкусить поражений.
А время шло. Там, дома, Майя вязла в нём как в смоле, обессилев от изнуряющего однообразия. Нынче же каждый день приносил что-то новое. Майя повзрослела, многому научилась, успела забыть о насмешках... Теперь она была готова к подвигам – и с новой силой возжаждала доказать всем, на что способна. Всему королевству!..
И потому, узнав о грядущем турнире, Майя бросилась в столицу. Думала она лишь о том, что сможет помериться силой с другими рыцарями. Ей даже не пришло в голову, что в случае победы на турнире она действительно станет «женихом» принцессы и попадёт в западню, из которой не так-то легко выпутаться...
Но принцесса досталась дракону, и убитый горем король послал рыцарей вслед за ней. Игры кончились. Пришло время биться насмерть. И Майя, единожды взяв в руки меч, уже не имела права отступить.
– И вот ты здесь, хотя надеялась спасти принцессу и заслужить королевскую милость, – подвела итог Миранда. – Из-за какой награды можно так рисковать жизнью?!
Майя почувствовала, что краснеет, и понадеялась, что принцесса не увидит этого в темноте.
– Ваше Высочество! Разве дело в награде? Пусть я не мужчина, пусть отличаюсь от других рыцарей, но мой долг...
– Подкреплён нешуточным пылом, – перебила её принцесса. – Судя по всему, мой отец не скупился на обещания. И что же вы должны были получить, одолев дракона? Золото? Земли?..
Майе вспомнилось, как король их напутствовал. Как они выезжали из ворот – под звуки труб, в блистающих латах, на гордых длинногривых конях...
Как эти кони истошно ржали, срываясь в ущелье со скал. И как кричали люди, осознав, что латы и мечи их не спасут.
Неужели все они погибли? Задира Ларс, умница Винсент, которого чаще можно было увидеть с книжкой, чем с мечом, Аларик, дальний королевский родич?.. Никто из них не вернётся домой?
– Не всё ли равно теперь, Ваше Высочество? Моим товарищам досталось лишь надгробие из упавших камней. Ко мне судьба может быть ещё менее благосклонна. К чему теперь вспоминать прежние надежды?
– А что нам осталось, кроме надежд и воспоминаний?.. – эхом отозвалась Миранда.
Майя не ответила ей.
Сколько времени они провели в тишине? Полчаса, час?.. Майя успела задремать, забыла, где находится, и шум застал её врасплох. Услышав звон металла, она вскочила на ноги, от её стремительного движения качнулась клетка, и Майя упала, потеряв равновесие.
Подниматься она не спешила. И не верила своим ушам. Тот, кто к ним приближался, не был драконом – под его лапами монеты звенели совсем иначе. Сейчас Майя слышала звон и бряцанье металла о металл, шаги кого-то, кто был меньше дракона и передвигался на двух ногах... шаги человека, одетого в железо.
Ещё один рыцарь? Здесь?.. Возможно ли это?! Неужели кому-то ещё из отряда удалось выжить, и он явился к пленницам на помощь? А что же дракон? Уже убит?.. Едва ли. Звуков битвы Майя не слышала. Как бы он снова не напал из засады!
Теперь её тайна будет раскрыта... О чём она думает, разве это важно! Главное, что принцесса будет спасена!
Он выступил из тьмы – рыцарь, чьё лицо скрывало опущенное забрало, и Майя поняла, что этот человек ей незнаком. По крайней мере, никто из их отряда не носил таких доспехов, старых и проржавевших насквозь. Оставалось лишь удивляться, как он передвигается. Кто же это?.. И... а что такое у него в руках?
На миг Майе показалось, что незнакомец сжимает в руках свой щит, зачем-то повёрнутый плашмя на манер подноса. Потом она поняла, что это и есть поднос. Рыцарь в ржавых латах принёс им еду.
Под скрежет доспехов, раскидывая в стороны драгоценности и топчась по ним, словно это была простая галька, рыцарь подошёл к клеткам. Молча подал Миранде еду и питьё – на серебряном блюде, в золотом кубке. То же самое досталось Майе. И всё в том же молчании рыцарь развернулся, чтобы уйти.
– Эй! – опомнилась наконец Майя. – Погоди! Кто ты такой?!
Рыцарь не отвечал.
В рывке Майя чуть не вывихнула себе руку, но всё же дотянулась сквозь прутья клетки до незнакомца, схватила его за стальное плечо.
– Почему ты не отвечаешь? На чьей ты стороне?..
Рыцарь словно не слышал её. Стоял, не шевелясь и не подавая голос. В гневе Майя развернула его к себе, мимоходом удивившись тому, как легко это вышло – словно доспехи были пусты! – и рванула вверх забрало.
Доспехи действительно были пусты. Под шлемом клубился густой серый дым.
– Как это?.. – выдохнула Майя, отдёргивая руку. Забрало с клацаньем опустилось обратно. – Кто... Что это такое?!
Пустой доспех уходил от клеток, чеканя шаг.
– Драконов слуга, – донеслось из соседней клетки.
Майя обернулась.
– Это драконов слуга, – повторила принцесса, подцепляя вилкой кусочек мяса с серебряного блюда. – Дракон создал его. Наполнил пустые доспехи своим дымом, они ожили и теперь прислуживают ему. Носят пленницам еду... Ты ешь, не бойся. Это козлятина.
Майя уставилась на пищу, стоящую перед ней. Жареное мясо, присыпанное укропом. Хлеб. Фрукты. А вот в украшенном сапфирами кубке плескалась простая вода.
Драконов слуга!.. Рыцарь из дыма! Вот ещё новая забота. Годится ли он только на то, чтобы таскать подносы с едой, или будет сражаться за своего хозяина? И как убить того, у кого нет тела?
– Рыцарь!
Майя вздрогнула от неожиданности, решив, что проклятый доспех каким-то образом подкрался к ним без шума. Но Миранда обращалась к ней.
– Ешь побыстрее. После обеда придёт дракон.
– Дракон?!
Миранда, не отвечая, отхлебнула воды из своего кубка. Она уже заканчивала обед.
Майе же кусок не лез в горло. Слишком много загадок таилось в этой пещере. Слишком много вопросов – и ни одного ответа на них.
Когда Майя, вняв уговорам Миранды, всё-таки решилась поесть (и убедилась, что кормят их действительно козлятиной), было уже поздно. Скрежет когтей заставил её расплескать воду себе на юбку. Как и предупреждала принцесса, дракон не заставил себя ждать. Зелёной тенью выплыл из темноты, двинулся к клеткам, не сводя с пленниц взгляда немигающих змеиных глаз. Сейчас он мало напоминал ту стремительную смерть, что обрушилась на рыцарей. В его движениях, кроме мощи, угадывалась тяжесть, словно что-то сковывало их. Должно быть, дракону мешала боль в разорванном крыле, а может, тревожили какие-то ещё, более старые раны... Но ослабшим он вовсе не выглядел. Скорее наоборот – ещё более опасным, чем прежде, как загнанный в западню лесной зверь. Майя была не из трусливых, но сейчас она почувствовала, как холодок пробежал по спине.
А дракон качнул хвостом её клетку.
– Пой, – шепнула Миранда.
– Что?..
– Спой ему песню. Любую. Только не медли.
В который уже раз за день Майя ничего не понимала. Спеть – дракону? Зачем?.. Ну да ладно, от пения с неё не убудет. А принцесса вряд ли станет шутить. Если она велит спеть, значит, так надо.
Беда была в том, что ни одной песни не вспоминалось. А те, что приходили в голову, были сплошь героическими балладами про рыцарей, спасавших прекрасных дам и сражавших всяческих чудовищ, драконов в том числе. Споёшь такое настоящему дракону – и можешь прощаться с жизнью.
Кое-как Майя вспомнила песенку про весну и цветы, простенькую и нежную. Пела она неровным, срывающимся голосом, и весенняя песня нелепо звучала под сводами мрачной пещеры, но дракон слушал её, полуприкрыв глаза. Кажется, ему нравилось.
Песня кончилась быстро. Майя опасалась, что дракон потребует продолжения и придётся вспоминать что-нибудь ещё, но тот уже поворачивался к клетке Миранды. Принцессу ждать не пришлось – она, верно, заранее выбрала, что спеть. И пела, не сбиваясь, уверенно выводя ноту за нотой.
Майю заворожил её голос, глубокий и мелодичный. Заворожила её песня – о темноте, о древних чарах, которым невозможно противиться, о тех потаённых желаниях, что опаснее чар и ведут людей в неизвестность. Выбрала ли принцесса такую песню, чтобы польстить дракону, смягчить его ядовитое сердце? Или в её собственном сердце дремала тьма ещё глубже той, что их окружала?..
Стихла песня, и дракон уполз во глубь своего логова, а Майя всё ещё находилась во власти чар. Древних? Не очень?.. Человеческий голос тоже может стать волшебством – по крайней мере, для другого человека. А голос Миранды по-прежнему звучал у неё в ушах, заставлял сердце стучать в такт строчкам песни, словно диковинный музыкальный инструмент. Майе вдруг отчаянно захотелось сделать что-нибудь для Миранды. Что-нибудь такое же прекрасное, как её песня. Совершить чудо. Или подвиг. Но прутья клетки неумолимо сжались вокруг, из всех чудес оставив Майе только слова. Слов было слишком мало для дара Миранде; и слишком много, чтобы их удержать.
– Ваше Высочество! – выпалила она. – Вы... я... Я клянусь служить вам! Мой меч...
Майя запнулась. Меча-то у неё уже и не было.
– Моя жизнь принадлежит вам! И я отдам её за вас без колебаний!
Принцесса молчала, скрыв лицо за густыми чёрными волосами. Текли секунды – капля за каплей. Майя уже успела пожалеть о своём порыве, увериться, что принцесса ничего не ответит ей (и правильно сделает!), как вдруг Миранда заговорила, по-прежнему не поднимая головы.
– Ты, может быть, и отдашь жизнь... но только не за меня. Не обманывай себя, рыцарь. Твоя смерть не принесёт мне свободы.
Теперь молчала Майя, придавленная правдой.
– Не умирай, – чуть слышно выдохнула принцесса. – Не спеши этого делать... смерть никуда от тебя не убежит. А я, признаться, рада твоему обществу, каким бы странным оно не было.
– Странным?..
– О да. Ты легко разбрасываешься клятвами, но в иные моменты на редкость... немногословна.
– Что вы имеете в виду, Ваше Высочество? – удивилась Майя.
– Ты предпочла умолчать о том, какую награду назначил отец за моё спасение. И позволь, я угадаю – причина молчания кроется не только в твоей скорби и крушении надежд?..
Майя вновь покраснела. Миранда раздражённо вздохнула.
– Не молчи! Я, кажется, ясно дала понять, что жду ответа!
Принцесса гневалась. И Майя понимала, что разгневает её ещё больше, сказав правду. Но не лгать же?.. Даже если представить, что такое возможно, Миранда всё равно узнает правду, если... когда они выйдут из этой пещеры.
– Ваш отец... Король...
От волнения Майя позабыла весь этикет и попросту выпалила:
– Он пообещал вашу руку тому, кто вас спасёт!
Один миг Миранда молчала. Потом горько засмеялась.
– Что ж, этого следовало ожидать. В самом деле, почему бы не продолжить турнир с участием дракона?.. Вот только обычно обещают руку и сердце, а сердце своё я оставлю при себе. Ну, а ты? Девочка, переодетая мальчиком! Зачем тебе невеста? И когда ты собиралась открыть свой маленький секрет, до свадьбы или после?!
– Ваше Высочество!..
– Хватит звать меня высочеством! – резко оборвала её Миранда. – Здесь, в этой клетке, сила и власть моего отца не имеют смысла. Я не принцесса, а такая же пленница, как ты.
– Может, и так, – тихо сказала Майя. – Но приказы вы отдаёте по-королевски...
Обе девушки замолкли, и в пещере вновь воцарилась тишина. На этот раз – ненадолго.
– Помнится мне, ты говорила о судьбе... Судьба любит посмеяться. Вот я, принцесса, воспротивившаяся отцовской воле. Я мечтала вырваться из дворца, оказаться там, где не властны ни короли, ни традиции, и что же?.. Разве не это со мной произошло? Однако свобода, которую я так желала обрести, стала ещё дальше, ещё призрачнее, чем прежде.
Голос принцессы сорвался. Она вздохнула со всхлипом – и продолжила:
– Казалось бы, теперь я должна раскаяться. Осознать свои заблуждения и пасть в объятия герою, который сразит дракона... если эту тварь возможно сразить. Но... я не знаю, как поступила бы, будь у меня выбор. Даже сейчас не знаю. Сгнить в драконьем логове или выйти замуж за отважного рыцаря? У кого могут быть сомнения, что из этого следует считать злом, а что благом? Только у меня.
Миранда замолчала. Майя не знала, что на это ответить – и нужно ли отвечать. Кому предназначался этот монолог? Ей ли, сводам пещеры, летучим мышам, тусклым отблескам солнца на золоте?.. Майе уже казалось, что принцесса больше ничего не скажет, как вдруг та окликнула её незнакомым, почти нежным голосом:
– Майя?..
– Да?
– Я... прошу тебя. Зови меня по имени.
Майя прислонилась лбом к прутьям клетки, прикрыла глаза. Темнота стала чуть гуще.
– Хорошо... Миранда.
Часть II
@музыка: Blackmore's Night - Darkness
@темы: Золотые клетки
понедельник, 21 июня 2021
11:06
Доступ к записи ограничен
Live to tell the tale.
Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра
четверг, 04 июня 2020
Live to tell the tale.
История, пролежавшая в столе как минимум год.
Осенью 2018 мне захотелось попробовать силы в челлендже. Как всегда, я бросил дело на полпути; точнее, где-то на трети. На свет появилось с десяток коротких страшилок, прозаических и стихотворных, и... вот это.
Пшёнка шёл будить Бога.
Задачка, конечно, не из лёгких. Как найти того, кого никогда не видел?.. Но никто из стариков, ещё помнящих день, не осилил бы пути в горы. А Пшёнка – ну, он родился последним. И немножечко рыжим.
Говорят, раньше люди с огненными, медовыми, золотыми волосами не были в диковинку. Бабушка Пшёнки любила вспоминать свои косы. «Ну чисто яичный желток», – говорила она. Пшёнка не знал, верить ей или нет. Он с малых лет помнил бабушку седой, такой же, как все старики и добрая половина взрослых.
Говорят, раньше люди не рождались седыми...
читать дальшеПшёнке, как все утверждали, неслыханно повезло. Он родился желтоволосым, с лёгкой рыжинкой, и потому-то родители назвали его Пшёнкой – было когда-то такое растение, золотое, как Божий свет. Из него пекли хлеб. Что такое хлеб, Пшёнка не знал, но про всю хорошую еду только так и говорили – «вкусно, как хлеб».
Посмотреть на маленького Пшёнку приходили все соседи и даже, бывало, люди из других городов. Хороший знак, говорили они. Скоро всё изменится к лучшему... Но годы шли, а ничего не менялось, желтоволосые дети не рождались больше, совсем никакие не рождались, и в конце концов старики решили, что пора будить Бога.
Они собрались на совет из разных городов – целая площадь людей, чьи волосы прежде не были седыми. Они говорили, и говорили, и говорили; все они помнили Бога, но ни у кого не хватило бы сил отправиться в путь. Надо было выбрать кого-нибудь молодого и сильного, кого-нибудь особенного, кто точно преуспеет... а кто у нас особенный? Правильно, Пшёнка.
Вот потому-то он увязал в узелок вещички и тронулся в путь.
Провожать его вышли всем городом. Пшёнка стоически вытерпел все напутственные речи, объятия и поцелуи, кое-как отбился от женщин, жаждущих попрощаться с ним наедине (больше всего помогло то, что они сгоряча переругались между собой), и уже совсем собрался уходить, как вдруг к нему подошёл Ворон.
Пшёнка насторожился. Ворон терпеть его не мог. Он был одним из предпоследних – когда Пшёнка появился на свет, Ворон с сестрой начинали учиться грамоте. Несколько лет они были самыми младшими, самыми любимыми... а потом родился новый мальчик, да ещё желтоволосый, и всё внимание перешло к нему.
Вот почему Ворон ненавидел Пшёнку. Масла в огонь подливала его сестра (которую звали, конечно же, Вороной) – она, как и брат, мечтала вновь стать особенной, а лучшим способом достижения цели считала скорейший брак с Пшёнкой. Ворон же считал, что в любой ситуации лучше всего дать Пшёнке по шее, но сейчас он вышел вперёд, засунув руки в карманы, отведя взгляд в сторону и как будто бы... смутившись?
С минуту Ворон сопел, собираясь с мыслями, а потом вынул что-то из кармана.
– На вот. На удачу. От нас с сестрой.
Пшёнка растерянно взял подарок. Он знал, что это. Чёрное перо, оставшееся от той птицы, которая кричала на заборе, когда рождались двойняшки-воронята. Их отец тогда вышел во двор и пальнул в крикунью из арбалета, чтобы шум не мешал жене рожать, а старая бабка испекла из птицы пирог. Одно, самое большое перо оставили для детей, чтобы им передалась воронья мудрость. Пшёнка нисколько бы не удивился, получив перо от Вороны (та сейчас стояла в стороне, считая ниже своего достоинства толкаться локтями с другими женщинами), но чтоб от Ворона?..
От неожиданности Пшёнка прямо сказал то, что подумал:
– Это она тебя заставила, что ли?
– Нет, – буркнул Ворон. – Я сам. Вдруг поможет... хоть какая-то польза от тебя будет.
Пшёнка окончательно растерялся.
– Ну... тогда... спасибо?
– Всегда пожалуйста. Вали уже.
– Ждёшь не дождёшься, когда все девушки твои будут? – неловко пошутил Пшёнка.
– А то как же.
Ворон криво усмехнулся, повернулся и ушёл. Ворона пошла за братом, даже не взглянув на Пшёнку. Ей от его ухода не было совсем никакой пользы.
После Ворона Пшёнка ждал уже чего угодно, но сюрпризов больше не случилось. Последнее напутствие от стариков, прощание с родителями – мама плакала, отец смотрел на сына с гордостью – и вот наконец городские ворота остались за спиной, и сделаны первые шаги по дороге.
По совету стариков Пшёнка держал путь к ведьме, которая жила на Краю Мира, там, где небо совсем близко к земле и слышны голоса ночных богов. На Край Мира да обратно в серёдку – путь неблизкий, но никто, кроме этой ведьмы, не знал, как найти нужную тропку к жилищу Бога и как разбудить его. Если кто-то мог знать, утверждали старики, то лишь она...
Пшёнка старательно гнал от себя мысль, что и ведьма не знает.
Идти было легко. Путь ему освещали ночные боги, великое множество искристых малышей, заливших землю серебряным светом. Говорят, раньше их было меньше. Говорят, в самом начале ночи на небе оставалось Эхо Дня – тоже серебряное, но большое, как сам Дневной Бог. Ночные боги боялись его... а потом осмелели и начали отгрызать по кусочку от Эха, мстя за то, как Дневной Бог поедал их самих. Эхо становилось всё меньше и меньше, превратилось из круга в полукруг, из полукруга в тонкий серп... и угасло совсем.
После этого должен был проснуться Дневной Бог, рассерженный тем, что ночные боги съели его Эхо. Так было всегда. Но однажды он не проснулся.
Ночным богам стало некого бояться. Их расплодилось множество больше прежнего, и ночь, по словам стариков, стала светлее дня. Но этот холодный свет не давал земле жизни. Первыми погибли растения – пусть не все, но многие. Потом у людей стали реже рождаться дети. Животных и птиц пока хватало, но старики упрямо твердили, что это ненадолго. Мы все умрём от голода, повторяли они.
Молодёжь поднимала их на смех. Кроме сказочной пшеницы, капусты, яблок были настоящие грибы и лишайники. Кроме зверей и птиц – рыба, которой ночь нисколько не вредила. Ей-то, в самом деле, что, она под водой. Какой голод?!
Пшёнка тоже не верил в голодную смерть, но хотел повидать Бога чисто из любопытства. Какой он – такого же цвета, как волосы Пшёнки, или нет? Что за хлеб пекут из пшеницы? Будут ли похожи человеческие дети на звериных детёнышей, смешных и мягких? Пшёнка хотел всё это узнать. И потому шёл к Краю Мира.
Путь был долгим. Не один танец ночных богов успел смениться другим. Пшёнка похудел и пропитался дорожной пылью. Дорога украла его сердце, пустила через дыру в груди ветер, отучила смотреть назад и заставила забыть, откуда он родом. От пыли волосы Пшёнки стали серыми, совсем обычными, и он почти потерял своё имя.
Теперь ему казалось, что он шёл всегда. И будет идти всегда. Дорога, как и ночь, бесконечна...
О том, что вечность можно прервать, что его послали именно за этим, Пшёнка вспомнил, лишь услышав писк. Сперва писк был тихим... тише шёпота ветра. Потом он начал мешать Пшёнке спать. Селений навстречу попадалось всё меньше, писк становился всё громче, и вскоре в любую бурю, сквозь шум дождя и грохот грома Пшёнка слышал тонкие голоса, пищащие без умолку, говорящие друг с другом на языке, который люди не понимали.
Это был язык неба, и говорили на нём ночные боги.
Пшёнка наконец-то пришёл на Край Мира.
Здесь ему пригодилась полученная от стариков карта. Жаль, не с кем было посоветоваться и спросить дорогу, но Пшёнка всё-таки нашёл единственный дом на краю океана, среди бесчисленных ручьёв, рек и заливчиков. Дом, где должна была жить ведьма.
Она открыла ему дверь после первого же стука, словно стояла на пороге и ждала гостя, и от этого Пшёнка изрядно перетрухнул. Ведьма смотрела на него сверху вниз – ну и дылда! – и молчала.
– Здрасьте... – проблеял Пшёнка.
Ведьма всё так же молча посторонилась, пропуская его в дом.
Едва переступив порог, Пшёнка зачарованно уставился на стаю светляков, круживших под потолком. Насекомых было так много, что они освещали комнату ярче любых свечей.
В доме хватало и других диковинок. По стенам висели неизвестные Пшёнке сушёные рыбы и такие твари, что даже в страшном сне не привидятся. Вокруг стола вместо стульев стояли корявые пни. Пшёнка уселся на один из пней и стал смотреть на ведьму, гремевшую чем-то у печи, до странного обычной среди всей колдовской утвари.
У ведьмы были чёрные волосы, такие чёрные, как воронье перо, лежавшее у Пшёнки за пазухой. Он никогда не видел таких чёрных волос. У обычных людей, если они рождались не седыми, волосы были коричневые. Даже если совсем тёмные, то всё-таки чуточку коричневые. А тут такое... Вот кому бы Вороной зваться.
Пшёнка вспомнил вдруг, как в детстве вымазал волосы грязью, чтобы стать похожим на маму. Мама у него как раз была темноволосая. А Воронята – нет, они были седыми, не подходили им их имена. Но брат с сестрой ничем не мазались, а Пшёнка вымазался, и за это ему здорово влетело. Быть похожим на Бога почётнее, чем на маму, даже если маму ты видишь каждый день, а Бога – нет.
Ведьма же не была похожа ни на кого. Пшёнка даже не мог понять, молодая она или старая. Ему вдруг стало неловко на неё смотреть, он поднял голову к потолку и тут же об этом пожалел.
Там висела одна из этих неведомых тварей, похожая на клубок жирных червей. Пшёнка зачем-то пересчитал отростки (лапы? хвосты?) и насчитал восемь штук, как у паука. Тварь выглядела так, словно её здорово недосушили, и Пшёнка испугался, что она вот-вот оживёт и свалится прямо ему на голову. Ему даже показалось, что скользкие отростки уже начали извиваться.
– Ну? Зачем пришёл?
Ведьма не могла выбрать худшего времени для того, чтобы обратиться к гостю. Пшёнка решил, что с ним заговорила потолочная тварь, и чуть не свалился с пня.
Отдышавшись, Пшёнка увидел, что ведьма сидит напротив и смотрит на него. Глаза у неё были ещё чернее волос, если такое вообще возможно.
– Зачем ты пришёл? – снова спросила ведьма.
Пшёнка постарался собраться с духом.
– Я... это... мне Бога разбудить надо.
– Его здесь нет.
Лицо ведьмы оставалось бесстрастным, но Пшёнка всё равно подумал, что она смеётся над ним.
– Сам знаю! Мне, ну, мне сказали, что ты... что вы можете...
– Не говори мне «вы», – всё так же равнодушно сказала ведьма. – А то ещё кто-нибудь услышит.
Пшёнка вспомнил потолочную тварь и содрогнулся.
– Извини. Прости. Больше не буду. В общем, мне сказали, что ты можешь объяснить, как найти Бога и как его разбудить. Люди очень хотят его вернуть... все люди...
Ведьма впервые оживилась.
– Ты расспросил всех людей, живущих в мире?
– Э... нет, конечно...
– Тогда не ври!
Пшёнка покрылся холодным потом.
– Больше не буду. Я просто хотел сказать, что старики из нашего города, и из соседних городов... они собрались на совет и вместе решили, что пора будить Бога. И велели пойти к нему мне. Вот.
– Почему они выбрали тебя?
Пшёнка рассказал ей о том, какой он особенный, чувствуя себя при этом полным дураком. Пересказал всё, что слышал от стариков, стараясь не ошибиться ни в единой мелочи. Показал свою карту и объяснил, как добирался до Края Мира.
Когда язык у него начал опухать, ведьма наконец сказала, что ей всё ясно, и погрузилась в раздумья. По крайней мере, Пшёнка надеялся, что она размышляет, а не спит с открытыми глазами.
Время шло. Ведьма не шевелилась. Пшёнка украдкой поглядывал на потолок.
– Раньше ночь длилась столько времени, сколько нужно женщине, чтобы выносить ребёнка, – вдруг сказала ведьма. – И день тоже. Женщины рожали днём, но зачинали ночью. Вот почему ты можешь преуспеть в своём деле. Всё самое важное начинается по ночам.
Пшёнка не очень-то понял, о чём идёт речь, но уловил главное.
– Значит, ты мне поможешь?!
– Нет.
– Но...
– Я не пойду с тобой будить Бога. Только расскажу, как это сделать, и одолжу лодку.
– Спасибо! – обрадовался Пшёнка. – А лодка зачем?
– Чтобы плыть на рыбалку к Краю Мира, – объяснила ведьма.
– Куда плыть? – не понял Пшёнка. – Мы и так на Краю... разве нет?
– Мы всего лишь на Краю Земли, мальчик. А через Край Мира переливается океан. Там тебе и надо рыбачить.
Пшёнка побледнел. Потом позеленел. Океан, как известно, был пристанищем мёртвых. И туда-то его отправляют?!
Ещё недавно он полагал, что наговорился на полжизни вперёд, но у страха, как выяснилось, не только глаза велики, но и язык длинный. Пшёнка с жаром рассказал ведьме, как он не хочет умирать. Поделился бабушкиными страшилками про мертвецов. Хотел ещё прибавить, что его не за этим посылали, но ведьма прервала его пылкую речь короткой фразой:
– Ты дурак, мальчик.
Пшёнка покорно заткнулся.
– Страна мёртвых находится за Краем Мира, – начала растолковывать ведьма. – Ниже, чем опора неба. Души умерших плывут по ручьям и по рекам, и вливаются в океан, это правда, но там они не остаются. Они плывут дальше, чтобы попасть в Страну мёртвых, перелившись через Край.
– Но ведь и я перельюсь, если поплыву! – взвыл Пшёнка.
– Нет. Я покажу тебе нужное течение. Слушай внимательно, мальчик...
Ведьма долго объясняла Пшёнке, что и как делать. Попутно она накормила его ужином, который Пшёнка съел не без опаски – а ну как от этой еды превратишься во что-нибудь эдакое?.. Но еда была вкусной, и он ни во что не превратился, и даже помог ведьме вымыть посуду перед тем, как они легли спать. Ведьма забралась на печь, Пшёнка ушёл во двор, подальше от неведомых тварей.
Пшёнке показалось, что он всего-то на минуточку сомкнул глаза, когда ведьма пришла его будить. Странно она это делала – не трясла за плечо и ничего не говорила, просто стояла рядом и смотрела на него, но от этого взгляда Пшёнка проснулся так быстро, словно в лицо ему плеснули холодной водой.
– Уже пора?
– Да.
Коротенькое «да» чуть не стало последним человеческим словом, услышанным Пшёнкой перед отплытием. Впору было соскучиться по бесконечным речам, которыми его провожали дома. Уж ведьма-то речей не произносила; да что там!.. Вовсе не открывала рта. Молча она вывела Пшёнку на берег, так же молча указала ему на лодку, молча распутала узел, удерживающий лодку у причала... Пора было плыть, но Пшёнка почувствовал, что помрёт прямо сейчас, если не разорвёт эту тишину, липкую, как паутина.
– Эй... – окликнул он ведьму. – Скажи, что за диковинные твари были у тебя там... в доме? На потолке и на стенах? Где ты их поймала?
Ведьма снова уставилась на него своими чёрными глазами. Пшёнка даже не мог понять, есть ли у неё зрачки.
– В море, – наконец ответила она. – Я их всех поймала в море.
И отпихнула лодку прочь от причала.
Пшёнка остался один на один с морем.
То есть... это Пшёнка был один. Но уж никак не море.
Начало плаванья, однако, вышло спокойным. Души мёртвых не звали Пшёнку с собой, твари, похожие на клубок червей, не поднимались из глубин и не хватались за вёсла склизкими лапами. Да и глубин-то пока не было. Пшёнка грёб вдоль берега, ветер дул совсем слабый, и океан оставался тихим, гладким, не страшнее привычных Пшёнке рек и озёр. Всей разницы, что там берегов два, а тут один, но в сторону горизонта можно и не смотреть...
Пока что.
Когда Пшёнка услыхал шум, сердце у него ёкнуло. Вспомнились наставления ведьмы – «вдоль берега дойдёшь до большого водопада, а там возьмёшь курс на Трусишку». И что могло так грохотать, если не вода, низвергающаяся в море?..
Водопад действительно был большой. Водная завеса... что там! – стена, выше стен самого высокого из домов. Грохот, напрочь заглушивший писк ночных богов. И бурлящее пенное варево там, где рухнувшая со скал река соединялась с морем.
Пшёнка сильнее налёг на вёсла, отгребая от водопада. Попадёшь под эдакий «дождик» – одни щепки от лодки останутся!
Развернувшись кормой к берегу, носом к горизонту, Пшёнка глянул в небо. Вот она сияет, Трусишка, та, что боится воды и держится поближе к земле, чтоб не замочить хвост. У ведьмы для каждого из ночных богов было своё имя и своя история, и, будь она чуть разговорчивей, Пшёнка мог бы слушать эти истории до самой старости.
Дома ночным богам давали совсем другие имена. Красивые, звонкие, загадочные... в самом деле божественные. А ведьма отзывалась о жителях неба так, словно они то и дело забегали к ней на чаёк. Хотя кто её знает, эту ведьму?.. Может, она в самом деле зазывает ночных богов в гости и разливает им чай? Или вытирает хвост Трусишке, если та всё-таки намочит его в море? Может, ей лучше знать?!
Впрочем, Трусишки Пшёнка прежде не видал, не забегала она в их часть неба. И потому не знал, как могли бы назвать её мудрые старцы. Да и до того ли ему?.. Его дело – плыть.
А плыть пришлось долго. Ведьма говорила об этом и даже советовала поспать в дороге, но Пшёнка ни за что не решился бы уснуть в лодке. Ладно бы на реке, а то над бездной...
Берег давно исчез. Сзади, спереди, со всех сторон была лишь водная гладь, отражавшая сияющее небо. Пшёнка и представить себе не мог, что ночные боги вблизи светятся так ярко. Кое-где с неба свисали их хвосты, а голоса стали такими громкими, что Пшёнке пришлось заткнуть уши. Затычки (и еду, и пресную воду) ему дала с собой ведьма. Она всё предусмотрела.
Чем дальше Пшёнка уходил в море, тем легче ему становилось грести. Волны, подхватившие его лодочку, всё быстрее катились к горизонту, и в конце концов Пшёнка просто бросил вёсла. Лодка сама неслась вперёд.
Ему пришлось закусить рукав, чтобы не закричать от страха. А что, если ведьма обманула его?! Или он сам ошибся, выбирая курс? Вдруг впереди сияет вовсе не Трусишка, и никакого острова не будет, а будет Край Мира, и водопад в сотни, тысячи раз страшнее прибрежного, и Страна мёртвых внизу, и... и...
Что там, Пшёнка представить не мог, и от этого было ещё страшнее.
В отчаянии он вновь поднял глаза к небу. Дома, бывало, обращались к ночным богам, просили их о помощи... но к кому обращаться сейчас? К Трусишке? Хороша помощница, которая даже хвост подмочить боится...
Нет, всё-таки правильно делали старики, давая ночным богам красивые имена! На таких богов хоть понадеяться можно!
От страха Пшёнка устал, как устают от тяжёлой работы. Так устал, что даже вспотел. Но именно эта усталость принесла ему облегчение – Пшёнка всё-таки заснул, свернувшись клубочком на дне лодки.
Проснулся он от толчка. Лодка остановилась.
Пшёнка вскочил, ожидая увидеть Страну мёртвых и призраков кругом – а увидал берег, на который вынесло лодку, крупную гальку, омытую морем, и хвост Трусишки, свисающий куда-то на другой край острова.
Пшёнка шагнул из лодки на гальку, упал на колени, и его вырвало.
Какое-то время он просто лежал на заветном берегу, не шевелясь и не открывая глаз. Свет Трусишки проникал даже сквозь закрытые веки, и теперь, пожалуй, Пшёнка не постыдился бы обратиться к ней за помощью.
Но ведь рыбачить-то за него она всё равно не будет?..
Пришлось Пшёнке встать и взяться за рыболовные снасти. Обычно рыбу ловят на удочку или сетью; у него же нынче к носу лодки крепилась цепь с крючком на конце, тонкая, но на диво прочная. Звенья в ней соединялись каким-то особенно хитрым образом, и ведьма уверяла, что разнять их не в силах никто.
Во время плаванья цепь лежала свёрнутой на дне лодки. Теперь же Пшёнка развернул её, насадил на крючок жирного шмеля, закинул приманку в воду, уселся поудобнее и стал ждать.
Кажется, он снова задремал.
Во всяком случае, Пшёнка мог бы поклясться, что вот только что вода у острова была спокойной, и ничего в ней не мелькало – и вдруг кто-то рванул верёвку с такой силой, что лодка просто слетела с берега!
Пшёнка упал на дно лодки, расшиб нос и горько пожалел, что сам не проверил цепь на прочность. Ведьма своё дело знала, а всё-таки... Если оборвётся, не видать ему улова... и берега тоже. Против течения-то не выгребешь.
Неведомая рыбина чхать хотела на течение. Вонзившийся в глотку крюк разозлил её, и она, взбесившись, неслась прочь от острова, где сушился Трусишкин хвост, прочь от Края Мира. Лодка неслась за ней с такой скоростью, какой Пшёнка и вообразить бы не смог.
Помнится, он никак не мог взять в толк – с чего бы рыбе уплывать из родных вод?.. Но ведьма разъяснила ему, что рыба с Края Мира, хоть и может побороть течение, через Край перелиться всё-таки боится. И никогда не подплывёт к нему слишком близко. Так ей велит её рыбий инстинкт. А если рыба попадёт в опасность, тут уж инстинкт погонит её от Края как можно дальше, и чем больнее ей будет, тем дальше она уплывёт – ведь для раненой, ослабшей рыбы течение станет опасным, для неё это верная гибель...
– Да чтоб я так ослаб! – стонал Пшёнка, уткнувшись лбом в борт лодки.
Ни встать, ни сесть он не мог – боялся, что сразу выпадет за борт. Проклятая рыбина мотала лодку по всему океану и, вопреки уверениям ведьмы, издыхать вовсе не собиралась.
Да устанет ли она хоть когда-нибудь?!
Оказалось, что да. Не раньше того времени, чем Пшёнка решил, что так и помрёт – но всё же движение замедлилось, рывки стали слабее... И, наконец, лодка остановилась, а цепь провисла, тихо звякнув о доски носа.
Пшёнка поднял голову.
Вдали, в туманной дымке, виднелся берег. Не берег какого-нибудь таинственного острова, где сушат свои хвосты ночные боги, а самая обычная, знакомая, родная Пшёнке земля.
А возле лодки, всплыв кверху зелёным брюхом, покачивалась рыбёшка длиною едва в ладонь.
Почему-то Пшёнке казалось, что ведьма будет ждать его на берегу. Ну, как заведено в древних сказаниях – усталый герой возвращается с подвига, его встречает народ, женщины и дети ликуют...
Ага, как же.
Ведьма не ждала его ни на берегу, ни возле дома – и даже дверь открыла только после нескольких минут остервенелого стука. Прежде Пшёнка ни за что не решился бы так грубо ломиться в ведьминский дом, но рыбалка на Краю Мира – одно из тех событий, после которых становишься другим человеком.
– Да что ж это такое?! – взвыл Пшёнка, когда ведьма наконец соизволила отворить дверь.
Ведьма посмотрела на рыбу, которую сунули прямо ей под нос. На Пшёнку. Снова на рыбу.
– Рыба с Края Мира. Она была тебе нужна, помнишь?
– Конечно, помню! Просто... она...
Пшёнка сбился, растеряв запал. Под взглядом ведьмы он снова почувствовал себя идиотом – и ведь совершенно зря, вот что самое обидное! Любой бы на его месте удивился!
– Просто я думал, что она будет... больше.
– Зачем?
Каким бы странным ни был этот вопрос, Пшёнка ему только обрадовался. Его вдруг осенило.
– А затем, чтобы Богу хватило! – торжествующе выпалил он. – Бог ведь тоже большой, верно? Иначе как бы он мог весь мир осветить!
– Никак, – согласилась ведьма.
И снова выбила у Пшёнки почву из-под ног, добавив:
– Но этой рыбы ему хватит.
– Ну... ладно, – промямлил Пшёнка. – Но как же... не пойму, как она мою лодку таскала, такая мелкая...
Он и не надеялся уже ничего понять, но от ведьмы действительно можно было ждать чего угодно.
– Она сильная. А ты как думал? Чтобы накормить Бога, нужна самая сильная рыба мира. Та, что водится на Краю. Там особая вода, мальчик. Рыба, рождённая в ней, сильнее всех на свете.
Пшёнка благодарно кивнул. И посмотрел на рыбёшку по-новому.
Сначала на рыбёшку, потом – на себя. На людей.
Ведь даже самую сильную рыбу в мире может поймать самый простой человек...
Так уж вышло, что новая дорога началась для Пшёнки в тот момент, когда погибла рыба. Словно крюк, вынутый из её глотки, уцепил Пшёнку под рёбра и потащил в путь.
Сперва он этого не понял. Хотел отдохнуть немного, лёг спать... и ворочался без сна, слушая, как ведьма рвёт на огороде листья какой-то особой травы.
В листья надлежало завернуть рыбу, чтобы к ней не приставали «срединные» запахи. Ведьма делала всё неспешно и обстоятельно, и Пшёнка всё равно не мог тронуться в путь, пока она не закончит – но сон к нему не шёл.
Дорога оказалась той ещё жадиной. Сердце Пшёнки ей, видать, понравилось; и она спешила украсть его вновь.
Пшёнка наколол для ведьмы дров, натаскал воды и готов был уже издохнуть от нетерпения, когда ведьма наконец-то поднесла ему гладкий зелёный свёрток.
– Держи. Дорогу знаешь?
– Да, – Пшёнка кивнул. – И это... спасибо тебе за всё.
Ведьма приняла благодарность с прежним безразличием. Сейчас, впрочем, оно не смущало Пшёнку, не смущало и молчание вместо слов прощанья. Ему не терпелось отправиться в путь. Молчание? Только оно и нужно, зачем зря время терять... И тем неожиданнее были слова ведьмы, настигшие его у самой калитки:
– Молодец, что дров наколол. Сойдёт как плата.
Пшёнка почти не слышал её. Дорожная пыль легла ему под ноги мягче и желаннее драгоценных ковров. Даже ветер дул в спину, подгоняя и напутствуя. Пшёнка шёл, не сбавляя шаг, пока домик ведьмы не скрылся из виду; а потом свернул на обочину и устроился на отдых в кустах. Закутался в одеяло, подложил под голову сумку вместо подушки...
Дорога вернула себе путника. Теперь, пожалуй, можно и поспать.
Уже на самой грани сна Пшёнке вспомнились «прощальные» слова ведьмы. И мурашки пробежали по спине – дрова, значит, сойдут как плата? А если б он не маялся бессонницей и дров не наколол, ведьма стребовала бы с него другую плату? Какую, интересно?!
Наверно, этого было лучше не знать.
Да и не угадаешь ведь...
Пшёнка устроился поудобнее и заснул.
Снились ему рыбы, дерущиеся друг с другом на кулачках.
Проснувшись (и напрочь позабыв драчливых рыб), он вновь тронулся в путь. Его ждала долгая дорога, дольше прежней, до самой серёдки мира, ощетинившейся зубцами великих гор.
Была ли серёдка действительно серёдкой, не знал, пожалуй, никто. Край – другое дело, с ним всё ясно!.. А серёдку как найти? Мир – не соседский двор, его шагами не измеришь. Только и оставалось, что ткнуть пальцем в горы, вставшие подальше от Края, и объявить их серединой. И пристанищем Бога заодно. Днём-то он жил на небе, а ночью где? Что к небу ближе всего?! Горы, конечно!
Родной город Пшёнка обошёл стороной. Наверно, рыбалка на Краю Мира и впрямь изменила его. Раньше он ни за что не устоял бы перед желанием зайти домой, повидать родных и друзей, похвастаться тем, где был и что видел... Да и кто тут устоит?
Пшёнка и сейчас этого хотел. Очень сильно. Но ещё сильнее было тайное, невесть откуда взявшееся знание, говорящее ему – нельзя! В пути назад не оборачиваются! Сперва закончи начатое, а потом уж возвращайся, иначе всё испортишь!
И Пшёнка шёл, не оборачиваясь.
А впереди росли, высились горы, где, по древним преданиям, спал Бог...
Как бы ни были хороши предания, а тропу в горах они найти не помогут.
Старики это знали. И вручили Пшёнке целых три карты, указующих путь к логову Бога. Все три – древние, обветшавшие, хранившиеся в разных городах как зеница ока...
Все три – разные.
Какая-нибудь из них должна была оказаться правильной... наверно.
Пшёнка надеялся на это, сбивая ноги на горных тропах; надеялся, обходя стороной пропасти, на дне которых дремали облака; надеялся, борясь с буйными горными речками; надеялся...
В конце концов, к ведьме-то ему нормальную карту дали! А тут целых три!
Хоть одна должна...
Наверно...
Но три – не тысяча. И настал тот день, когда Пшёнка исходил все тропки со всех трёх карт, а Бога так и не нашёл.
Что ему делать дальше, он не знал. Продолжать поиски наугад? Так до старости по горам шляться можно! Если она будет, эта старость... а то свалишься в какую-нибудь пропасть, и поминай как звали. Облака – они ж только на вид мягкие, а на самом деле их и нет почти, сырость одна сплошная...
Вернуться? Куда? Прийти домой и рассказать о неудаче?! Ну уж нет! Или сбежать в другой город, как можно дальше от дома, и жить всю жизнь под чужим именем? Ещё того не легче.
Пшёнка сидел на камне, вертел в пальцах подаренное Вороном перо, не принёсшее никакой удачи, и проклинал все на свете карты, оказавшиеся ещё бесполезнее древних преданий. Те хоть слушать интересно. И... как там говорили? «От Его логова бегут ночные боги»?
На миг Пшёнка задержал дыхание.
А потом встал и пошёл туда, где небо было темнее всего.
Это место на всех картах рисовали одинаково, хоть и не могли указать к нему дорогу.
Долина, поросшая мягкой травой. И над нею гора с раздвоенной вершиной – словно острые уши торчат.
Пшёнка знал, что не ошибся, и от этого понимания предательски дрожали колени. Никогда в жизни он не видал такого чёрного, опустевшего неба, с которого сбежали все ночные боги... на которое страшно было смотреть. Тьма над головой немного напоминала бездну океана и немного – темноту погреба, где ни зги без свечки не разглядишь. Но Пшёнка видел – вот что было удивительнее всего! – ясно видел и пушистую траву, и «ушастую» гору.
Тьма почему-то не спешила опускаться с небес на долину. Бежала от неё не хуже ночных богов.
Пшёнка пошёл вокруг долины, путаясь в траве. Сейчас ему не верилось, что поиск подходит к концу, но что это меняло?.. Вот гора, вот долина... а вот и спуск в пещеру, слишком светлую для того, чтобы оказаться простым подземельем.
Сперва Пшёнке показалось, что пещера пуста. Мох на полу и на стенах, каменные «сосульки» на потолке, причудливые колонны, исходящий непонятно откуда свет...
Потом он заметил спящего во мху зверька.
Зверёк был крохотный – одной ладонью поднять можно. Остроухий, усатый, с пушистой светлой шёрсткой и небольшим хвостом. Хвост тоже порос шерстью – в отличие от голых хвостов ночных богов.
Но разве это Бог?!
Такой... маленький... Беспомощный и слабый. Правда, шёрстка у него чуть светилась, но разве этого света хватит на весь мир? Это просто звериный детёныш. А может, он действительно был Богом, но за время долгого сна растерял всю свою силу?!
Тогда всё пропало.
Пшёнка мог бы пожалеть себя, зря проделавшего такой путь, мог пожалеть мир, навек оставшийся без света; но почему-то ему стало жаль зверька. Такой маленький... и, похоже, одинокий.
Пшёнка протянул руку и осторожно погладил малыша, удивившись тому, какое тепло от него исходит. Зверёк тихо заурчал, открывая голубые глаза, посмотрел на Пшёнку, зевнул и облизнулся.
Старики говорили – голубым было дневное небо...
– Хочешь есть, да?
Поколебавшись, Пшёнка вытащил из сумки рыбу. Всё равно он не знает, где ещё искать Дневного Бога. А если этот зверёныш и есть бывший Бог – что ж, тогда рыба ему и предназначалась.
Урчание стало громче. Зверёк потянулся, смешно выгнув спину дугой, и с любопытством принюхался к свёртку. Пшёнка едва успел развернуть листья, как зверёк жадно вцепился рыбе в бок. Сколько ж он не ел? И где, в самом деле, его мама?!
Зверёк ел... и менялся. Потихоньку, медленно, сперва незаметно... но сначала он был чуть ли не меньше рыбы, а вот уже полбока за раз ей откусил! Распушился хвост, округлились бока, и шерсть стала светиться ярче.
На Бога он всё ещё не походил, но и на детёныша – тоже.
Последним в зубастой пасти исчез рыбий хвост. Зверь уже был ростом Пшёнке до пояса – и продолжал расти. Больше, ещё больше... Свет залил всю пещеру, превратив камень в чистое золото. Тепло тоже усилилось, стало жаром, который не обжигал, а согревал всё тело, проникал внутрь, грел даже косточки... даже сердце.
Зверёныш или Бог? Шерсть или лучи?.. В пещере уже не оставалось места. Пшёнка чувствовал, что тает от тепла, растворяется в этом сиянии, которого – как можно было усомниться?! – хватит на весь мир. И стать его частичкой – счастье, блаженство, равного которому представить нельзя...
Ночные боги в страхе покидали небо, бежали на Край Мира и ещё дальше.
Над горами занимался рассвет.
Где-то на берегу океана, среди бесчисленных рек, ручьёв и заливчиков ведьма, выйдя на порог своего дома, смотрела в небо.
Рассвет ещё не добрался сюда. Ночные боги из серёдки не успели добежать на Край, и местные обитатели небес были спокойны. Лишь Трусишка начала беспокоиться – как всегда, первая из всех.
А ведьма стояла и смотрела в небо.
– Верни мне мою ночь, – шептала она. – Хватит. Я поняла, что настоящей тьмы не бывает без света. Радуй своими лучами одних, слепи глаза другим, лелей урожай или жги леса, делай что хочешь, но потом верни мне мою ночь и мою силу – и, клянусь, я больше никогда не спою тебе колыбельную...
Над океаном в панике металась Трусишка, позабыв про свой хвост.
Мир ликовал, дождавшись возвращения Бога.
Старики перестали сидеть по домам у печей. Теперь они проводили время на улице, наслаждаясь светом, который не видали с поры своей юности. Нынешней же молодёжи всё это было в диковинку, и от счастья они совсем одурели. Взрослые – тоже, но старались хоть как-то держать себя в руках. Делами-то кто будет заниматься?..
А дел стало много. Из старых сундуков и тайных ухоронок вынимались семена растений, не переживших ночь. Пришла пора вновь их сажать. Свадьбы игрались одна за другой, и все надеялись стать первыми, в чьей семье родится ребёнок.
Да, люди были счастливы. Почти все.
А где-то в этом счастливом мире, возле самого обычного города, на краю пшеничного поля сидела женщина в чёрном платье.
Никто сейчас не носил чёрного – зачем?.. Это был цвет ночи, а о ней не хотелось вспоминать. Когда пришёл рассвет, женщина с поля тоже не носила чёрного. Она надевала лучшие платья, вплетала в волосы яркие ленты и вместе с соседями шла к городским воротам. Все они ждали возвращения героя, вернувшего миру день. Но герой не шёл, и люди перестали ходить к воротам. Теперь у дороги стояла лишь одна женщина.
Потом перестала приходить и она.
Чёрное платье вовсе не было знаком траура, как полагали соседи. Просто эта женщина и её муж были единственными людьми в городе, которым не хотелось забывать ночь. Всё-таки тогда с ними был их сын.
Что толку стоять на обочине и слушать шепотки соседей, пришедших на неё поглазеть?.. Это не приблизит возвращения сына. Ничто его не приблизит, как ты ни жди. Мальчик в обмен на солнце – малая плата, но только не для матери.
Что толку стоять на обочине?.. День – время труда и многих хлопот. Женщина работала в поле, сажала вместе со всеми растения, давшие когда-то имя её сыну. А когда сев закончился, сидела на краю поля. Ждала.
Чёрное поле, зелёное поле, золотое поле... Ростки взошли, вытянулись и заколосились. Скоро придёт время собирать урожай. Потом зерно перемелют в муку и будут печь хлеб – самую вкусную пищу на свете.
Женщина, не уходившая с поля, знала, что хлеб покажется ей безвкусней лишайников.
Ветер лениво шевелил колосья пшеницы и волосы женщины, не видя между ними разницы. Да и не было её, считай – женщина казалась вросшей в землю крепче пшеницы... крепче вековых дубов, что росли поодаль.
Небо над её головой сияло лазурью и золотом. Облака не спешили ластиться к Дневному Богу, но почему-то на женщину упала тень.
– Здравствуй, Ворон, – не оборачиваясь, сказала она.
– Здравствуйте...
Странный у него был нынче голос, у мальчика, разделившего с ней ожидание. Даже муж не спешил приходить к ней на поле, глушил печаль, с головой уйдя в работу – а Ворон приходил. Не каждый раз, но приходил.
Но голос у него нынче был странный...
– Что-то случилось?
– Вот. Смотрите... в пшенице нашёл.
Женщине всё-таки пришлось обернуться.
– Что это?! Ведь это... ты же отдавал ему... тогда?
Седой юноша с птичьим именем кивнул, серьёзно сдвинув брови.
На его ладони лежало чёрное воронье перо.
Осенью 2018 мне захотелось попробовать силы в челлендже. Как всегда, я бросил дело на полпути; точнее, где-то на трети. На свет появилось с десяток коротких страшилок, прозаических и стихотворных, и... вот это.
Пшёнка шёл будить Бога.
Задачка, конечно, не из лёгких. Как найти того, кого никогда не видел?.. Но никто из стариков, ещё помнящих день, не осилил бы пути в горы. А Пшёнка – ну, он родился последним. И немножечко рыжим.
Говорят, раньше люди с огненными, медовыми, золотыми волосами не были в диковинку. Бабушка Пшёнки любила вспоминать свои косы. «Ну чисто яичный желток», – говорила она. Пшёнка не знал, верить ей или нет. Он с малых лет помнил бабушку седой, такой же, как все старики и добрая половина взрослых.
Говорят, раньше люди не рождались седыми...
читать дальшеПшёнке, как все утверждали, неслыханно повезло. Он родился желтоволосым, с лёгкой рыжинкой, и потому-то родители назвали его Пшёнкой – было когда-то такое растение, золотое, как Божий свет. Из него пекли хлеб. Что такое хлеб, Пшёнка не знал, но про всю хорошую еду только так и говорили – «вкусно, как хлеб».
Посмотреть на маленького Пшёнку приходили все соседи и даже, бывало, люди из других городов. Хороший знак, говорили они. Скоро всё изменится к лучшему... Но годы шли, а ничего не менялось, желтоволосые дети не рождались больше, совсем никакие не рождались, и в конце концов старики решили, что пора будить Бога.
Они собрались на совет из разных городов – целая площадь людей, чьи волосы прежде не были седыми. Они говорили, и говорили, и говорили; все они помнили Бога, но ни у кого не хватило бы сил отправиться в путь. Надо было выбрать кого-нибудь молодого и сильного, кого-нибудь особенного, кто точно преуспеет... а кто у нас особенный? Правильно, Пшёнка.
Вот потому-то он увязал в узелок вещички и тронулся в путь.
Провожать его вышли всем городом. Пшёнка стоически вытерпел все напутственные речи, объятия и поцелуи, кое-как отбился от женщин, жаждущих попрощаться с ним наедине (больше всего помогло то, что они сгоряча переругались между собой), и уже совсем собрался уходить, как вдруг к нему подошёл Ворон.
Пшёнка насторожился. Ворон терпеть его не мог. Он был одним из предпоследних – когда Пшёнка появился на свет, Ворон с сестрой начинали учиться грамоте. Несколько лет они были самыми младшими, самыми любимыми... а потом родился новый мальчик, да ещё желтоволосый, и всё внимание перешло к нему.
Вот почему Ворон ненавидел Пшёнку. Масла в огонь подливала его сестра (которую звали, конечно же, Вороной) – она, как и брат, мечтала вновь стать особенной, а лучшим способом достижения цели считала скорейший брак с Пшёнкой. Ворон же считал, что в любой ситуации лучше всего дать Пшёнке по шее, но сейчас он вышел вперёд, засунув руки в карманы, отведя взгляд в сторону и как будто бы... смутившись?
С минуту Ворон сопел, собираясь с мыслями, а потом вынул что-то из кармана.
– На вот. На удачу. От нас с сестрой.
Пшёнка растерянно взял подарок. Он знал, что это. Чёрное перо, оставшееся от той птицы, которая кричала на заборе, когда рождались двойняшки-воронята. Их отец тогда вышел во двор и пальнул в крикунью из арбалета, чтобы шум не мешал жене рожать, а старая бабка испекла из птицы пирог. Одно, самое большое перо оставили для детей, чтобы им передалась воронья мудрость. Пшёнка нисколько бы не удивился, получив перо от Вороны (та сейчас стояла в стороне, считая ниже своего достоинства толкаться локтями с другими женщинами), но чтоб от Ворона?..
От неожиданности Пшёнка прямо сказал то, что подумал:
– Это она тебя заставила, что ли?
– Нет, – буркнул Ворон. – Я сам. Вдруг поможет... хоть какая-то польза от тебя будет.
Пшёнка окончательно растерялся.
– Ну... тогда... спасибо?
– Всегда пожалуйста. Вали уже.
– Ждёшь не дождёшься, когда все девушки твои будут? – неловко пошутил Пшёнка.
– А то как же.
Ворон криво усмехнулся, повернулся и ушёл. Ворона пошла за братом, даже не взглянув на Пшёнку. Ей от его ухода не было совсем никакой пользы.
После Ворона Пшёнка ждал уже чего угодно, но сюрпризов больше не случилось. Последнее напутствие от стариков, прощание с родителями – мама плакала, отец смотрел на сына с гордостью – и вот наконец городские ворота остались за спиной, и сделаны первые шаги по дороге.
По совету стариков Пшёнка держал путь к ведьме, которая жила на Краю Мира, там, где небо совсем близко к земле и слышны голоса ночных богов. На Край Мира да обратно в серёдку – путь неблизкий, но никто, кроме этой ведьмы, не знал, как найти нужную тропку к жилищу Бога и как разбудить его. Если кто-то мог знать, утверждали старики, то лишь она...
Пшёнка старательно гнал от себя мысль, что и ведьма не знает.
Идти было легко. Путь ему освещали ночные боги, великое множество искристых малышей, заливших землю серебряным светом. Говорят, раньше их было меньше. Говорят, в самом начале ночи на небе оставалось Эхо Дня – тоже серебряное, но большое, как сам Дневной Бог. Ночные боги боялись его... а потом осмелели и начали отгрызать по кусочку от Эха, мстя за то, как Дневной Бог поедал их самих. Эхо становилось всё меньше и меньше, превратилось из круга в полукруг, из полукруга в тонкий серп... и угасло совсем.
После этого должен был проснуться Дневной Бог, рассерженный тем, что ночные боги съели его Эхо. Так было всегда. Но однажды он не проснулся.
Ночным богам стало некого бояться. Их расплодилось множество больше прежнего, и ночь, по словам стариков, стала светлее дня. Но этот холодный свет не давал земле жизни. Первыми погибли растения – пусть не все, но многие. Потом у людей стали реже рождаться дети. Животных и птиц пока хватало, но старики упрямо твердили, что это ненадолго. Мы все умрём от голода, повторяли они.
Молодёжь поднимала их на смех. Кроме сказочной пшеницы, капусты, яблок были настоящие грибы и лишайники. Кроме зверей и птиц – рыба, которой ночь нисколько не вредила. Ей-то, в самом деле, что, она под водой. Какой голод?!
Пшёнка тоже не верил в голодную смерть, но хотел повидать Бога чисто из любопытства. Какой он – такого же цвета, как волосы Пшёнки, или нет? Что за хлеб пекут из пшеницы? Будут ли похожи человеческие дети на звериных детёнышей, смешных и мягких? Пшёнка хотел всё это узнать. И потому шёл к Краю Мира.
Путь был долгим. Не один танец ночных богов успел смениться другим. Пшёнка похудел и пропитался дорожной пылью. Дорога украла его сердце, пустила через дыру в груди ветер, отучила смотреть назад и заставила забыть, откуда он родом. От пыли волосы Пшёнки стали серыми, совсем обычными, и он почти потерял своё имя.
Теперь ему казалось, что он шёл всегда. И будет идти всегда. Дорога, как и ночь, бесконечна...
О том, что вечность можно прервать, что его послали именно за этим, Пшёнка вспомнил, лишь услышав писк. Сперва писк был тихим... тише шёпота ветра. Потом он начал мешать Пшёнке спать. Селений навстречу попадалось всё меньше, писк становился всё громче, и вскоре в любую бурю, сквозь шум дождя и грохот грома Пшёнка слышал тонкие голоса, пищащие без умолку, говорящие друг с другом на языке, который люди не понимали.
Это был язык неба, и говорили на нём ночные боги.
Пшёнка наконец-то пришёл на Край Мира.
Здесь ему пригодилась полученная от стариков карта. Жаль, не с кем было посоветоваться и спросить дорогу, но Пшёнка всё-таки нашёл единственный дом на краю океана, среди бесчисленных ручьёв, рек и заливчиков. Дом, где должна была жить ведьма.
Она открыла ему дверь после первого же стука, словно стояла на пороге и ждала гостя, и от этого Пшёнка изрядно перетрухнул. Ведьма смотрела на него сверху вниз – ну и дылда! – и молчала.
– Здрасьте... – проблеял Пшёнка.
Ведьма всё так же молча посторонилась, пропуская его в дом.
Едва переступив порог, Пшёнка зачарованно уставился на стаю светляков, круживших под потолком. Насекомых было так много, что они освещали комнату ярче любых свечей.
В доме хватало и других диковинок. По стенам висели неизвестные Пшёнке сушёные рыбы и такие твари, что даже в страшном сне не привидятся. Вокруг стола вместо стульев стояли корявые пни. Пшёнка уселся на один из пней и стал смотреть на ведьму, гремевшую чем-то у печи, до странного обычной среди всей колдовской утвари.
У ведьмы были чёрные волосы, такие чёрные, как воронье перо, лежавшее у Пшёнки за пазухой. Он никогда не видел таких чёрных волос. У обычных людей, если они рождались не седыми, волосы были коричневые. Даже если совсем тёмные, то всё-таки чуточку коричневые. А тут такое... Вот кому бы Вороной зваться.
Пшёнка вспомнил вдруг, как в детстве вымазал волосы грязью, чтобы стать похожим на маму. Мама у него как раз была темноволосая. А Воронята – нет, они были седыми, не подходили им их имена. Но брат с сестрой ничем не мазались, а Пшёнка вымазался, и за это ему здорово влетело. Быть похожим на Бога почётнее, чем на маму, даже если маму ты видишь каждый день, а Бога – нет.
Ведьма же не была похожа ни на кого. Пшёнка даже не мог понять, молодая она или старая. Ему вдруг стало неловко на неё смотреть, он поднял голову к потолку и тут же об этом пожалел.
Там висела одна из этих неведомых тварей, похожая на клубок жирных червей. Пшёнка зачем-то пересчитал отростки (лапы? хвосты?) и насчитал восемь штук, как у паука. Тварь выглядела так, словно её здорово недосушили, и Пшёнка испугался, что она вот-вот оживёт и свалится прямо ему на голову. Ему даже показалось, что скользкие отростки уже начали извиваться.
– Ну? Зачем пришёл?
Ведьма не могла выбрать худшего времени для того, чтобы обратиться к гостю. Пшёнка решил, что с ним заговорила потолочная тварь, и чуть не свалился с пня.
Отдышавшись, Пшёнка увидел, что ведьма сидит напротив и смотрит на него. Глаза у неё были ещё чернее волос, если такое вообще возможно.
– Зачем ты пришёл? – снова спросила ведьма.
Пшёнка постарался собраться с духом.
– Я... это... мне Бога разбудить надо.
– Его здесь нет.
Лицо ведьмы оставалось бесстрастным, но Пшёнка всё равно подумал, что она смеётся над ним.
– Сам знаю! Мне, ну, мне сказали, что ты... что вы можете...
– Не говори мне «вы», – всё так же равнодушно сказала ведьма. – А то ещё кто-нибудь услышит.
Пшёнка вспомнил потолочную тварь и содрогнулся.
– Извини. Прости. Больше не буду. В общем, мне сказали, что ты можешь объяснить, как найти Бога и как его разбудить. Люди очень хотят его вернуть... все люди...
Ведьма впервые оживилась.
– Ты расспросил всех людей, живущих в мире?
– Э... нет, конечно...
– Тогда не ври!
Пшёнка покрылся холодным потом.
– Больше не буду. Я просто хотел сказать, что старики из нашего города, и из соседних городов... они собрались на совет и вместе решили, что пора будить Бога. И велели пойти к нему мне. Вот.
– Почему они выбрали тебя?
Пшёнка рассказал ей о том, какой он особенный, чувствуя себя при этом полным дураком. Пересказал всё, что слышал от стариков, стараясь не ошибиться ни в единой мелочи. Показал свою карту и объяснил, как добирался до Края Мира.
Когда язык у него начал опухать, ведьма наконец сказала, что ей всё ясно, и погрузилась в раздумья. По крайней мере, Пшёнка надеялся, что она размышляет, а не спит с открытыми глазами.
Время шло. Ведьма не шевелилась. Пшёнка украдкой поглядывал на потолок.
– Раньше ночь длилась столько времени, сколько нужно женщине, чтобы выносить ребёнка, – вдруг сказала ведьма. – И день тоже. Женщины рожали днём, но зачинали ночью. Вот почему ты можешь преуспеть в своём деле. Всё самое важное начинается по ночам.
Пшёнка не очень-то понял, о чём идёт речь, но уловил главное.
– Значит, ты мне поможешь?!
– Нет.
– Но...
– Я не пойду с тобой будить Бога. Только расскажу, как это сделать, и одолжу лодку.
– Спасибо! – обрадовался Пшёнка. – А лодка зачем?
– Чтобы плыть на рыбалку к Краю Мира, – объяснила ведьма.
– Куда плыть? – не понял Пшёнка. – Мы и так на Краю... разве нет?
– Мы всего лишь на Краю Земли, мальчик. А через Край Мира переливается океан. Там тебе и надо рыбачить.
Пшёнка побледнел. Потом позеленел. Океан, как известно, был пристанищем мёртвых. И туда-то его отправляют?!
Ещё недавно он полагал, что наговорился на полжизни вперёд, но у страха, как выяснилось, не только глаза велики, но и язык длинный. Пшёнка с жаром рассказал ведьме, как он не хочет умирать. Поделился бабушкиными страшилками про мертвецов. Хотел ещё прибавить, что его не за этим посылали, но ведьма прервала его пылкую речь короткой фразой:
– Ты дурак, мальчик.
Пшёнка покорно заткнулся.
– Страна мёртвых находится за Краем Мира, – начала растолковывать ведьма. – Ниже, чем опора неба. Души умерших плывут по ручьям и по рекам, и вливаются в океан, это правда, но там они не остаются. Они плывут дальше, чтобы попасть в Страну мёртвых, перелившись через Край.
– Но ведь и я перельюсь, если поплыву! – взвыл Пшёнка.
– Нет. Я покажу тебе нужное течение. Слушай внимательно, мальчик...
Ведьма долго объясняла Пшёнке, что и как делать. Попутно она накормила его ужином, который Пшёнка съел не без опаски – а ну как от этой еды превратишься во что-нибудь эдакое?.. Но еда была вкусной, и он ни во что не превратился, и даже помог ведьме вымыть посуду перед тем, как они легли спать. Ведьма забралась на печь, Пшёнка ушёл во двор, подальше от неведомых тварей.
Пшёнке показалось, что он всего-то на минуточку сомкнул глаза, когда ведьма пришла его будить. Странно она это делала – не трясла за плечо и ничего не говорила, просто стояла рядом и смотрела на него, но от этого взгляда Пшёнка проснулся так быстро, словно в лицо ему плеснули холодной водой.
– Уже пора?
– Да.
Коротенькое «да» чуть не стало последним человеческим словом, услышанным Пшёнкой перед отплытием. Впору было соскучиться по бесконечным речам, которыми его провожали дома. Уж ведьма-то речей не произносила; да что там!.. Вовсе не открывала рта. Молча она вывела Пшёнку на берег, так же молча указала ему на лодку, молча распутала узел, удерживающий лодку у причала... Пора было плыть, но Пшёнка почувствовал, что помрёт прямо сейчас, если не разорвёт эту тишину, липкую, как паутина.
– Эй... – окликнул он ведьму. – Скажи, что за диковинные твари были у тебя там... в доме? На потолке и на стенах? Где ты их поймала?
Ведьма снова уставилась на него своими чёрными глазами. Пшёнка даже не мог понять, есть ли у неё зрачки.
– В море, – наконец ответила она. – Я их всех поймала в море.
И отпихнула лодку прочь от причала.
Пшёнка остался один на один с морем.
То есть... это Пшёнка был один. Но уж никак не море.
Начало плаванья, однако, вышло спокойным. Души мёртвых не звали Пшёнку с собой, твари, похожие на клубок червей, не поднимались из глубин и не хватались за вёсла склизкими лапами. Да и глубин-то пока не было. Пшёнка грёб вдоль берега, ветер дул совсем слабый, и океан оставался тихим, гладким, не страшнее привычных Пшёнке рек и озёр. Всей разницы, что там берегов два, а тут один, но в сторону горизонта можно и не смотреть...
Пока что.
Когда Пшёнка услыхал шум, сердце у него ёкнуло. Вспомнились наставления ведьмы – «вдоль берега дойдёшь до большого водопада, а там возьмёшь курс на Трусишку». И что могло так грохотать, если не вода, низвергающаяся в море?..
Водопад действительно был большой. Водная завеса... что там! – стена, выше стен самого высокого из домов. Грохот, напрочь заглушивший писк ночных богов. И бурлящее пенное варево там, где рухнувшая со скал река соединялась с морем.
Пшёнка сильнее налёг на вёсла, отгребая от водопада. Попадёшь под эдакий «дождик» – одни щепки от лодки останутся!
Развернувшись кормой к берегу, носом к горизонту, Пшёнка глянул в небо. Вот она сияет, Трусишка, та, что боится воды и держится поближе к земле, чтоб не замочить хвост. У ведьмы для каждого из ночных богов было своё имя и своя история, и, будь она чуть разговорчивей, Пшёнка мог бы слушать эти истории до самой старости.
Дома ночным богам давали совсем другие имена. Красивые, звонкие, загадочные... в самом деле божественные. А ведьма отзывалась о жителях неба так, словно они то и дело забегали к ней на чаёк. Хотя кто её знает, эту ведьму?.. Может, она в самом деле зазывает ночных богов в гости и разливает им чай? Или вытирает хвост Трусишке, если та всё-таки намочит его в море? Может, ей лучше знать?!
Впрочем, Трусишки Пшёнка прежде не видал, не забегала она в их часть неба. И потому не знал, как могли бы назвать её мудрые старцы. Да и до того ли ему?.. Его дело – плыть.
А плыть пришлось долго. Ведьма говорила об этом и даже советовала поспать в дороге, но Пшёнка ни за что не решился бы уснуть в лодке. Ладно бы на реке, а то над бездной...
Берег давно исчез. Сзади, спереди, со всех сторон была лишь водная гладь, отражавшая сияющее небо. Пшёнка и представить себе не мог, что ночные боги вблизи светятся так ярко. Кое-где с неба свисали их хвосты, а голоса стали такими громкими, что Пшёнке пришлось заткнуть уши. Затычки (и еду, и пресную воду) ему дала с собой ведьма. Она всё предусмотрела.
Чем дальше Пшёнка уходил в море, тем легче ему становилось грести. Волны, подхватившие его лодочку, всё быстрее катились к горизонту, и в конце концов Пшёнка просто бросил вёсла. Лодка сама неслась вперёд.
Ему пришлось закусить рукав, чтобы не закричать от страха. А что, если ведьма обманула его?! Или он сам ошибся, выбирая курс? Вдруг впереди сияет вовсе не Трусишка, и никакого острова не будет, а будет Край Мира, и водопад в сотни, тысячи раз страшнее прибрежного, и Страна мёртвых внизу, и... и...
Что там, Пшёнка представить не мог, и от этого было ещё страшнее.
В отчаянии он вновь поднял глаза к небу. Дома, бывало, обращались к ночным богам, просили их о помощи... но к кому обращаться сейчас? К Трусишке? Хороша помощница, которая даже хвост подмочить боится...
Нет, всё-таки правильно делали старики, давая ночным богам красивые имена! На таких богов хоть понадеяться можно!
От страха Пшёнка устал, как устают от тяжёлой работы. Так устал, что даже вспотел. Но именно эта усталость принесла ему облегчение – Пшёнка всё-таки заснул, свернувшись клубочком на дне лодки.
Проснулся он от толчка. Лодка остановилась.
Пшёнка вскочил, ожидая увидеть Страну мёртвых и призраков кругом – а увидал берег, на который вынесло лодку, крупную гальку, омытую морем, и хвост Трусишки, свисающий куда-то на другой край острова.
Пшёнка шагнул из лодки на гальку, упал на колени, и его вырвало.
Какое-то время он просто лежал на заветном берегу, не шевелясь и не открывая глаз. Свет Трусишки проникал даже сквозь закрытые веки, и теперь, пожалуй, Пшёнка не постыдился бы обратиться к ней за помощью.
Но ведь рыбачить-то за него она всё равно не будет?..
Пришлось Пшёнке встать и взяться за рыболовные снасти. Обычно рыбу ловят на удочку или сетью; у него же нынче к носу лодки крепилась цепь с крючком на конце, тонкая, но на диво прочная. Звенья в ней соединялись каким-то особенно хитрым образом, и ведьма уверяла, что разнять их не в силах никто.
Во время плаванья цепь лежала свёрнутой на дне лодки. Теперь же Пшёнка развернул её, насадил на крючок жирного шмеля, закинул приманку в воду, уселся поудобнее и стал ждать.
Кажется, он снова задремал.
Во всяком случае, Пшёнка мог бы поклясться, что вот только что вода у острова была спокойной, и ничего в ней не мелькало – и вдруг кто-то рванул верёвку с такой силой, что лодка просто слетела с берега!
Пшёнка упал на дно лодки, расшиб нос и горько пожалел, что сам не проверил цепь на прочность. Ведьма своё дело знала, а всё-таки... Если оборвётся, не видать ему улова... и берега тоже. Против течения-то не выгребешь.
Неведомая рыбина чхать хотела на течение. Вонзившийся в глотку крюк разозлил её, и она, взбесившись, неслась прочь от острова, где сушился Трусишкин хвост, прочь от Края Мира. Лодка неслась за ней с такой скоростью, какой Пшёнка и вообразить бы не смог.
Помнится, он никак не мог взять в толк – с чего бы рыбе уплывать из родных вод?.. Но ведьма разъяснила ему, что рыба с Края Мира, хоть и может побороть течение, через Край перелиться всё-таки боится. И никогда не подплывёт к нему слишком близко. Так ей велит её рыбий инстинкт. А если рыба попадёт в опасность, тут уж инстинкт погонит её от Края как можно дальше, и чем больнее ей будет, тем дальше она уплывёт – ведь для раненой, ослабшей рыбы течение станет опасным, для неё это верная гибель...
– Да чтоб я так ослаб! – стонал Пшёнка, уткнувшись лбом в борт лодки.
Ни встать, ни сесть он не мог – боялся, что сразу выпадет за борт. Проклятая рыбина мотала лодку по всему океану и, вопреки уверениям ведьмы, издыхать вовсе не собиралась.
Да устанет ли она хоть когда-нибудь?!
Оказалось, что да. Не раньше того времени, чем Пшёнка решил, что так и помрёт – но всё же движение замедлилось, рывки стали слабее... И, наконец, лодка остановилась, а цепь провисла, тихо звякнув о доски носа.
Пшёнка поднял голову.
Вдали, в туманной дымке, виднелся берег. Не берег какого-нибудь таинственного острова, где сушат свои хвосты ночные боги, а самая обычная, знакомая, родная Пшёнке земля.
А возле лодки, всплыв кверху зелёным брюхом, покачивалась рыбёшка длиною едва в ладонь.
Почему-то Пшёнке казалось, что ведьма будет ждать его на берегу. Ну, как заведено в древних сказаниях – усталый герой возвращается с подвига, его встречает народ, женщины и дети ликуют...
Ага, как же.
Ведьма не ждала его ни на берегу, ни возле дома – и даже дверь открыла только после нескольких минут остервенелого стука. Прежде Пшёнка ни за что не решился бы так грубо ломиться в ведьминский дом, но рыбалка на Краю Мира – одно из тех событий, после которых становишься другим человеком.
– Да что ж это такое?! – взвыл Пшёнка, когда ведьма наконец соизволила отворить дверь.
Ведьма посмотрела на рыбу, которую сунули прямо ей под нос. На Пшёнку. Снова на рыбу.
– Рыба с Края Мира. Она была тебе нужна, помнишь?
– Конечно, помню! Просто... она...
Пшёнка сбился, растеряв запал. Под взглядом ведьмы он снова почувствовал себя идиотом – и ведь совершенно зря, вот что самое обидное! Любой бы на его месте удивился!
– Просто я думал, что она будет... больше.
– Зачем?
Каким бы странным ни был этот вопрос, Пшёнка ему только обрадовался. Его вдруг осенило.
– А затем, чтобы Богу хватило! – торжествующе выпалил он. – Бог ведь тоже большой, верно? Иначе как бы он мог весь мир осветить!
– Никак, – согласилась ведьма.
И снова выбила у Пшёнки почву из-под ног, добавив:
– Но этой рыбы ему хватит.
– Ну... ладно, – промямлил Пшёнка. – Но как же... не пойму, как она мою лодку таскала, такая мелкая...
Он и не надеялся уже ничего понять, но от ведьмы действительно можно было ждать чего угодно.
– Она сильная. А ты как думал? Чтобы накормить Бога, нужна самая сильная рыба мира. Та, что водится на Краю. Там особая вода, мальчик. Рыба, рождённая в ней, сильнее всех на свете.
Пшёнка благодарно кивнул. И посмотрел на рыбёшку по-новому.
Сначала на рыбёшку, потом – на себя. На людей.
Ведь даже самую сильную рыбу в мире может поймать самый простой человек...
Так уж вышло, что новая дорога началась для Пшёнки в тот момент, когда погибла рыба. Словно крюк, вынутый из её глотки, уцепил Пшёнку под рёбра и потащил в путь.
Сперва он этого не понял. Хотел отдохнуть немного, лёг спать... и ворочался без сна, слушая, как ведьма рвёт на огороде листья какой-то особой травы.
В листья надлежало завернуть рыбу, чтобы к ней не приставали «срединные» запахи. Ведьма делала всё неспешно и обстоятельно, и Пшёнка всё равно не мог тронуться в путь, пока она не закончит – но сон к нему не шёл.
Дорога оказалась той ещё жадиной. Сердце Пшёнки ей, видать, понравилось; и она спешила украсть его вновь.
Пшёнка наколол для ведьмы дров, натаскал воды и готов был уже издохнуть от нетерпения, когда ведьма наконец-то поднесла ему гладкий зелёный свёрток.
– Держи. Дорогу знаешь?
– Да, – Пшёнка кивнул. – И это... спасибо тебе за всё.
Ведьма приняла благодарность с прежним безразличием. Сейчас, впрочем, оно не смущало Пшёнку, не смущало и молчание вместо слов прощанья. Ему не терпелось отправиться в путь. Молчание? Только оно и нужно, зачем зря время терять... И тем неожиданнее были слова ведьмы, настигшие его у самой калитки:
– Молодец, что дров наколол. Сойдёт как плата.
Пшёнка почти не слышал её. Дорожная пыль легла ему под ноги мягче и желаннее драгоценных ковров. Даже ветер дул в спину, подгоняя и напутствуя. Пшёнка шёл, не сбавляя шаг, пока домик ведьмы не скрылся из виду; а потом свернул на обочину и устроился на отдых в кустах. Закутался в одеяло, подложил под голову сумку вместо подушки...
Дорога вернула себе путника. Теперь, пожалуй, можно и поспать.
Уже на самой грани сна Пшёнке вспомнились «прощальные» слова ведьмы. И мурашки пробежали по спине – дрова, значит, сойдут как плата? А если б он не маялся бессонницей и дров не наколол, ведьма стребовала бы с него другую плату? Какую, интересно?!
Наверно, этого было лучше не знать.
Да и не угадаешь ведь...
Пшёнка устроился поудобнее и заснул.
Снились ему рыбы, дерущиеся друг с другом на кулачках.
Проснувшись (и напрочь позабыв драчливых рыб), он вновь тронулся в путь. Его ждала долгая дорога, дольше прежней, до самой серёдки мира, ощетинившейся зубцами великих гор.
Была ли серёдка действительно серёдкой, не знал, пожалуй, никто. Край – другое дело, с ним всё ясно!.. А серёдку как найти? Мир – не соседский двор, его шагами не измеришь. Только и оставалось, что ткнуть пальцем в горы, вставшие подальше от Края, и объявить их серединой. И пристанищем Бога заодно. Днём-то он жил на небе, а ночью где? Что к небу ближе всего?! Горы, конечно!
Родной город Пшёнка обошёл стороной. Наверно, рыбалка на Краю Мира и впрямь изменила его. Раньше он ни за что не устоял бы перед желанием зайти домой, повидать родных и друзей, похвастаться тем, где был и что видел... Да и кто тут устоит?
Пшёнка и сейчас этого хотел. Очень сильно. Но ещё сильнее было тайное, невесть откуда взявшееся знание, говорящее ему – нельзя! В пути назад не оборачиваются! Сперва закончи начатое, а потом уж возвращайся, иначе всё испортишь!
И Пшёнка шёл, не оборачиваясь.
А впереди росли, высились горы, где, по древним преданиям, спал Бог...
Как бы ни были хороши предания, а тропу в горах они найти не помогут.
Старики это знали. И вручили Пшёнке целых три карты, указующих путь к логову Бога. Все три – древние, обветшавшие, хранившиеся в разных городах как зеница ока...
Все три – разные.
Какая-нибудь из них должна была оказаться правильной... наверно.
Пшёнка надеялся на это, сбивая ноги на горных тропах; надеялся, обходя стороной пропасти, на дне которых дремали облака; надеялся, борясь с буйными горными речками; надеялся...
В конце концов, к ведьме-то ему нормальную карту дали! А тут целых три!
Хоть одна должна...
Наверно...
Но три – не тысяча. И настал тот день, когда Пшёнка исходил все тропки со всех трёх карт, а Бога так и не нашёл.
Что ему делать дальше, он не знал. Продолжать поиски наугад? Так до старости по горам шляться можно! Если она будет, эта старость... а то свалишься в какую-нибудь пропасть, и поминай как звали. Облака – они ж только на вид мягкие, а на самом деле их и нет почти, сырость одна сплошная...
Вернуться? Куда? Прийти домой и рассказать о неудаче?! Ну уж нет! Или сбежать в другой город, как можно дальше от дома, и жить всю жизнь под чужим именем? Ещё того не легче.
Пшёнка сидел на камне, вертел в пальцах подаренное Вороном перо, не принёсшее никакой удачи, и проклинал все на свете карты, оказавшиеся ещё бесполезнее древних преданий. Те хоть слушать интересно. И... как там говорили? «От Его логова бегут ночные боги»?
На миг Пшёнка задержал дыхание.
А потом встал и пошёл туда, где небо было темнее всего.
Это место на всех картах рисовали одинаково, хоть и не могли указать к нему дорогу.
Долина, поросшая мягкой травой. И над нею гора с раздвоенной вершиной – словно острые уши торчат.
Пшёнка знал, что не ошибся, и от этого понимания предательски дрожали колени. Никогда в жизни он не видал такого чёрного, опустевшего неба, с которого сбежали все ночные боги... на которое страшно было смотреть. Тьма над головой немного напоминала бездну океана и немного – темноту погреба, где ни зги без свечки не разглядишь. Но Пшёнка видел – вот что было удивительнее всего! – ясно видел и пушистую траву, и «ушастую» гору.
Тьма почему-то не спешила опускаться с небес на долину. Бежала от неё не хуже ночных богов.
Пшёнка пошёл вокруг долины, путаясь в траве. Сейчас ему не верилось, что поиск подходит к концу, но что это меняло?.. Вот гора, вот долина... а вот и спуск в пещеру, слишком светлую для того, чтобы оказаться простым подземельем.
Сперва Пшёнке показалось, что пещера пуста. Мох на полу и на стенах, каменные «сосульки» на потолке, причудливые колонны, исходящий непонятно откуда свет...
Потом он заметил спящего во мху зверька.
Зверёк был крохотный – одной ладонью поднять можно. Остроухий, усатый, с пушистой светлой шёрсткой и небольшим хвостом. Хвост тоже порос шерстью – в отличие от голых хвостов ночных богов.
Но разве это Бог?!
Такой... маленький... Беспомощный и слабый. Правда, шёрстка у него чуть светилась, но разве этого света хватит на весь мир? Это просто звериный детёныш. А может, он действительно был Богом, но за время долгого сна растерял всю свою силу?!
Тогда всё пропало.
Пшёнка мог бы пожалеть себя, зря проделавшего такой путь, мог пожалеть мир, навек оставшийся без света; но почему-то ему стало жаль зверька. Такой маленький... и, похоже, одинокий.
Пшёнка протянул руку и осторожно погладил малыша, удивившись тому, какое тепло от него исходит. Зверёк тихо заурчал, открывая голубые глаза, посмотрел на Пшёнку, зевнул и облизнулся.
Старики говорили – голубым было дневное небо...
– Хочешь есть, да?
Поколебавшись, Пшёнка вытащил из сумки рыбу. Всё равно он не знает, где ещё искать Дневного Бога. А если этот зверёныш и есть бывший Бог – что ж, тогда рыба ему и предназначалась.
Урчание стало громче. Зверёк потянулся, смешно выгнув спину дугой, и с любопытством принюхался к свёртку. Пшёнка едва успел развернуть листья, как зверёк жадно вцепился рыбе в бок. Сколько ж он не ел? И где, в самом деле, его мама?!
Зверёк ел... и менялся. Потихоньку, медленно, сперва незаметно... но сначала он был чуть ли не меньше рыбы, а вот уже полбока за раз ей откусил! Распушился хвост, округлились бока, и шерсть стала светиться ярче.
На Бога он всё ещё не походил, но и на детёныша – тоже.
Последним в зубастой пасти исчез рыбий хвост. Зверь уже был ростом Пшёнке до пояса – и продолжал расти. Больше, ещё больше... Свет залил всю пещеру, превратив камень в чистое золото. Тепло тоже усилилось, стало жаром, который не обжигал, а согревал всё тело, проникал внутрь, грел даже косточки... даже сердце.
Зверёныш или Бог? Шерсть или лучи?.. В пещере уже не оставалось места. Пшёнка чувствовал, что тает от тепла, растворяется в этом сиянии, которого – как можно было усомниться?! – хватит на весь мир. И стать его частичкой – счастье, блаженство, равного которому представить нельзя...
Ночные боги в страхе покидали небо, бежали на Край Мира и ещё дальше.
Над горами занимался рассвет.
Где-то на берегу океана, среди бесчисленных рек, ручьёв и заливчиков ведьма, выйдя на порог своего дома, смотрела в небо.
Рассвет ещё не добрался сюда. Ночные боги из серёдки не успели добежать на Край, и местные обитатели небес были спокойны. Лишь Трусишка начала беспокоиться – как всегда, первая из всех.
А ведьма стояла и смотрела в небо.
– Верни мне мою ночь, – шептала она. – Хватит. Я поняла, что настоящей тьмы не бывает без света. Радуй своими лучами одних, слепи глаза другим, лелей урожай или жги леса, делай что хочешь, но потом верни мне мою ночь и мою силу – и, клянусь, я больше никогда не спою тебе колыбельную...
Над океаном в панике металась Трусишка, позабыв про свой хвост.
Мир ликовал, дождавшись возвращения Бога.
Старики перестали сидеть по домам у печей. Теперь они проводили время на улице, наслаждаясь светом, который не видали с поры своей юности. Нынешней же молодёжи всё это было в диковинку, и от счастья они совсем одурели. Взрослые – тоже, но старались хоть как-то держать себя в руках. Делами-то кто будет заниматься?..
А дел стало много. Из старых сундуков и тайных ухоронок вынимались семена растений, не переживших ночь. Пришла пора вновь их сажать. Свадьбы игрались одна за другой, и все надеялись стать первыми, в чьей семье родится ребёнок.
Да, люди были счастливы. Почти все.
А где-то в этом счастливом мире, возле самого обычного города, на краю пшеничного поля сидела женщина в чёрном платье.
Никто сейчас не носил чёрного – зачем?.. Это был цвет ночи, а о ней не хотелось вспоминать. Когда пришёл рассвет, женщина с поля тоже не носила чёрного. Она надевала лучшие платья, вплетала в волосы яркие ленты и вместе с соседями шла к городским воротам. Все они ждали возвращения героя, вернувшего миру день. Но герой не шёл, и люди перестали ходить к воротам. Теперь у дороги стояла лишь одна женщина.
Потом перестала приходить и она.
Чёрное платье вовсе не было знаком траура, как полагали соседи. Просто эта женщина и её муж были единственными людьми в городе, которым не хотелось забывать ночь. Всё-таки тогда с ними был их сын.
Что толку стоять на обочине и слушать шепотки соседей, пришедших на неё поглазеть?.. Это не приблизит возвращения сына. Ничто его не приблизит, как ты ни жди. Мальчик в обмен на солнце – малая плата, но только не для матери.
Что толку стоять на обочине?.. День – время труда и многих хлопот. Женщина работала в поле, сажала вместе со всеми растения, давшие когда-то имя её сыну. А когда сев закончился, сидела на краю поля. Ждала.
Чёрное поле, зелёное поле, золотое поле... Ростки взошли, вытянулись и заколосились. Скоро придёт время собирать урожай. Потом зерно перемелют в муку и будут печь хлеб – самую вкусную пищу на свете.
Женщина, не уходившая с поля, знала, что хлеб покажется ей безвкусней лишайников.
Ветер лениво шевелил колосья пшеницы и волосы женщины, не видя между ними разницы. Да и не было её, считай – женщина казалась вросшей в землю крепче пшеницы... крепче вековых дубов, что росли поодаль.
Небо над её головой сияло лазурью и золотом. Облака не спешили ластиться к Дневному Богу, но почему-то на женщину упала тень.
– Здравствуй, Ворон, – не оборачиваясь, сказала она.
– Здравствуйте...
Странный у него был нынче голос, у мальчика, разделившего с ней ожидание. Даже муж не спешил приходить к ней на поле, глушил печаль, с головой уйдя в работу – а Ворон приходил. Не каждый раз, но приходил.
Но голос у него нынче был странный...
– Что-то случилось?
– Вот. Смотрите... в пшенице нашёл.
Женщине всё-таки пришлось обернуться.
– Что это?! Ведь это... ты же отдавал ему... тогда?
Седой юноша с птичьим именем кивнул, серьёзно сдвинув брови.
На его ладони лежало чёрное воронье перо.
@темы: разное
Live to tell the tale.
Старые стихотворения. Второе - 2017 года, первое написано не только где-то там, но и когда-то тогда, в неизвестной древности.
Перетащу их сюда.Почему сразу нельзя было так сделать, отдельный вопрос.
Где-то там...Где-то там,
над пустынной равниной,
прозвенела однажды луна.
Где-то там,
ночью длинной... длинной,
пробудился дракон ото сна.
Его крылья, что гор не меньше,
закрывают собой небеса;
если б я была менестрельшей,
я бы верила в чудеса.
Вот рассвет занялся над равниной,
и звенит не луна - клинок.
Чуда нет; в сказке длинной-длинной
ты останешься одинок.
Лишь легенда, лишь сказка... так что же?
Почему бы тебе и не жить?
Потому что поверят - а позже
пожелают легенду убить.
Что им крылья, что гребень шипастый,
что твои колдовские глаза?..
Их пугает огонь в твоей пасти
и страшит твоя власть в небесах.
Я не верю,
не смею поверить.
Я не смею тебя погубить.
Где-то там,
в сказке длинной... длинной,
спит дракон. И светит луна.
Колыбельная
Там, где спят драконы, зарождается рассвет.
Там, где спят драконы, ни земли, ни моря нет.
Только небо, только тучи, только юная заря.
Кто разбудит их? Не знаю. Если повезёт, то я.
читать дальше
Вечно спят драконы. Снится им наш мир.
Может, Прадракон во сне его родил?
Может, наши звёзды - искры их дыханья?
Может быть, драконы - основа мирозданья?..
Говорят, драконы спят на горах злата.
А по правде никакого ложа им не надо.
Там, где спят драконы, начинается заря,
а спать на бликах солнца, поверьте мне, нельзя...
Облака попрятались под кожистые крылья.
Носят в себе капли. Дождь зреет в Междумирье.
Мне б узнать одно - какого цвета их глаза.
Как небо? Море? Пламя? А может, как гроза?..
Что на нас посмотрит, когда мы их разбудим?
Кем в драконьем мире станут люди?
...я не знаю, честно. И облака молчат.
А драконы...
Там, где мы рождаемся, драконы спят.
Перетащу их сюда.
Где-то там...Где-то там,
над пустынной равниной,
прозвенела однажды луна.
Где-то там,
ночью длинной... длинной,
пробудился дракон ото сна.
Его крылья, что гор не меньше,
закрывают собой небеса;
если б я была менестрельшей,
я бы верила в чудеса.
Вот рассвет занялся над равниной,
и звенит не луна - клинок.
Чуда нет; в сказке длинной-длинной
ты останешься одинок.
Лишь легенда, лишь сказка... так что же?
Почему бы тебе и не жить?
Потому что поверят - а позже
пожелают легенду убить.
Что им крылья, что гребень шипастый,
что твои колдовские глаза?..
Их пугает огонь в твоей пасти
и страшит твоя власть в небесах.
Я не верю,
не смею поверить.
Я не смею тебя погубить.
Где-то там,
в сказке длинной... длинной,
спит дракон. И светит луна.
Колыбельная
Там, где спят драконы, зарождается рассвет.
Там, где спят драконы, ни земли, ни моря нет.
Только небо, только тучи, только юная заря.
Кто разбудит их? Не знаю. Если повезёт, то я.
читать дальше
Вечно спят драконы. Снится им наш мир.
Может, Прадракон во сне его родил?
Может, наши звёзды - искры их дыханья?
Может быть, драконы - основа мирозданья?..
Говорят, драконы спят на горах злата.
А по правде никакого ложа им не надо.
Там, где спят драконы, начинается заря,
а спать на бликах солнца, поверьте мне, нельзя...
Облака попрятались под кожистые крылья.
Носят в себе капли. Дождь зреет в Междумирье.
Мне б узнать одно - какого цвета их глаза.
Как небо? Море? Пламя? А может, как гроза?..
Что на нас посмотрит, когда мы их разбудим?
Кем в драконьем мире станут люди?
...я не знаю, честно. И облака молчат.
А драконы...
Там, где мы рождаемся, драконы спят.
@темы: стихи
среда, 20 июля 2016
Live to tell the tale.
Неделю назад оборотень отчаянно страдал бессонницей. Не зная, как скоротать время до утра, он спёр позаимствовал у Катеньки (синяя сойка) идею оборотных сказок. И написал...
...нечто странное. Нет, ну а что ещё можно написать во время бессонницы?
Говорят, есть на свете замок, где никто не спит вот уже целую сотню лет.
Говорят, что весь он опутан колючими зарослями. А может, паутиной.
Иногда ещё говорят, что на самом деле это - пряжа. Сотни, тысячи миль пряжи, свившейся в причудливые клубки и узоры, надёжно укрывшей замок от посторонних глаз.
Говорят...
Сто лет назад у короля с королевой родилась дочь. Маленькая принцесса, прекрасная, как первый луч солнца. На её крестины позвали семь добрых фей, а восьмая - почему-то забытая - явилась без приглашения.
- Принцесса уколет себе руку веретеном и от этого умрёт! - так проскрежетала сквозь зубы фея, которую отнюдь не сделала добрее людская забывчивость.
- Вовсе нет! - воскликнула другая фея, юная и никем ещё не обиженная. - Принцесса не умрёт, а всего лишь заснёт и будет спать сто лет, пока её не разбудит прекрасный принц!
Девятая фея чем-то была похожа на восьмую. Она всегда оставалась без приглашений, любила являться незваная... но обижаться разучилась много веков назад. А может, никогда и не умела. Девятая фея стояла возле колыбельки, не видимая никем, кроме принцессы, и крутила в руках веретено, служившее ей так же верно, как иным феям - волшебная палочка.
- А может, всё было наоборот?.. - задумчиво сказала девятая фея.
И вот уже сотню лет не спит замок.
читать дальшеНе спят придворные дамы, увлечённые дворцовыми сплетнями. Не спят важные министры - они обсуждают политику, им доверены все государственные тайны. Не спят повара и слуги, не спят маленькие пажи, не спит конюх и его лошади. Все заняты работой. Бодрой, деятельной, не прекращающейся ни на миг.
О, лучше бы они спали!..
Жизнь без отдыха, без драгоценного покоя сама становится похожа на сон. На тягучий, тёмный, удушающий ночной кошмар. Солнце ли на небе? Луна? Звёзды?.. Всё это - очи безумия, взирающие на неспящих с высоты. Нет больше дня, ночи, нет времени. Вечность едина с мгновением, и в этом тягостном существовании нет места светлым мыслям.
- Я хочу умереть, - шепчет служанка, судорожно сжимая истрёпанную метлу. Вот уже третий год она метёт один и тот же участок пола. Коридоры всегда чисты, их убирают днём и ночью, но бросать работу нельзя. Служанка приходит в загаданное место и метёт, метёт... пока на её метле не сотрутся все прутья. Что такое сон, она давно забыла. Что такое смерть - ещё помнит.
- Я хочу умереть... - бормочет повар, уставившись в очаг, где догорают обломки королевского трона. Все деревья в окрестностях замка изрубили на дрова ещё сорок лет назад. Над царственным огнём обугливается фазан. Заметил ли это повар?.. Да. Видит ли он смысл снять птицу с вертела? Нет; как не видит и разницы между завтраком, обедом и ужином. На первое он подаёт суп из сырых шампиньонов, на второе - оставшиеся от фазана угольки, на третье - бисквитный торт в мясном соусе. В маленьком мирке, где нет времени, границы стираются одна за другой.
- Вы знаете... - одна из придворных дам вдруг прерывает щебечущую беседу. Улыбается подругам нервной, измученной и невыразимо искренней улыбкой. - Знаете, я хочу умереть. Это так славно, не правда ли?
Прочие дамы одобрительно кивают и поддакивают. Одни и те же сплетни на целую сотню лет - как тут жить без отвращения?..
Конюх в конюшне молча вздыхает и потирает грудь. Его только что лягнула Звёздочка, кобылка, бывшая когда-то тихой, ласковой и послушной. Лошади нервничают. Они, как и люди, устали за этот век.
- Я хочу умереть! - кричит в небо старший паж, раскинув руки. Он гуляет по крышам с дворцовыми кошками. Он почти свободен.
Под ногами пажа и под лапами кошек, под красными плитками черепицы скрыта каморка. Слуги попытались украсить её, принесли вышитые шёлком гобелены и душистые цветы в вазах, зажги свечи в золотых канделябрах, но от этого тесная каморка на чердаке не перестала быть каморкой. В центре её, там, куда падает луч света из круглого чердачного окошка, стоит массивное кресло.
В кресле сидит принцесса.
Сотню лет назад она была прекрасна, как утренняя заря. Сейчас её лицо осунулось и побледнело, под глазами залегли тёмные круги, а сами глаза покраснели от усталости. Весь этот век принцесса прядёт пряжу. Веретено пляшет в её руках, не оставляя ни укола, ни царапинки. Шерстяные нити мягко падают к ногам принцессы. Из комнаты они тянутся вниз по лестнице, дальше и дальше, сквозь все двери и окна. Пряжа опутывает дворец серым коконом, похожим издали на паутину. На первый взгляд нитки не кажутся прочной преградой, но что, если их будет сотни миль? Тысячи?..
Ни один принц не придёт сюда. Им подавай драконов, великанов, на худой конец - тернистые заросли. Опасность! Кровь!.. Вот стихия принцев. Бороться же с клубками шерсти они не приучены. С шерстью должны возиться женщины. И портные.
Близится срок, когда сын портного войдёт в шерстяной лабиринт. Он достанет из кармана большие ножницы, щёлкнет ими - и все преграды рассыплются перед ним. Шерстяные завитки и петли приведут сына портного в башню, где томится принцесса. Он бережно вынет веретено из её рук, и покраснев от смущения, поцелует девушку в губы...
Тогда принцесса заснёт.
Веретено упадёт на пол.
Заснёт и сын портного, склонив голову на колени принцессе. Кошки на крыше соберутся в кучу и накроют пажа живым пушистым одеялом, и заснут вместе с ним. На охапке сена в конюшне заснёт конюх. Заснёт повар на полу возле очага, и очаг впервые за сто лет остынет...
И все они наконец-то выспятся.
...нечто странное. Нет, ну а что ещё можно написать во время бессонницы?
Говорят, есть на свете замок, где никто не спит вот уже целую сотню лет.
Говорят, что весь он опутан колючими зарослями. А может, паутиной.
Иногда ещё говорят, что на самом деле это - пряжа. Сотни, тысячи миль пряжи, свившейся в причудливые клубки и узоры, надёжно укрывшей замок от посторонних глаз.
Говорят...
Сто лет назад у короля с королевой родилась дочь. Маленькая принцесса, прекрасная, как первый луч солнца. На её крестины позвали семь добрых фей, а восьмая - почему-то забытая - явилась без приглашения.
- Принцесса уколет себе руку веретеном и от этого умрёт! - так проскрежетала сквозь зубы фея, которую отнюдь не сделала добрее людская забывчивость.
- Вовсе нет! - воскликнула другая фея, юная и никем ещё не обиженная. - Принцесса не умрёт, а всего лишь заснёт и будет спать сто лет, пока её не разбудит прекрасный принц!
Девятая фея чем-то была похожа на восьмую. Она всегда оставалась без приглашений, любила являться незваная... но обижаться разучилась много веков назад. А может, никогда и не умела. Девятая фея стояла возле колыбельки, не видимая никем, кроме принцессы, и крутила в руках веретено, служившее ей так же верно, как иным феям - волшебная палочка.
- А может, всё было наоборот?.. - задумчиво сказала девятая фея.
И вот уже сотню лет не спит замок.
читать дальшеНе спят придворные дамы, увлечённые дворцовыми сплетнями. Не спят важные министры - они обсуждают политику, им доверены все государственные тайны. Не спят повара и слуги, не спят маленькие пажи, не спит конюх и его лошади. Все заняты работой. Бодрой, деятельной, не прекращающейся ни на миг.
О, лучше бы они спали!..
Жизнь без отдыха, без драгоценного покоя сама становится похожа на сон. На тягучий, тёмный, удушающий ночной кошмар. Солнце ли на небе? Луна? Звёзды?.. Всё это - очи безумия, взирающие на неспящих с высоты. Нет больше дня, ночи, нет времени. Вечность едина с мгновением, и в этом тягостном существовании нет места светлым мыслям.
- Я хочу умереть, - шепчет служанка, судорожно сжимая истрёпанную метлу. Вот уже третий год она метёт один и тот же участок пола. Коридоры всегда чисты, их убирают днём и ночью, но бросать работу нельзя. Служанка приходит в загаданное место и метёт, метёт... пока на её метле не сотрутся все прутья. Что такое сон, она давно забыла. Что такое смерть - ещё помнит.
- Я хочу умереть... - бормочет повар, уставившись в очаг, где догорают обломки королевского трона. Все деревья в окрестностях замка изрубили на дрова ещё сорок лет назад. Над царственным огнём обугливается фазан. Заметил ли это повар?.. Да. Видит ли он смысл снять птицу с вертела? Нет; как не видит и разницы между завтраком, обедом и ужином. На первое он подаёт суп из сырых шампиньонов, на второе - оставшиеся от фазана угольки, на третье - бисквитный торт в мясном соусе. В маленьком мирке, где нет времени, границы стираются одна за другой.
- Вы знаете... - одна из придворных дам вдруг прерывает щебечущую беседу. Улыбается подругам нервной, измученной и невыразимо искренней улыбкой. - Знаете, я хочу умереть. Это так славно, не правда ли?
Прочие дамы одобрительно кивают и поддакивают. Одни и те же сплетни на целую сотню лет - как тут жить без отвращения?..
Конюх в конюшне молча вздыхает и потирает грудь. Его только что лягнула Звёздочка, кобылка, бывшая когда-то тихой, ласковой и послушной. Лошади нервничают. Они, как и люди, устали за этот век.
- Я хочу умереть! - кричит в небо старший паж, раскинув руки. Он гуляет по крышам с дворцовыми кошками. Он почти свободен.
Под ногами пажа и под лапами кошек, под красными плитками черепицы скрыта каморка. Слуги попытались украсить её, принесли вышитые шёлком гобелены и душистые цветы в вазах, зажги свечи в золотых канделябрах, но от этого тесная каморка на чердаке не перестала быть каморкой. В центре её, там, куда падает луч света из круглого чердачного окошка, стоит массивное кресло.
В кресле сидит принцесса.
Сотню лет назад она была прекрасна, как утренняя заря. Сейчас её лицо осунулось и побледнело, под глазами залегли тёмные круги, а сами глаза покраснели от усталости. Весь этот век принцесса прядёт пряжу. Веретено пляшет в её руках, не оставляя ни укола, ни царапинки. Шерстяные нити мягко падают к ногам принцессы. Из комнаты они тянутся вниз по лестнице, дальше и дальше, сквозь все двери и окна. Пряжа опутывает дворец серым коконом, похожим издали на паутину. На первый взгляд нитки не кажутся прочной преградой, но что, если их будет сотни миль? Тысячи?..
Ни один принц не придёт сюда. Им подавай драконов, великанов, на худой конец - тернистые заросли. Опасность! Кровь!.. Вот стихия принцев. Бороться же с клубками шерсти они не приучены. С шерстью должны возиться женщины. И портные.
Близится срок, когда сын портного войдёт в шерстяной лабиринт. Он достанет из кармана большие ножницы, щёлкнет ими - и все преграды рассыплются перед ним. Шерстяные завитки и петли приведут сына портного в башню, где томится принцесса. Он бережно вынет веретено из её рук, и покраснев от смущения, поцелует девушку в губы...
Тогда принцесса заснёт.
Веретено упадёт на пол.
Заснёт и сын портного, склонив голову на колени принцессе. Кошки на крыше соберутся в кучу и накроют пажа живым пушистым одеялом, и заснут вместе с ним. На охапке сена в конюшне заснёт конюх. Заснёт повар на полу возле очага, и очаг впервые за сто лет остынет...
И все они наконец-то выспятся.
@музыка: The 69 Eyes - Never
@темы: разное
среда, 22 июня 2016
Live to tell the tale.
Стишонок про ЛунуСкажи, ты хочешь прогуляться по Луне?..
Нет, не по той, что светит нам ночами.
Пойдём на ту, что появляется во сне,
туда, где серебро сияет под ногами.
Не верь, что Солнце отражается в Луне,
не верь, что мы придём на мёртвую планету.
Луна всем телом дышит, отвечая мне,
и наполняется холодным звёздным светом.
26.03.16
С неделю назад ко мне внезапно подкралась меланхолия. Как подкралась, так и "укралась" обратно...
Но немного слов оставила.
Кто-то дракон, а кто - сойка. Все улетают на юг.
Я остаюсь. Мне под лапы ложится земля.
Рельсы, дороги, трава, перелески, поля...
Меня и Летящих с пути никогда не собьют.
Только путь разный. Тот ветер, что шерсть ворошит,
не ляжет под крылья другим. И мне не взлететь.
И не родиться из пепла. Вот разве что только сгореть...
Но сердце свернуть не даёт. Упорно в такт рельсам стучит.
Под лапами - лёгкая пыль, на сердце - такая же грусть.
А в небе расправлены крылья. Их никому не сдержать,
и ветер зовёт вслед за ними вприпрыжку бежать,
но я не могу. Мне с дороги уже не свернуть.
Никогда, никуда не свернуть...
Нет, не по той, что светит нам ночами.
Пойдём на ту, что появляется во сне,
туда, где серебро сияет под ногами.
Не верь, что Солнце отражается в Луне,
не верь, что мы придём на мёртвую планету.
Луна всем телом дышит, отвечая мне,
и наполняется холодным звёздным светом.
26.03.16
С неделю назад ко мне внезапно подкралась меланхолия. Как подкралась, так и "укралась" обратно...
Но немного слов оставила.
Кто-то дракон, а кто - сойка. Все улетают на юг.
Я остаюсь. Мне под лапы ложится земля.
Рельсы, дороги, трава, перелески, поля...
Меня и Летящих с пути никогда не собьют.
Только путь разный. Тот ветер, что шерсть ворошит,
не ляжет под крылья другим. И мне не взлететь.
И не родиться из пепла. Вот разве что только сгореть...
Но сердце свернуть не даёт. Упорно в такт рельсам стучит.
Под лапами - лёгкая пыль, на сердце - такая же грусть.
А в небе расправлены крылья. Их никому не сдержать,
и ветер зовёт вслед за ними вприпрыжку бежать,
но я не могу. Мне с дороги уже не свернуть.
Никогда, никуда не свернуть...
@темы: стихи
вторник, 22 марта 2016
00:55
Доступ к записи ограничен
Live to tell the tale.
Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра
понедельник, 08 февраля 2016
Live to tell the tale.
Фичок по World of Warcraft. С андедами и ООС.
Действующие лица -почти ОСы, леди Сильвана Ветрокрылая, чуток Агата и Мортий мимо пробегал.
Над Тирисфалем взошла луна.
Под сенью деревьев стыдливо укрылись дома - ветхие, старые, почти заброшенные. В них не было мрачной красоты местных посёлков; не было и следов хозяйской заботы, отличающей хороший дом. Здесь жили люди, и - по мнению многих - из Тирисфальских лесов им стоило поскорее убраться.
Меж домов раскинулись огороды. Пока они ещё приносили хороший урожай, но тот день, когда на здешней земле не взойдёт ничего, кроме сорняков, неумолимо приближался. Сейчас огороды пустовали. С наступлением вечера все, даже самые трудолюбивые фермеры укрылись в своих домах. Почти все они уже спали, и лишь в нескольких окнах тускло брезжил свет.
За одним из этих окон готовилась к ужину усталая женщина. Она словно ждала кого-то, ждала давно и безнадёжно - поставив на стол одну тарелку, женщина тут же потянулась за другой, но в последний миг отдёрнула руку. И глянула на посудную полку так хмуро, словно та была виновата во всех её несчастьях.
Читать дальше?Наконец стол был накрыт, а тыквенная похлёбка налита в миску. Огонь в очаге весело трещал, разгоняя тьму в доме - но не за окном. Хозяйка уселась на колченогий табурет, взяла в руки ложку... и тут в дверь постучали.
Устало вздохнув, женщина пошла к двери. На её лице застыло сварливое выражение, она явно собиралась выбранить незваного гостя, а то и выгнать его, но забыла об этом, как только увидела, кто стоит на пороге.
- Марвин!.. - женщина побледнела и, не сводя с гостя глаз, осела на скамью у стены. - Марвин, ты... ты...
Последнее слово застряло у неё в горле. Стоящего на пороге человека никак нельзя было назвать живым. Болезненно-зелёная кожа, язвы на щеках, гниющая плоть... Левая рука так и вовсе болталась на обрывках жил, грозясь оторваться.
Жуткий мертвец почему-то не стремился вламываться в дом, нападать на беззащитную хозяйку и творить прочие чёрные дела. Он смущённо топтался у входа, здоровой рукой прижимая к груди шляпу.
- Здравствуй, Дженис, - наконец выговорил он. - А я вот... пришёл к тебе. Ты меня впустишь?
- Конечно, - на глаза женщины навернулись слёзы. - Конечно, впущу. Это же твой дом, Марвин!
Марвин переступил порог. Дженис встала со скамьи, всё ещё глядя на него - и вдруг оживилась, захлопотала, словно ей каждый день доводилось принимать в гостях восставших мертвецов.
- Ты не стой столбом, садись ужинать! - тараторила она, доставая с полки посуду. - Я как раз похлёбку сварила, тыквенную, как ты любишь... В этом году хороший урожай тыкв, Марвин. Хоть каждый день ешь!
- Вот как, - осторожно сказал мертвец. - Так значит, у тебя всё в порядке, Дженис? Я так рад...
Дженис замерла, не донеся до стола горшок с похлёбкой.
- Не в порядке, - сказала она после долгой паузы. - Что у меня может быть в порядке, Марвин? Я же думала, что ты умер...
Марвин неловко кашлянул.
- Но я правда умер.
- Да уж вижу! - фыркнула Дженис. - Ох, а что у тебя с рукой?! Я могу помочь тебе чем-нибудь?
Женщина привычно потянулась к резному деревянному сундучку. Здесь хранились целебные травы, бинты и зелья; в былые дни этот сундучок не раз выручал и саму Дженис, и её бестолкового мужа...
- Нет-нет, что ты! Человеческие снадобья теперь для меня бесполезны, - охотно пустился в разъяснения Марвин. - Здесь нужен гробовщик. Он пришьёт мне руку или подберёт по размеру новую...
Заметив, как побледнела Дженис, мертвец оборвал свой монолог.
- Прости.
- Главное, что ты вернулся, глупый, - вздохнула женщина. - Давай ужинать, а то похлёбка совсем остынет.
И они сели за стол. Ел, впрочем, только Марвин, Дженис же смотрела ему в рот, подперев щёку рукой. Мужчина медленно и вдумчиво зачёрпывал похлёбку, подносил ложку ко рту, не спешил глотать - старался вспомнить вкус своего любимого блюда.
- Нравится? - спросила Дженис, улыбаясь.
- Сейчас я чаще ем похлёбку из тараканов, - неохотно признался Марвин. - Но и твоя ничуть не хуже, чем прежде...
Вдруг Дженис разрыдалась, горько, взахлёб, не скрывая слёз. Марвин вскочил с табурета, обогнул стол, стремясь обнять жену и утешить, но в последний миг отшатнулся, не решаясь к ней прикасаться.
Дженис же это не заботило. Она притянула мужа к себе и прижалась к его груди, продолжая всхлипывать.
- Ты дурень, Марвин, ты такой дурень!.. - бормотала сквозь слёзы измученная женщина. - Где ты был столько времени? Почему не возвращался? Я ведь думала, что ты умер. Думала, что никогда больше тебя не увижу. Если б знала, где твоя могила, попросила бы кого-нибудь закопать меня рядом... А ты, оказывается, все эти годы шлялся где-то с Отрекшимися! Ну почему ты даже весточку мне не подал, не сообщил о том, что ты жив?!
Марвин перебирал костистыми пальцами волосы Дженис, так бережно прикасаясь к каждой пряди, словно они были сделаны из чистейшего серебра. Да и на самом деле в них блестело немало серебра, время щадило живых не больше, чем мёртвых...
- Потому что я не жив, Дженис, - глухо сказал мертвец. - И не могу вернуться к прежней жизни, даже если хочу этого. Зачем тебе муж, от которого пахнет гнилью? Чтобы развести червей в супружеской постели? Как я мог показаться тебе на глаза, Дженис?!
- Но ведь показался же, - женщина подняла на мужа красные, опухшие от слёз глаза. - Почему сегодня ты решился ко мне прийти? Что-то изменилось?
- Изменилось, - неохотно признался Марвин. - За мной гонятся... и ещё я хотел попрощаться.
- Попрощаться?.. Гонятся? Но кто?!
- Алый орден, конечно же, - пожал плечами Марвин. - Мало кто отваживается нападать на Отрекшихся в Тирисфальских лесах!.. Но я был слишком неосторожен и попался рыцарям на глаза, а они не захотели упускать лёгкую добычу.
- Значит, ты пришёл ко мне, чтобы скрыться, - печально вздохнула Дженис. - А потом ты вернёшься в Подгород, так?
- Нет. Я иду в Серебряный бор.
- Да ведь он к югу отсюда!..
Марвин не удержался и нежно погладил жену по щеке.
- А я попрощаться пришёл, как и говорил тебе. Все эти годы я жил совсем рядом, думал, написать тебе или нет, боялся напугать... А теперь Тёмная Госпожа, - мертвец почтительно склонил голову, упомянув королеву, - призывает нас на войну с воргенами. На этой войне то, что осталось от моей жизни, может вновь оборваться. Я махнул на всё рукой и решил, что должен тебя увидеть. Вот и все дела, Джейни.
- Наконец-то ты начал думать своими мёртвыми мозгами, - усмехнулась женщина. - И что теперь? Когда ты уходишь?
- Завтра утром, - Марвин замялся. - Если ты разрешишь мне переночевать, конечно... и у тебя найдётся лишнее одеяло...
- Не найдётся, - решительно сказала женщина. - Ничего, ляжешь в постель, пара-тройка червей меня точно не испугает.
Услыхав это, Марвин как открыл рот, так и не закрыл. И ничего не выговорил, стоял столбом и хлопал глазами, пока Дженис суетилась, собирая его в дорогу. Хлопоты по хозяйству, равно как и насмешки над мужем, всегда помогали ей сохранить самообладание... вот только мужа долгие годы она была лишена.
Расстелив постель, Дженис спустилась в погреб, чтобы собрать мужу еды в дорогу. Из открытого люка доносилось её сердитое ворчание - тараканами, мол, сыт не будешь! - а Марвин всё ещё стоял посреди комнаты и оглядывался по сторонам.
Вновь сесть на табурет он не решился.
Марвин чувствовал себя... грязным. Зачумлённым, как те несчастные мишки, что бродили вокруг Бастиона. Казалось, что от одного его присутствия старый дом может прогнить - в углах прорастут поганки, стены покроются ядовитой плесенью, а потолок однажды обрушится бедной Джейни на голову. Починить разрушенное будет некому, ведь он, Марвин, уйдёт; а изгнать заразу из стен - и того подавно. Не помогут ни молитвы, ни душистые травы Дженис...
И как тут было не взглянуть на сундучок? Он стоял себе на полке - а сбоку на резном дереве виднелись следы клыков. Марвин помнил, как это было, он вообще слишком много помнил для мертвеца. А в тот день он едва вернулся с охоты, как в их дом ворвался голодный, привлечённый запахом крови медведь... Марвин с перепугу огрел его по морде первым, что попалось под руку, тем самым сундучком. А Джейни подхватила оставленное в углу ружьё и выстрелила, и лишь благодаря ей Марвин не стал мёртвым уже в тот день. До чего же она тогда была напуганная, взъерошенная, неуклюжая с этим ружьём в руках... и храбрая.
Ружьё тоже до сих пор было здесь. Оно висело над камином, заржавевшее и нечищеное, но - проверил интереса ради Марвин - заряженное! От кого же Джейни отстреливается? От его братьев-Отрекшихся?!
Марвин предпочёл бы думать, что это были гигантские пауки, безмозглые зомби или псы Тьмы. Да. А он наконец-то дома. Возможно, в мире живых ему больше и нет места - но в сердце жены почему-то есть, и кто он такой, чтобы с ней спорить?
Дженис, с которой не стоило спорить, как раз вылезала из погреба с полной котомкой еды. Она сразу заметила перемену в Марвине и радостно улыбнулась ему.
- Джейни, я... я... - начал мертвец.
Он сам ещё не знал, что собирается сказать. Что не пойдёт в Серебряный бор, рискуя навлечь на себя гнев королевы банши? Останется здесь, будет помогать Дженис по хозяйству и сажать тыквы, пока его не заколют вилами перепуганные соседи?.. Наверно, стоило просто сказать, что он любит жену. Но Марвин не успел сделать и этого - в дверь постучали второй раз за вечер.
- Кто там? - хором спросили супруги. Дженис сердито шикнула на Марвина, да он и сам уже понял, что поступил глупо.
- Кто там? - повторила женщина, неспешно подходя к двери. Марвин тем временем тихо отступил к открытому люку погреба. Из-за двери донеслось властное:
- Отворите, во имя Света!
Дженис не интересовал Свет, Тьма и рассветные звёздочки. Дженис хотела, чтобы Марвин поскорее убрался в подвал, а там уже можно подумать, отворять гостям или нет; но она забыла задвинуть засов, когда пришёл Марвин, и дверь, не выдержав излишне усердного стука, отворилась.
- Добрый вечер, хозяюшка... - рыцарь Алого ордена без спросу переступил порог и удивлённо огляделся. - А где же твой муж? Из-за двери я слышал два голоса.
- Вам, видно, послышалось, сэр, - тихо ответила Дженис. Она стояла как раз между дверью и люком, в котором изваянием застыл Марвин. Пока что рыцарь не заметил его, но надолго ли это?..
- Послышалось, говоришь? - нахмурился гость. - А не видела ли ты, добрая женщина, чего-нибудь странного? Исчадия Тьмы, ожившие мертвецы здесь не появлялись?
- Нет, сэр.
- Вот, значит, как... Ничего странного нынче не происходило, и второй голос мне послышался... А почему же тогда у тебя на столе стоят две миски вместо одной?
Рыцарь сделал шаг в сторону, чтобы обогнуть застывшую Дженис - и увидел Марвина.
- Мерзкая тварь!..
Лицо служителя ордена, симпатичное, в общем-то, лицо, исказила гримаса ненависти. Он с отвращением отшатнулся от стоящей рядом Дженис.
- Ты! - словно забыв про мертвеца, рыцарь нацелил палец в лицо женщине. - Ты предала Свет? Укрыла у себя мертвеца?! Он ведь даже не грозил тебе пытками!
Дженис вздрогнула и сделала шаг назад, к Марвину. Это не укрылось от глаз рыцаря.
- Бежишь прочь от Света в объятия Тьмы? Ты - такое же чудовище, как и он...
- Насчёт объятий ты угадал, - согласился Марвин, снимая со стены ружьё. Кажется, теперь им уже нечего было терять. - А вот чудовищем называть мою жену не смей, или я разнесу тебе череп!
- Же... жену?!
Женщина сделала ещё шаг назад. И не успела.
А для Марвина умереть самому оказалось и вполовину не так больно, как увидеть входящий в живот Дженис клинок.
Вслед за этим прогремел запоздалый выстрел, и на пол опустилось ещё одно тело - с разнесённым, как было обещано, черепом. Марвин упал на колени рядом с Дженис, приподнял её голову, положил к себе на колени.
- Джейни, прости... Джейни... курок заржавел...
- Они бы и так нас убили, - прошептала женщина, пачкая кровью штаны мужа. - Не сегодня, так в другой раз. Молчи, дай ска...
Договорить она не успела.
Марвин бережно пригладил волосы жены. Он-то знал, что она хотела ему сказать...
- Я тоже люблю тебя, Джейни. И ни на миг не забывал, ни в Нордсколе, ни в Подгороде.
По правде-то... в Нордсколе и своё имя недолго было забыть, не только жену. Но Дженис всё равно его уже не слышала.
- Да, - прошептал Марвин, - ты меня не слышишь. Тебя забрала смерть, обычная, обычная смерть; не Король-Лич и не Тёмная Госпожа. Ах, хотел бы я с ней встретиться, с этой обычной смертью!..
Полчаса спустя Марвин вышел из дома. Выволок за ноги тело рыцаря Алого ордена и бросил у порога, плюнув сверху. Вернулся в дом. Снова вышел, неся на руках мёртвую Дженис, и направился на юго-запад. В лес.
Сильвана Ветрокрылая неспешно ехала по берегу озера. Время от времени она подзывала к себе кого-нибудь из аптекарей, чтобы расспросить о продвижении работы. Всё шло хорошо, чума варилась, её, конечно, следовало ещё укрепить и усилить, но за этим дело не станет... Всё шло хорошо, и мешались только воргены. Проклятые шавки. Они выскакивали из укрытий тут и там, убивали её солдат и не давали покоя аптекарям.
Сильвана выпустила веер стрел, очистив от воргенов участок берега, рассеянно выслушала благодарности спасённых бойцов и повернула коня обратно к командному пункту. К прибытию Гарроша ещё многое предстояло сделать. Гаррош... Сильвана недовольно поморщилась. Впору было подумать, что Тралл выжил из ума, если назначил Вождём этого недоумка!..
Но решения Тралла оставались на его совести. А Сильвана не забывала, кто принял её народ, когда все остальные от них отвернулись. Она собиралась оставаться с Ордой столько времени, сколько потребуется... и ещё чуть-чуть дольше.
К своей палатке королева банши возвращалась, имея твёрдое намерение потолковать с Мортием. Главный палач отменно умел вселять страх в сердца непокорных и выглядел достаточно внушительно, чтобы впечатлить даже орков... но умом, увы, не блистал. А бездельничающих дураков Сильвана не терпела. Надо бы поручить ему организовать зачистку берега от воргенов - уж с этим-то он должен справиться!
- Мортий! Подойди сю... - едва окинув взглядом ставку Отрекшихся, Сильвана позабыла о главном палаче. - А это ещё что такое?!
"Этим" была яма с трупами, приготовленная к приезду Гарроша. В ней лежало уже немало мёртвых тел, мужских и женских, а с краю возился одинокий Отрекшийся, укладывая в яму ещё один труп. Казалось бы, ничего особенного... Но Сильвана сразу заметила, как нежно и бережно он держит в руках женское тело. Как опускает её на землю - осторожно, словно живую, и даже старается устроить поудобнее голову... Как проводит ладонью по белой, но ещё не тронутой гнилью щеке и целует мёртвую женщину в лоб.
- Оставь меня, - велела Сильвана подбежавшему Мортию, и главный палач послушно испарился. На его лице отразилось почти детское недоумение - и зачем госпожа подзывала его, если тут же отослала обратно?!
Марвин до того был занят, так не хотел расставаться с Дженис, что даже не услышал стука копыт. Обернулся он только тогда, когда конь ткнул его в спину костлявым коленом.
- В-ваше Величество!.. - Марвин испуганно подскочил, пытаясь одновременно согнуться в поклоне и вновь подхватить на руки тело жены.
Сильвана с чуть заметной усмешкой потрепала коня по гриве.
- Что ты делаешь? - холодно спросила она. - Эта яма уже наполнена.
- Я... простите, госпожа, я не знал...
- Верно, - согласилась Сильвана, - ты не знал. Ты ничего не мог знать. Судя по твоему виду, ты прибыл в ставку не больше часа назад, не успел даже надеть форму, не получил никаких приказов... но сразу же занялся поиском новых Отрекшихся. Почему?
Марвин открыл рот. Снова закрыл. Он успел приготовить ложь о теле, выброшенном на берег волнами, о том, что не пропадать же добру... но сейчас, под взглядом королевы банши, он не мог вымолвить ни слова.
Почему-то ему вспомнились глаза Дженис. То, как она смотрела на него, умирая.
Под её взглядом Марвин тоже никогда не мог солгать...
- Это моя жена, - тихо сказал он. - Я не успел с ней попрощаться.
- И ради прощания ты собрался тревожить ушедших?
- Вам решать, госпожа, - ещё тише произнёс Марвин.
Сильвана пожала плечами.
- Я-то решу... До недавних пор численность Отрекшихся неуклонно сокращалась. Наш народ вымирал, и лишь благодаря валь'кирам мне удалось остановить это. Конечно же, я ценю любую возможность пополнить наши ряды. А что твоя жена? Она с радостью станет одной из нас? Или мне придётся... убедить её, как я убеждаю врагов перейти на нашу сторону?
Перечить королеве банши Марвин не смел. Но то, как он прижал к себе тело Дженис, было красноречивее всяких слов.
Сильвана наклонилась к нему.
- Подумай, - шёпотом сказала она. - Хорошо подумай, сможет ли твоя жена простить тебя за нежелание её отпускать!
Она хотела сразу же развернуть коня - в конце концов, даже мёртвым иногда нужен отдых! - но её остановил голос Марвина.
- Я... хочу сам спросить её об этом. И услышать ответ.
Ещё несколько мгновений Тёмная Госпожа разглядывала супругов. Мужчина, не живой и не мёртвый, чьё тело изуродовано чумой и могильной гнилью; неподвижная женщина, с лица которой ни время, ни смерть не стёрли остатков былой красоты...
- Агата!
Валь'кира и так была рядом. Смерть притягивала её не меньше, чем зверей - запах свежей крови.
- Верни её, - Сильвана указала валь'кире на Дженис.
Агата молча кивнула и протянула к женщине руку - не затем, чтобы прикоснуться. Просто задеть самым кончиком пальца чужую судьбу и чужую смерть, распустить нити незримого савана, сотканного из паутины...
Хлопнули чёрные крылья. С ладони валь'киры сорвались молнии, окутали тело Дженис, заставив его содрогнуться в конвульсиях и приподняться в воздух. Марвин попытался удержать жену, но тут же отдёрнул руку - молнии обожгли его. Он был уже недостаточно мёртвым, чтобы прикасаться к ним.
Миг спустя Дженис опустилась обратно на колени к мужу. Села. И открыла глаза.
- Дженис! - Марвин схватил жену за руки и невольно расплылся в улыбке. - Джейни, любимая моя...
- Марвин...
Голос женщины изменился. Куда делись те мягкие, чуть насмешливые нотки?.. Теперь он стал резким и хрипловатым, как крик нетопыря. Да и лицо Дженис казалось неподвижным, будто валь'кира заново вылепила его своими прозрачными пальцами... вылепила из снега.
- Марвин, что со мной? Где мы? Что случилось?!
Марвин съёжился, словно побитая собака.
- Мы в Серебряном бору, Джейни. В ставке Отрекшихся. Тот рыцарь, он... убил тебя. А я убил его. Потом я пошёл с тобою в Серебряный бор и попросил Тёмную Госпожу оживить тебя. И... и она сделала это.
Дженис молчала долго.
- Вот как, - наконец вздохнула она. - Значит, теперь мы с тобой оба мёртвые, Марвин! Но ты, кажется, говорил, что идёшь в Серебряный бор воевать. С кем вы... с кем мы тут воюем, родной?
- С воргенами, - торопливо ответил Марвин. - С воргенами из Гилнеаса. Они раньше были людьми, а теперь стали кровожадными чудовищами. Ни днём, ни ночью...
Мужчина осёкся и замолчал.
- Нет вам от них покоя? - насмешливо закончила за него Дженис. - А им от вас? Ох... хорошо всё-таки, что я простая, неграмотная фермерша и ничего не знаю про этот ваш Гилнеас! Признать врагами людей из Тирисфаля я бы не смогла...
Марвин долго смотрел на жену - так, словно впервые её увидел.
- Да... Леди Сильвана была права. Ты никогда не простишь меня, Дженис.
- Это за что же?
- Я должен был позволить тебе упокоиться с миром...
Дженис нежно прикрыла мужу рот ладошкой. Ладонь была холодная, и Марвин задохнулся от ужаса. Так вот оно как!.. Вот они какие... их народ... Отрекшиеся. Он сам давно уже умер, существовал в окружении таких же мертвецов и многое перенёс. Он помнил равнодушную, сковавшую сердце тьму Нордскола, неожиданную свободу, муки осознания и раскаяния... Помнил ужас, ненависть и отвращение в глазах людей. Он и сам с таким же ужасом смотрел на мертвеца в зеркале, пока не узнал в нём себя. Он помнил первую, робкую ещё надежду... надежду на месть, потому что никакая другая надежда не могла родиться в мёртвых сердцах. И помнил, как Тёмная Госпожа указала им путь к осуществлению этой мести.
Вся его не-жизнь была наполнена болью... нет, чем-то худшим, чем просто боль. В его опустевшие вены вместо крови влили густое варево из смертной тоски и отчаяния, и оно заполнило Марвину душу... точнее, ту пустоту, которая от неё осталась, ведь у мертвецов не бывает души. И Марвин гнил изнутри. За годы, прошедшие с момента смерти, с ним не случилось ничего хорошего - вот разве что встреча с леди Сильваной... Да. За королеву банши он бы умер ещё раз, не раздумывая, просто потому, что такая смерть наверняка принесла бы ему облегчение. А если и нет... ну что же, он привык к боли.
Но почему именно сейчас, от прикосновения холодной руки Джейни, боль стала такой острой, жгучей, пронзительной... почти как в те времена, когда он был жив?!
А Дженис неожиданно улыбнулась ему. И положила руки на плечи Марвина, расправив воротник его рубашки. Этот жест тоже был родом из прежних времён.
- Мне не нужен покой, которого ты лишён, - сказала она. - У нас с тобой одна судьба на двоих, помнишь? Мы пообещали друг другу...
- Мы были молоды, - хрипло возразил Марвин. - И глупы.
- И влюблены, - напомнила Дженис.
- Да... И влюблены, - Марвин вспомнил нечто важное и прокашлялся. - И знаешь, Джейни... Я до сих пор люблю тебя.
- Я тоже тебя люблю, - женщина сказала это так строго, словно отчитывала мужа за разбитую посуду. - Именно поэтому, Марвин, мы должны идти дальше вместе, как бы тяжело нам ни было. А если я вдруг забуду это, уж постарайся мне обо всём напомнить!..
- Постараюсь, - эхом откликнулся Марвин.
Муж с женой сидели на влажной земле, держались за руки, как дети, и не замечали ничего вокруг - ни зловонной ямы с трупами, ни Мортия, который решился вернуться и теперь сгорал от любопытства, глядя на них, ни Агаты... Валь'кира всё ещё висела в воздухе рядом. Она слышала весь их разговор, но ничего не сказала.
А леди Сильвана не слышала ничего. Она развернула коня ещё в тот момент, когда Дженис открыла глаза. И сейчас королева банши ехала в Подгород по дороге, утоптанной ногами сотен солдат - ехала, не оборачиваясь назад.
А вот те ребята, у которых оборотень утырил имена для главных героев:
Дженис Винтерс
Марвин Винтерс
Действующие лица -
Над Тирисфалем взошла луна.
Под сенью деревьев стыдливо укрылись дома - ветхие, старые, почти заброшенные. В них не было мрачной красоты местных посёлков; не было и следов хозяйской заботы, отличающей хороший дом. Здесь жили люди, и - по мнению многих - из Тирисфальских лесов им стоило поскорее убраться.
Меж домов раскинулись огороды. Пока они ещё приносили хороший урожай, но тот день, когда на здешней земле не взойдёт ничего, кроме сорняков, неумолимо приближался. Сейчас огороды пустовали. С наступлением вечера все, даже самые трудолюбивые фермеры укрылись в своих домах. Почти все они уже спали, и лишь в нескольких окнах тускло брезжил свет.
За одним из этих окон готовилась к ужину усталая женщина. Она словно ждала кого-то, ждала давно и безнадёжно - поставив на стол одну тарелку, женщина тут же потянулась за другой, но в последний миг отдёрнула руку. И глянула на посудную полку так хмуро, словно та была виновата во всех её несчастьях.
Читать дальше?Наконец стол был накрыт, а тыквенная похлёбка налита в миску. Огонь в очаге весело трещал, разгоняя тьму в доме - но не за окном. Хозяйка уселась на колченогий табурет, взяла в руки ложку... и тут в дверь постучали.
Устало вздохнув, женщина пошла к двери. На её лице застыло сварливое выражение, она явно собиралась выбранить незваного гостя, а то и выгнать его, но забыла об этом, как только увидела, кто стоит на пороге.
- Марвин!.. - женщина побледнела и, не сводя с гостя глаз, осела на скамью у стены. - Марвин, ты... ты...
Последнее слово застряло у неё в горле. Стоящего на пороге человека никак нельзя было назвать живым. Болезненно-зелёная кожа, язвы на щеках, гниющая плоть... Левая рука так и вовсе болталась на обрывках жил, грозясь оторваться.
Жуткий мертвец почему-то не стремился вламываться в дом, нападать на беззащитную хозяйку и творить прочие чёрные дела. Он смущённо топтался у входа, здоровой рукой прижимая к груди шляпу.
- Здравствуй, Дженис, - наконец выговорил он. - А я вот... пришёл к тебе. Ты меня впустишь?
- Конечно, - на глаза женщины навернулись слёзы. - Конечно, впущу. Это же твой дом, Марвин!
Марвин переступил порог. Дженис встала со скамьи, всё ещё глядя на него - и вдруг оживилась, захлопотала, словно ей каждый день доводилось принимать в гостях восставших мертвецов.
- Ты не стой столбом, садись ужинать! - тараторила она, доставая с полки посуду. - Я как раз похлёбку сварила, тыквенную, как ты любишь... В этом году хороший урожай тыкв, Марвин. Хоть каждый день ешь!
- Вот как, - осторожно сказал мертвец. - Так значит, у тебя всё в порядке, Дженис? Я так рад...
Дженис замерла, не донеся до стола горшок с похлёбкой.
- Не в порядке, - сказала она после долгой паузы. - Что у меня может быть в порядке, Марвин? Я же думала, что ты умер...
Марвин неловко кашлянул.
- Но я правда умер.
- Да уж вижу! - фыркнула Дженис. - Ох, а что у тебя с рукой?! Я могу помочь тебе чем-нибудь?
Женщина привычно потянулась к резному деревянному сундучку. Здесь хранились целебные травы, бинты и зелья; в былые дни этот сундучок не раз выручал и саму Дженис, и её бестолкового мужа...
- Нет-нет, что ты! Человеческие снадобья теперь для меня бесполезны, - охотно пустился в разъяснения Марвин. - Здесь нужен гробовщик. Он пришьёт мне руку или подберёт по размеру новую...
Заметив, как побледнела Дженис, мертвец оборвал свой монолог.
- Прости.
- Главное, что ты вернулся, глупый, - вздохнула женщина. - Давай ужинать, а то похлёбка совсем остынет.
И они сели за стол. Ел, впрочем, только Марвин, Дженис же смотрела ему в рот, подперев щёку рукой. Мужчина медленно и вдумчиво зачёрпывал похлёбку, подносил ложку ко рту, не спешил глотать - старался вспомнить вкус своего любимого блюда.
- Нравится? - спросила Дженис, улыбаясь.
- Сейчас я чаще ем похлёбку из тараканов, - неохотно признался Марвин. - Но и твоя ничуть не хуже, чем прежде...
Вдруг Дженис разрыдалась, горько, взахлёб, не скрывая слёз. Марвин вскочил с табурета, обогнул стол, стремясь обнять жену и утешить, но в последний миг отшатнулся, не решаясь к ней прикасаться.
Дженис же это не заботило. Она притянула мужа к себе и прижалась к его груди, продолжая всхлипывать.
- Ты дурень, Марвин, ты такой дурень!.. - бормотала сквозь слёзы измученная женщина. - Где ты был столько времени? Почему не возвращался? Я ведь думала, что ты умер. Думала, что никогда больше тебя не увижу. Если б знала, где твоя могила, попросила бы кого-нибудь закопать меня рядом... А ты, оказывается, все эти годы шлялся где-то с Отрекшимися! Ну почему ты даже весточку мне не подал, не сообщил о том, что ты жив?!
Марвин перебирал костистыми пальцами волосы Дженис, так бережно прикасаясь к каждой пряди, словно они были сделаны из чистейшего серебра. Да и на самом деле в них блестело немало серебра, время щадило живых не больше, чем мёртвых...
- Потому что я не жив, Дженис, - глухо сказал мертвец. - И не могу вернуться к прежней жизни, даже если хочу этого. Зачем тебе муж, от которого пахнет гнилью? Чтобы развести червей в супружеской постели? Как я мог показаться тебе на глаза, Дженис?!
- Но ведь показался же, - женщина подняла на мужа красные, опухшие от слёз глаза. - Почему сегодня ты решился ко мне прийти? Что-то изменилось?
- Изменилось, - неохотно признался Марвин. - За мной гонятся... и ещё я хотел попрощаться.
- Попрощаться?.. Гонятся? Но кто?!
- Алый орден, конечно же, - пожал плечами Марвин. - Мало кто отваживается нападать на Отрекшихся в Тирисфальских лесах!.. Но я был слишком неосторожен и попался рыцарям на глаза, а они не захотели упускать лёгкую добычу.
- Значит, ты пришёл ко мне, чтобы скрыться, - печально вздохнула Дженис. - А потом ты вернёшься в Подгород, так?
- Нет. Я иду в Серебряный бор.
- Да ведь он к югу отсюда!..
Марвин не удержался и нежно погладил жену по щеке.
- А я попрощаться пришёл, как и говорил тебе. Все эти годы я жил совсем рядом, думал, написать тебе или нет, боялся напугать... А теперь Тёмная Госпожа, - мертвец почтительно склонил голову, упомянув королеву, - призывает нас на войну с воргенами. На этой войне то, что осталось от моей жизни, может вновь оборваться. Я махнул на всё рукой и решил, что должен тебя увидеть. Вот и все дела, Джейни.
- Наконец-то ты начал думать своими мёртвыми мозгами, - усмехнулась женщина. - И что теперь? Когда ты уходишь?
- Завтра утром, - Марвин замялся. - Если ты разрешишь мне переночевать, конечно... и у тебя найдётся лишнее одеяло...
- Не найдётся, - решительно сказала женщина. - Ничего, ляжешь в постель, пара-тройка червей меня точно не испугает.
Услыхав это, Марвин как открыл рот, так и не закрыл. И ничего не выговорил, стоял столбом и хлопал глазами, пока Дженис суетилась, собирая его в дорогу. Хлопоты по хозяйству, равно как и насмешки над мужем, всегда помогали ей сохранить самообладание... вот только мужа долгие годы она была лишена.
Расстелив постель, Дженис спустилась в погреб, чтобы собрать мужу еды в дорогу. Из открытого люка доносилось её сердитое ворчание - тараканами, мол, сыт не будешь! - а Марвин всё ещё стоял посреди комнаты и оглядывался по сторонам.
Вновь сесть на табурет он не решился.
Марвин чувствовал себя... грязным. Зачумлённым, как те несчастные мишки, что бродили вокруг Бастиона. Казалось, что от одного его присутствия старый дом может прогнить - в углах прорастут поганки, стены покроются ядовитой плесенью, а потолок однажды обрушится бедной Джейни на голову. Починить разрушенное будет некому, ведь он, Марвин, уйдёт; а изгнать заразу из стен - и того подавно. Не помогут ни молитвы, ни душистые травы Дженис...
И как тут было не взглянуть на сундучок? Он стоял себе на полке - а сбоку на резном дереве виднелись следы клыков. Марвин помнил, как это было, он вообще слишком много помнил для мертвеца. А в тот день он едва вернулся с охоты, как в их дом ворвался голодный, привлечённый запахом крови медведь... Марвин с перепугу огрел его по морде первым, что попалось под руку, тем самым сундучком. А Джейни подхватила оставленное в углу ружьё и выстрелила, и лишь благодаря ей Марвин не стал мёртвым уже в тот день. До чего же она тогда была напуганная, взъерошенная, неуклюжая с этим ружьём в руках... и храбрая.
Ружьё тоже до сих пор было здесь. Оно висело над камином, заржавевшее и нечищеное, но - проверил интереса ради Марвин - заряженное! От кого же Джейни отстреливается? От его братьев-Отрекшихся?!
Марвин предпочёл бы думать, что это были гигантские пауки, безмозглые зомби или псы Тьмы. Да. А он наконец-то дома. Возможно, в мире живых ему больше и нет места - но в сердце жены почему-то есть, и кто он такой, чтобы с ней спорить?
Дженис, с которой не стоило спорить, как раз вылезала из погреба с полной котомкой еды. Она сразу заметила перемену в Марвине и радостно улыбнулась ему.
- Джейни, я... я... - начал мертвец.
Он сам ещё не знал, что собирается сказать. Что не пойдёт в Серебряный бор, рискуя навлечь на себя гнев королевы банши? Останется здесь, будет помогать Дженис по хозяйству и сажать тыквы, пока его не заколют вилами перепуганные соседи?.. Наверно, стоило просто сказать, что он любит жену. Но Марвин не успел сделать и этого - в дверь постучали второй раз за вечер.
- Кто там? - хором спросили супруги. Дженис сердито шикнула на Марвина, да он и сам уже понял, что поступил глупо.
- Кто там? - повторила женщина, неспешно подходя к двери. Марвин тем временем тихо отступил к открытому люку погреба. Из-за двери донеслось властное:
- Отворите, во имя Света!
Дженис не интересовал Свет, Тьма и рассветные звёздочки. Дженис хотела, чтобы Марвин поскорее убрался в подвал, а там уже можно подумать, отворять гостям или нет; но она забыла задвинуть засов, когда пришёл Марвин, и дверь, не выдержав излишне усердного стука, отворилась.
- Добрый вечер, хозяюшка... - рыцарь Алого ордена без спросу переступил порог и удивлённо огляделся. - А где же твой муж? Из-за двери я слышал два голоса.
- Вам, видно, послышалось, сэр, - тихо ответила Дженис. Она стояла как раз между дверью и люком, в котором изваянием застыл Марвин. Пока что рыцарь не заметил его, но надолго ли это?..
- Послышалось, говоришь? - нахмурился гость. - А не видела ли ты, добрая женщина, чего-нибудь странного? Исчадия Тьмы, ожившие мертвецы здесь не появлялись?
- Нет, сэр.
- Вот, значит, как... Ничего странного нынче не происходило, и второй голос мне послышался... А почему же тогда у тебя на столе стоят две миски вместо одной?
Рыцарь сделал шаг в сторону, чтобы обогнуть застывшую Дженис - и увидел Марвина.
- Мерзкая тварь!..
Лицо служителя ордена, симпатичное, в общем-то, лицо, исказила гримаса ненависти. Он с отвращением отшатнулся от стоящей рядом Дженис.
- Ты! - словно забыв про мертвеца, рыцарь нацелил палец в лицо женщине. - Ты предала Свет? Укрыла у себя мертвеца?! Он ведь даже не грозил тебе пытками!
Дженис вздрогнула и сделала шаг назад, к Марвину. Это не укрылось от глаз рыцаря.
- Бежишь прочь от Света в объятия Тьмы? Ты - такое же чудовище, как и он...
- Насчёт объятий ты угадал, - согласился Марвин, снимая со стены ружьё. Кажется, теперь им уже нечего было терять. - А вот чудовищем называть мою жену не смей, или я разнесу тебе череп!
- Же... жену?!
Женщина сделала ещё шаг назад. И не успела.
А для Марвина умереть самому оказалось и вполовину не так больно, как увидеть входящий в живот Дженис клинок.
Вслед за этим прогремел запоздалый выстрел, и на пол опустилось ещё одно тело - с разнесённым, как было обещано, черепом. Марвин упал на колени рядом с Дженис, приподнял её голову, положил к себе на колени.
- Джейни, прости... Джейни... курок заржавел...
- Они бы и так нас убили, - прошептала женщина, пачкая кровью штаны мужа. - Не сегодня, так в другой раз. Молчи, дай ска...
Договорить она не успела.
Марвин бережно пригладил волосы жены. Он-то знал, что она хотела ему сказать...
- Я тоже люблю тебя, Джейни. И ни на миг не забывал, ни в Нордсколе, ни в Подгороде.
По правде-то... в Нордсколе и своё имя недолго было забыть, не только жену. Но Дженис всё равно его уже не слышала.
- Да, - прошептал Марвин, - ты меня не слышишь. Тебя забрала смерть, обычная, обычная смерть; не Король-Лич и не Тёмная Госпожа. Ах, хотел бы я с ней встретиться, с этой обычной смертью!..
Полчаса спустя Марвин вышел из дома. Выволок за ноги тело рыцаря Алого ордена и бросил у порога, плюнув сверху. Вернулся в дом. Снова вышел, неся на руках мёртвую Дженис, и направился на юго-запад. В лес.
***
Серебряный бор был так же красив, как и Тирисфальские леса... конечно, с точки зрения Отрекшихся. Когда-то здесь кипела жизнь; а теперь - яды в котлах, установленных на берегу озера. Возле котлов суетились мертвецы, подсыпая в своё варево погибельные цветы, гнилые потроха и прочие неаппетитные ингредиенты. Изредка их отвлекал от работы цокот копыт - тогда мертвецы сгибались в низких поклонах, приветствуя свою госпожу.Сильвана Ветрокрылая неспешно ехала по берегу озера. Время от времени она подзывала к себе кого-нибудь из аптекарей, чтобы расспросить о продвижении работы. Всё шло хорошо, чума варилась, её, конечно, следовало ещё укрепить и усилить, но за этим дело не станет... Всё шло хорошо, и мешались только воргены. Проклятые шавки. Они выскакивали из укрытий тут и там, убивали её солдат и не давали покоя аптекарям.
Сильвана выпустила веер стрел, очистив от воргенов участок берега, рассеянно выслушала благодарности спасённых бойцов и повернула коня обратно к командному пункту. К прибытию Гарроша ещё многое предстояло сделать. Гаррош... Сильвана недовольно поморщилась. Впору было подумать, что Тралл выжил из ума, если назначил Вождём этого недоумка!..
Но решения Тралла оставались на его совести. А Сильвана не забывала, кто принял её народ, когда все остальные от них отвернулись. Она собиралась оставаться с Ордой столько времени, сколько потребуется... и ещё чуть-чуть дольше.
К своей палатке королева банши возвращалась, имея твёрдое намерение потолковать с Мортием. Главный палач отменно умел вселять страх в сердца непокорных и выглядел достаточно внушительно, чтобы впечатлить даже орков... но умом, увы, не блистал. А бездельничающих дураков Сильвана не терпела. Надо бы поручить ему организовать зачистку берега от воргенов - уж с этим-то он должен справиться!
- Мортий! Подойди сю... - едва окинув взглядом ставку Отрекшихся, Сильвана позабыла о главном палаче. - А это ещё что такое?!
"Этим" была яма с трупами, приготовленная к приезду Гарроша. В ней лежало уже немало мёртвых тел, мужских и женских, а с краю возился одинокий Отрекшийся, укладывая в яму ещё один труп. Казалось бы, ничего особенного... Но Сильвана сразу заметила, как нежно и бережно он держит в руках женское тело. Как опускает её на землю - осторожно, словно живую, и даже старается устроить поудобнее голову... Как проводит ладонью по белой, но ещё не тронутой гнилью щеке и целует мёртвую женщину в лоб.
- Оставь меня, - велела Сильвана подбежавшему Мортию, и главный палач послушно испарился. На его лице отразилось почти детское недоумение - и зачем госпожа подзывала его, если тут же отослала обратно?!
Марвин до того был занят, так не хотел расставаться с Дженис, что даже не услышал стука копыт. Обернулся он только тогда, когда конь ткнул его в спину костлявым коленом.
- В-ваше Величество!.. - Марвин испуганно подскочил, пытаясь одновременно согнуться в поклоне и вновь подхватить на руки тело жены.
Сильвана с чуть заметной усмешкой потрепала коня по гриве.
- Что ты делаешь? - холодно спросила она. - Эта яма уже наполнена.
- Я... простите, госпожа, я не знал...
- Верно, - согласилась Сильвана, - ты не знал. Ты ничего не мог знать. Судя по твоему виду, ты прибыл в ставку не больше часа назад, не успел даже надеть форму, не получил никаких приказов... но сразу же занялся поиском новых Отрекшихся. Почему?
Марвин открыл рот. Снова закрыл. Он успел приготовить ложь о теле, выброшенном на берег волнами, о том, что не пропадать же добру... но сейчас, под взглядом королевы банши, он не мог вымолвить ни слова.
Почему-то ему вспомнились глаза Дженис. То, как она смотрела на него, умирая.
Под её взглядом Марвин тоже никогда не мог солгать...
- Это моя жена, - тихо сказал он. - Я не успел с ней попрощаться.
- И ради прощания ты собрался тревожить ушедших?
- Вам решать, госпожа, - ещё тише произнёс Марвин.
Сильвана пожала плечами.
- Я-то решу... До недавних пор численность Отрекшихся неуклонно сокращалась. Наш народ вымирал, и лишь благодаря валь'кирам мне удалось остановить это. Конечно же, я ценю любую возможность пополнить наши ряды. А что твоя жена? Она с радостью станет одной из нас? Или мне придётся... убедить её, как я убеждаю врагов перейти на нашу сторону?
Перечить королеве банши Марвин не смел. Но то, как он прижал к себе тело Дженис, было красноречивее всяких слов.
Сильвана наклонилась к нему.
- Подумай, - шёпотом сказала она. - Хорошо подумай, сможет ли твоя жена простить тебя за нежелание её отпускать!
Она хотела сразу же развернуть коня - в конце концов, даже мёртвым иногда нужен отдых! - но её остановил голос Марвина.
- Я... хочу сам спросить её об этом. И услышать ответ.
Ещё несколько мгновений Тёмная Госпожа разглядывала супругов. Мужчина, не живой и не мёртвый, чьё тело изуродовано чумой и могильной гнилью; неподвижная женщина, с лица которой ни время, ни смерть не стёрли остатков былой красоты...
- Агата!
Валь'кира и так была рядом. Смерть притягивала её не меньше, чем зверей - запах свежей крови.
- Верни её, - Сильвана указала валь'кире на Дженис.
Агата молча кивнула и протянула к женщине руку - не затем, чтобы прикоснуться. Просто задеть самым кончиком пальца чужую судьбу и чужую смерть, распустить нити незримого савана, сотканного из паутины...
Хлопнули чёрные крылья. С ладони валь'киры сорвались молнии, окутали тело Дженис, заставив его содрогнуться в конвульсиях и приподняться в воздух. Марвин попытался удержать жену, но тут же отдёрнул руку - молнии обожгли его. Он был уже недостаточно мёртвым, чтобы прикасаться к ним.
Миг спустя Дженис опустилась обратно на колени к мужу. Села. И открыла глаза.
- Дженис! - Марвин схватил жену за руки и невольно расплылся в улыбке. - Джейни, любимая моя...
- Марвин...
Голос женщины изменился. Куда делись те мягкие, чуть насмешливые нотки?.. Теперь он стал резким и хрипловатым, как крик нетопыря. Да и лицо Дженис казалось неподвижным, будто валь'кира заново вылепила его своими прозрачными пальцами... вылепила из снега.
- Марвин, что со мной? Где мы? Что случилось?!
Марвин съёжился, словно побитая собака.
- Мы в Серебряном бору, Джейни. В ставке Отрекшихся. Тот рыцарь, он... убил тебя. А я убил его. Потом я пошёл с тобою в Серебряный бор и попросил Тёмную Госпожу оживить тебя. И... и она сделала это.
Дженис молчала долго.
- Вот как, - наконец вздохнула она. - Значит, теперь мы с тобой оба мёртвые, Марвин! Но ты, кажется, говорил, что идёшь в Серебряный бор воевать. С кем вы... с кем мы тут воюем, родной?
- С воргенами, - торопливо ответил Марвин. - С воргенами из Гилнеаса. Они раньше были людьми, а теперь стали кровожадными чудовищами. Ни днём, ни ночью...
Мужчина осёкся и замолчал.
- Нет вам от них покоя? - насмешливо закончила за него Дженис. - А им от вас? Ох... хорошо всё-таки, что я простая, неграмотная фермерша и ничего не знаю про этот ваш Гилнеас! Признать врагами людей из Тирисфаля я бы не смогла...
Марвин долго смотрел на жену - так, словно впервые её увидел.
- Да... Леди Сильвана была права. Ты никогда не простишь меня, Дженис.
- Это за что же?
- Я должен был позволить тебе упокоиться с миром...
Дженис нежно прикрыла мужу рот ладошкой. Ладонь была холодная, и Марвин задохнулся от ужаса. Так вот оно как!.. Вот они какие... их народ... Отрекшиеся. Он сам давно уже умер, существовал в окружении таких же мертвецов и многое перенёс. Он помнил равнодушную, сковавшую сердце тьму Нордскола, неожиданную свободу, муки осознания и раскаяния... Помнил ужас, ненависть и отвращение в глазах людей. Он и сам с таким же ужасом смотрел на мертвеца в зеркале, пока не узнал в нём себя. Он помнил первую, робкую ещё надежду... надежду на месть, потому что никакая другая надежда не могла родиться в мёртвых сердцах. И помнил, как Тёмная Госпожа указала им путь к осуществлению этой мести.
Вся его не-жизнь была наполнена болью... нет, чем-то худшим, чем просто боль. В его опустевшие вены вместо крови влили густое варево из смертной тоски и отчаяния, и оно заполнило Марвину душу... точнее, ту пустоту, которая от неё осталась, ведь у мертвецов не бывает души. И Марвин гнил изнутри. За годы, прошедшие с момента смерти, с ним не случилось ничего хорошего - вот разве что встреча с леди Сильваной... Да. За королеву банши он бы умер ещё раз, не раздумывая, просто потому, что такая смерть наверняка принесла бы ему облегчение. А если и нет... ну что же, он привык к боли.
Но почему именно сейчас, от прикосновения холодной руки Джейни, боль стала такой острой, жгучей, пронзительной... почти как в те времена, когда он был жив?!
А Дженис неожиданно улыбнулась ему. И положила руки на плечи Марвина, расправив воротник его рубашки. Этот жест тоже был родом из прежних времён.
- Мне не нужен покой, которого ты лишён, - сказала она. - У нас с тобой одна судьба на двоих, помнишь? Мы пообещали друг другу...
- Мы были молоды, - хрипло возразил Марвин. - И глупы.
- И влюблены, - напомнила Дженис.
- Да... И влюблены, - Марвин вспомнил нечто важное и прокашлялся. - И знаешь, Джейни... Я до сих пор люблю тебя.
- Я тоже тебя люблю, - женщина сказала это так строго, словно отчитывала мужа за разбитую посуду. - Именно поэтому, Марвин, мы должны идти дальше вместе, как бы тяжело нам ни было. А если я вдруг забуду это, уж постарайся мне обо всём напомнить!..
- Постараюсь, - эхом откликнулся Марвин.
Муж с женой сидели на влажной земле, держались за руки, как дети, и не замечали ничего вокруг - ни зловонной ямы с трупами, ни Мортия, который решился вернуться и теперь сгорал от любопытства, глядя на них, ни Агаты... Валь'кира всё ещё висела в воздухе рядом. Она слышала весь их разговор, но ничего не сказала.
А леди Сильвана не слышала ничего. Она развернула коня ещё в тот момент, когда Дженис открыла глаза. И сейчас королева банши ехала в Подгород по дороге, утоптанной ногами сотен солдат - ехала, не оборачиваясь назад.
А вот те ребята, у которых оборотень утырил имена для главных героев:Дженис Винтерс
Марвин Винтерс
@музыка:
А ПОД ЧТО Я МОГУ ЭТО ПИСАТЬ КРОМЕ ОСТОВ К ВАРКРАФТУ 
@темы: фанфики
понедельник, 09 сентября 2013
Live to tell the tale.
КАТЯ
Я ПРЕДУПРЕЖДАЛА
ЭТО ПЛОХОЕ НАЧАЛО
ОЧЕНЬ ОЧЕНЬ ОЧЕНЬ ПЛОХОЕ
...я нынче как тот плазмодий Т___Т
Я ПРЕДУПРЕЖДАЛА
ЭТО ПЛОХОЕ НАЧАЛО
ОЧЕНЬ ОЧЕНЬ ОЧЕНЬ ПЛОХОЕ
...я нынче как тот плазмодий Т___Т
Читать?
Эта история случилась давным-давно, в волшебной стране, что лежит за горами и морями, там, куда не всякий ветер долетает. Правил той страной, как водится, король, а значит, была это не просто страна, а самое настоящее сказочное королевство.Короля звали Кристобалем. Сердце его было храбрым, рука - твёрдой, а разум - холодным. Жена же его, юная Элизабетта, славилась своей красотой, дивной, как весенний рассвет. Они жили, не зная горя, но так уж распорядилась судьба, что на их детях сказка кончилась.
Иногда Кристобаль винил во всём фей. Ну как же, где это видано, чтобы на крестины королевских дочерей не прилетело ни единой феи, не прибыло даже самой завалящей волшебницы?.. Помнится, в былые времена на площадь перед дворцом прибывали кареты, запряжённые драконами и единорогами, из карет выходили феи в сверкающих нарядах и пировали во дворце вместе с простыми смертными - о да, рядом с феями даже короли выглядели бедняками! - а после пира наделяли принцев и принцесс чудесными дарами...
Король горько вздохнул, вспомнив роскошный пир, устроенный в честь рождения его младшего брата. Тогда феи одарили не только новорождённого, молодому Кристобалю тоже кое-что перепало... Но то было прежде. А сейчас, подумать только, все феи отговорились срочными делами, дальними поездками и прочей чушью! Одна даже сказала, что ей нужно навестить больную бабушку - ну откуда, скажите на милость, у феи взяться бабушке?!
Кристобаль вздохнул ещё раз. Из всех чародеек королевства согласилась явиться только старая Теа - но ей-то во дворце были вовсе не рады и поспешили откупиться от злой ведьмы богатыми подарками. Впрочем, король и старую Теа во всём винил, и сразу после рождения дочек послал к ней гонцов - узнать, не ведьма ли случайно им так подпакостила?..
Гонцы вернулись бледные и дрожащие. Один из них, слегка поквакивая, доложил, что старая Теа не пустила их даже на порог и только злобно рявкнула из-за двери, что она не имеет никакого отношения к постигшему правящую семью несчастью, а если бы и имела - это не его королевское собачье дело.
Зеленоватый цвет кожи гонца дивно гармонировал с его камзолом, и король, сжалившись, не стал расспрашивать о подробностях визита. Отпустив гонцов, он украдкой ощупал то место, откуда у него мог бы расти хвост, и поспешил обратно к жене и детям. Самому себе Кристобаль мог признаться, что семья - а вовсе не правление страной! - стоит у него на первом месте. Да вспомнить хотя бы день, когда он женился на Элизабетте... или момент, когда впервые взял на руки свою дочь.
Глаза у неё были синие, словно небо.
- Лауреана... - прошептал король, умилённо глядя на малышку. Это имя они с женой выбрали уже давно. Кроме необычайно ярких глаз, Лауреана ничем не отличалась от других младенцев - такая же красная, сморщенная и непрерывно вопящая - но Кристобалю она казалась прекраснейшим созданием на свете (кроме разве что Элизабетты). Его дочь! Его наследница! Когда-нибудь эту голову, сейчас покрытую светлым младенческим пушком, увенчает золотая корона, а руки крепко сожмут скипетр вместо погремушки...
Ещё раз нежно прижав дочь к груди, Кристобаль развернулся к дверям королевской спальни. Как там его милая Элиса? Как перенесёт она роды? Должно быть, ей тяжко рожать близнецов...
К его удивлению, за дверью было тихо. Не кричала Элизабетта, не стучали башмаки служанок, не совещались друг с другом лекари... Неужели?!
Король резко толкнул дверь - да так и замер на пороге. В комнате не было ни служанок, ни лекарей. А на него растерянно смотрела жена, лежавшая в постели. Жива! Хвала небесам, жива!
- Как ты? - выдохнул Кристобаль, шагнув наконец внутрь комнаты.
Вместо ответа Элизабетта перевела взгляд на белый свёрток, лежащий у неё на руках.
- Уже?!
Королева кивнула. Она была бледна, этого стоило ожидать; но почему она была так печальна?.. Кристобаль снова заподозрил неладное.
- Что с тобой, любовь моя? - он сделал шаг к кровати. - Почему ты не спешишь показать мне нашу младшую дочь?
- Это старшая, - наконец-то разомкнула губы Элизабетта.
- Вот как? Но что же с ней случилось? - Кристобаль сделал ещё шаг.
- Она лысая.
- Всего лишь? - теперь растерялся и сам Кристобаль. - Но разве это страшно? Она ведь только что родилась!
- И она выглядит не так, как сестра.
- Непохожие близнецы? Это случается. Значит, она унаследовала мою внешность?
- Нет. На тебя она не похожа.
На этом королю окончательно надоели бесплодные расспросы. В несколько широких шагов он покрыл оставшееся расстояние до кровати, удержал за плечи отпрянувшую жену и отдёрнул край пелёнки, прикрывавшей младенческое личико.
- О, небеса всемогущие!..
Принцесса была... уродлива. Да-да, именно так. Если младшая её сестра оказалась вполне симпатичным младенцем, то эта... Нежную детскую кожу покрывали безобразные тёмные пятна, нос, пока ещё маленький и аккуратный, в будущем обещал неисправимо искривиться, а ушки оттопыривались от головы, уже сейчас привлекая к себе внимание. А с такой бугристой, шишковатой головой отсутствие волос у малышки вдвойне бросалось в глаза.
- О нет, - пробормотал Кристобаль, падая на край кровати. - Рябая принцесса! Лопоухая принцесса! Принцесса с кривым носом! За что судьба так жестока ко мне?! Я согласен иметь такую дочь, но не наследницу! Да корона просто не налезет на её огромную голову!
- Значит, мы ничего никому не скажем, - теперь, когда Кристобаль увидел свою старшую дочь, Элизабетта была на удивление спокойна. - Я уже дала всем лекарям и служанкам денег за молчание, а тех, кто покажутся нам ненадёжными, всегда можно казнить. Объявим наследницей престола младшую дочь, и пусть все думают, что она родилась первой.
- Служанок можно было и не одаривать, они слишком глупы, чтобы что-то понять, - презрительно бросил король. И только потом до него дошёл смысл сказанного женой. - Элиса... Так ты, оказывается, всё уже продумала? И даже не посоветовавшись со мной?!
- Я советуюсь с тобой. Сейчас, - Элизабетта насмешливо приподняла бровь. - Решение за тобой, мой супруг, но, поверь мне, тот выход из ситуации, который я придумала - наилучший.
- Да, ты права, - пробормотал король. Сейчас его нежная жена была так похожа на своих жестоких предков, что Кристобалю стало слегка не по себе... и в то же время он восхищался ею. - Так мы и поступим. А как быть со старшей дочерью?
- Я думаю, стоит объявить, что её заколдовала злая ведьма...
- Нет, - Кристобаль решительно отмёл это предложение. - Этого делать не стоит. Заколдованным принцессам свойственно расколдовываться, а наша дочь расколдоваться не сможет, и, поверь, народ этим очень заинтересуется! Да и старая Теа не преминет восстановить своё доброе... кхм, то есть злое имя. Уж она-то молчать не станет. Так что объявлять принцессу заколдованной бессмысленно... а вот распустить об этом туманные слухи не помешало бы. Тем более что у меня как раз найдутся люди для выполнения такого задания.
Элизабетта почтительно и понимающе склонила голову. Она отлично была осведомлена о том, какая у её мужа хорошая тайная служба. Да взять хотя бы тот факт, что сама эта осведомлённость чуть не стоила молодой королеве жизни...
Вот так и появились на свет две принцессы-близняшки - старшая, Кармина, и младшая, Лауреана. Впрочем, в народе считали, что всё обстоит наоборот. Лауреану представили людям, как наследницу престола, а про Кармину ходили слухи, что её прокляла старая Теа... а может, и не Теа... а как снять проклятие, никому, кроме короля (или королевы? старой Теа? самой Кармины?), неведомо. Ну, что ж тут поделаешь - простому люду в королевские дела нос совать не следует, да и не сунешь ведь. Вмиг отрубят.
А старая злая ведьма коротала вечера в своей лачуге и нет-нет, да и задумывалась о том, кто бы это мог наложить на принцессу проклятие, если не она сама. Ох, не к добру это, когда что-то ускользает от глаз старой Теа...
@музыка: Blackmore's Night - Rainbow Eyes
@темы: разное
вторник, 07 августа 2012
Live to tell the tale.
Первые четыре кусочка
Пятый кусочек
Два дня мы собирали всё необходимое для перехода через пустыню - а на третий отправились в путь. Путешествие больше всего походило на увеселительную прогулку, и это было очень странно, даже если учесть, что мои друзья пользовались магией. Жара была как раз такой, какую мы могли перенести, песчаных бурь не было, а когда у нас стала заканчиваться вода, которую мы тратили слишком безрассудно, нам на пути, как по заказу, попался оазис. Чудовище тоже вело себя идеально, словно всю жизнь только и делало, что шастало по пустыням, и вообще было не конём, а вьючным верблюдом.
Скучно нам тоже не было. Улэр каждый вечер покрывал кусок плотной бумаги какими-то чёрточками и загогулинами, обозвав это издевательство картой и давая всему, что мы видели, пафосные названия вроде Леса Цветущих Кактусов. Кактусы действительно были - однако в количестве всего трёх штук и на лес никак не тянули. Зато уж цвели они на самом деле потрясающе!.. Я даже начал вести себя, как нормальная девушка (в кои-то веки раз), и попросил, чтобы для меня левитировали с кактуса один цветок. В результате цветов мне досталось аж четыре - особенно трогательно смотрелось Чудовище, откусившее цветок и принёсшее мне его в зубах.
Потом Хрэм спохватился, что подобное обламывание не пойдёт пустынной растительности на пользу и устроил кактусам внеплановую поливку, чтобы росли лучше. Мы же тем временем успели уйти вперёд - и я, спросив, куда делся Хрэм, получил от Улэра ответ "В трёх кактусах заблудился!"
Но самой приятной неожиданностью стала, пожалуй, встреча с феньком - рыжим ушастым зверьком, похожим на лису. Орьгол подманил его к нам магией, и фенёк весь вечер просидел рядом с нами, позволяя гладить себя по рыжей шёрстке. Особенно ему понравилось Чудовище - причём взаимно. Фенёк не ушёл даже утром и ехал около часа на спине у Чудовища, любопытно озираясь по сторонам. Выглядело это потрясающе...
А вскоре мы действительно добрались до орков, причём узнали об этом только тогда, когда в нас швырнули дротиком. Точнее, сразу четырьмя дротиками - эти заразы отлично нас видели, а мы даже не понимали, где они сидят!
К счастью, Улэр успел выставить магический щит. Реакции у него были великолепные.
- Отравленные, - заключил Хрэм, безбоязненно присаживаясь на корточки и делая несколько пассов над одним из дротиков, - Надо же, какие мы опасные...
- Надо же, какие вы умные! - донеслось откуда-то справа, - А вот какого эльфа вы здесь забыли, хотел бы я знать?
- Какого кого? - не понял Хрэм.
- Кого слышал! Вы кто вообще такие? Отвечай, а не то мы вас убьём, и никакие магические штучки вам не помогут!
Мы переглянулись и по общему молчаливому согласию решили напустить на орка Орьгола.
- Мы к бабушке идём...
- К какой ещё бабушке?!
- К синеухой.
После недолгого молчания откуда-то (я так и не понял, откуда) вылез орк с синими, как у меня ушами.
- Ты откуда про наш клан знаешь, а? - хмуро спросил он.
- От неё, - Орьгол показал на меня.
Я поспешил стянуть с головы платок, открывая уши. У орка глаза на лоб полезли.
- В тебе есть наша кровь! Ты что же - внучка Большой Ящерицы?!
- Ну... наверное, да, - неуверенно кивнул я, - Если честно, я не знаю, как её зовут. Мы просто шли через пустыню.
- Неважно, - перебил меня орк, - Ящерица захотела бы тебя видеть, если бы знала, что ты придёшь. Пошли со мной.
- А... - я оглянулся на друзей.
- И они тоже.
Встреча с орками оказалась для меня полнейшей неожиданностью. Нас отвели к синеухой и невероятно доброй для орка старушке, накормили, напоили и оставили с вождём наедине. Да, эта милая старушка и была вождём синеухого клана - и она же, разумеется, была Большой Ящерицей. То есть моей бабушкой.
- Так ты у нас внук вождя, оказывается! - пихнул меня в бок захмелевший Улэр, - Возьми меня в следующий поход против людей, а? Как лучшего друга!
- Наследная орочья принцесса, - присоединился к нему Орьгол, без малейшего зазрения совести плюхая голову ко мне на колени, как на подушку, - А тут неплохо, верно, Ихори?..
- Да уж заметно, как тебе неплохо, - усмехнулся я, машинально проводя ладонью по его волосам, - Ты будто в рай попал!
Орьгол под моей рукой чуть ли не замурлыкал, как котёнок.
- Просто тут есть ты-ы-ы... А больше мне ничего и не надо.
Мне пришлось приложить невероятные усилия, чтобы не покраснеть до ушей.
- Дурак...
- Он пьян, внучка, - понимающе и вместе с тем грустно улыбнулась Ящерица, - Этот мальчик привязан к тебе, но ещё не скоро поймёт, что вы оба наелись ягод из Алого оазиса.
- Что за оазис такой? - заинтересовался Хрэм. Он только что вернулся - до этого он прицеплялся ко всем подряд оркам, пытаясь выяснить, почему у них какие-то клички вместо имён, но не получил в ответ ничего, кроме "нам так нравится", - И почему в нём надо есть ягоды?
- В нём как раз не надо есть ягод, - охотно пустилась в объяснения Ящерица, - В Алом оазисе растут злые растения и течёт злая вода. Если выпьешь там воды, забудешь свой клан. Если съешь там гриб, забудешь пустыню и мир вокруг неё и будешь до конца дней своих скитаться в Туманной Стране. Если кинешь жёлтой травы в костёр и вдохнёшь его дым, забудешь своё имя - оба имени, даже настоящее...
- Так у вас всё-таки есть имена? - подскочил Хрэм, но Ящерица его словно не слушала.
- А если съешь хотя бы одну из алых ягод, которые дали имя оазису - забудешь всё на свете, кроме одного-единственного человека. Самый первый орк съел этих ягод, и ему приснилась женщина с ушами другого цвета, потому что он не знал ничего, кроме своих снов. И он пошёл искать её, и не нашёл, и слепил себе женщину из песка. А потом вложил ей в рот ягоду из Алого оазиса, и она ожила, и после этого орков стало много. А теперь про тех, кто любит кого-то одного по-настоящему, говорят, что они наелись ягод из Алого оазиса. Такое редко бывает - но про меня и твоего деда, внучка, тоже так говорили...
Я молча кивнул. Хрэм, напротив, молчать не собирался.
- А этот оазис правда существует или это только легенда?
- Конечно, существует, - Ящерица поглядела на него, как на умалишённого. Впрочем, у орков Хрэм не в первый раз с таким сталкивался.
- И где же он находится?
- Наш клан забыл дорогу к нему.
- Почему... то есть, зачем? - поправился Хрэм. Задавая орку (по крайней мере, синеухому) вопрос "почему", он рисковал получить ответ "потому что так надо".
- Затем, чтобы туда никто не ходил.
- Сногсшибательная у вас логика, - пробормотал Хрэм, прихватывая с собой кусок мяса, и ушёл в ночь и пустыню - отыскивать новых орков и вытряхивать из них новую информацию.
- Абсолютно нормальная логика! - громогласно заступился за орков Улэр, - Вот тебе бы хотелось, чтобы твои дети объелись грибов и до конца дней своих витали в какой-то туманной чертовщине?!
- В Туманной Стране, - поправила его Ящерица, - Куда мы попадаем во сне, после смерти и съев грибов из Алого оазиса. А некоторые орки попадают туда, когда захотят.
- Небось тоже грибов каких-нибудь наевшись? - поинтересовался Улэр.
- Ну, они называют это не грибами, а вдохновением.
- Вот видишь, Улэр, - из темноты вынырнул Хрэм, чтобы зацапать себе ещё кусочек мяса, - Туманная Страна - место весьма поэтическое. А ты мне про детей каких-то бормочешь... О каких, кстати, детях вообще может идти речь? У меня их не предвидится ещё лет пять минимум, да и у тебя тоже.
- О каких-нибудь детях! О заблудших!!!
- Сам ты заблудший, - Хрэм всё-таки утащил мясо и удалился уже окончательно.
Я зевнул.
- Иди-ка ты спать, - моментально заметила это Ящерица, - А за твоими мальчиками я пригляжу.
- Угу, - сил спорить, что никакие они не мои, уже не было. Я аккуратно переложил голову Орьгола на сложенное в несколько раз одеяло, встал и отправился спать.
Спал я долго, крепко и без сновидений... хотел бы я так сказать! Но большей дряни мне не снилось ни разу в жизни...
...Вода. Тёмная, глубокая. Утягивает на дно, как щупальца гигантского спрута...
- Фэт? Фэт!!! Ты где?!
"Я здесь, Ихори. Прости. Я всегда буду рядом... но не с тобой, а с озером".
- А я хочу, чтобы ты был со мной!
"Извини. Не могу".
- Фэт! Не исчезай!.. Фэт?
"Озеро. Оно говорит, что отдаёт меня тебе, Ихори. Только не целиком, часть заберёт себе... ведь это же справедливо?"
- Ни капельки не справедливо! Нельзя тебя делить на части!
"Зато теперь мы с тобой станем одним целым. Ты же всегда этого хотела, верно?"
- Ещё чего! Фэт, ну одумайся, это же не ты говоришь, это озеро говорит!
"И то верно. Но ведь я счастлив..."
- А я...
- НЕТ!!!
Я проснулся с криком - и понял, что сижу, сбросив с себя одеяло, и тяжело дышу, как после долгого бега.
- Что случилось? - ко мне подполз встревоженный Колючка - тот самый орк, который так неприветливо нас встретил, - Ты весь клан своим ором перебудила!
- Извини. Такой бред приснился...
Я попытался пересказать Колючке свой сон, но он перебил меня уже на третьей фразе и сурово заявил:
- Пошли к Ящерице.
Бабушка выслушала весь мой рассказ, становясь с каждым словом всё задумчивее и задумчивее - под конец мне даже стало казаться, что она сейчас потеряет сознание.
- Вот оно как, - наконец заговорила Ящерица, - Значит, купание в Каменном озере всё-таки не прошло для вас даром...
- Что? - я обратил внимание на то, что она сказала "для вас". После моего сна это пугало особенно.
- Для вас, - кивнула Ящерица, - Для Фэта и Ихори... ты уж извини, я совсем забыла, как звали старшего из вас. Но ты сам выбрал себе имя Фэт - так я и буду тебя называть.
- Да о чём вообще речь?!
- А ты ещё не понял?
- Нет, конечно! - несмотря на эти слова, я просто взорваться был готов от бурлящего во мне понимания. Оно отчаянно искало выход наружу - вот только в слова никак не могло оформиться.
Ящерица вздохнула. Она-то видела меня насквозь.
- Похоже, ты не успокоишься, пока я не скажу тебе... Вы близнецы. Близнецы, заключённые в одно тело колдовством Каменного озера. Фэт родился раньше на десять минут.
Почему-то эта последняя фраза окончательно убедила меня в реальности происходящего.
- Но как...
- Долгая история. Рассказать?
- Спрашиваете! - возмущённо завопил мне кто-то прямо в ухо. Не будь я так ошарашен, я бы опознал в этом "ком-то" Улэра, подошедшего сзади и обхватившего меня за плечи. Орьгол с Хрэмом тоже были здесь - если синеухий клан, разбуженный воплем, мог спокойно снова завалиться спать, узнав, чей это вопль, то уж они-то никак не могли, - Рассказывайте, конечно!
- И ваша троица здесь, - усмехнулась Ящерица.
- Не троица, а четвёрка, - поправил Орьгол. И верно - из темноты неслышно выступило Чудовище.
- Ну, четвёрка так четвёрка. Слушайте. Давным-давно у меня был сын - это вы знаете?
Все вразнобой покивали.
- Мой сын не захотел жить в пустыне и покинул её, как только ему исполнилось пятнадцать. Но через восемь лет он вернулся со своей женой - видно было, что он не хотел этого, и вернулся лишь потому, что его попросила женщина, готовая родить ему ребёнка. Ребёнок - двое детей - родились в пустыне, быстро научились ходить и однажды удрали из-под присмотра старших. Весь наш клан искал их, и следы привели нас к берегу Каменного озера - но там мы увидели одну лишь плачущую девочку. Её брата нигде не было, и мы решили, что он утонул. Узнав об этом, мой сын пришёл в бешенство и обвинил свою жену в смерти мальчика - сказал, если бы она не пожелала отправиться в пустыню, если бы лучше смотрела за ребёнком, он бы уцелел. На следующий день они ушли - ушли вместе, но было ясно, что долго они так не протянут... А теперь я вижу, что Фэт не умер. Его тело утонуло в Каменном озере, но сам он жив внутри тебя, Ихори, если верить твоему сну. Ты сама и скажи мне точно: это так?
Я ответил, не задумываясь:
- Так... Мне постоянно кажется, что меня... нас двое.
- Вас и есть двое, - кивнула Ящерица, - А теперь идите спать... Все, кроме моих внуков.
Мои друзья неохотно ушли - Ящерицу они ослушаться не посмели. Я придвинулся поближе к костру, поджал под себя ноги.
- О чём ты хотела со мной поговорить?
- Я - ни о чём, - Ящерица подбросила веток в костёр, - Но вам наверняка есть что сказать.
- Это да... - на меня снова нахлынуло нелюбимое ощущение, словно я лишь оболочка, и говорит за меня кто-то другой, - Можно нас с Ихори как-нибудь разделить обратно? Ты не представляешь, до чего я хочу, чтобы у меня было собственное тело!
- Может быть, и можно, - осторожно отозвалась Ящерица, - Если ты снова искупаешься в озере, а я его попрошу... Но мне надо подумать. Я решу утром.
- Я буду ждать, - почему-то я чувствовал такую усталость, что был готов свалиться прямо там, где сидел.
- Погоди засыпать. Моё имя Лади.
- Что? - не понял я.
- Моё имя Лади, - терпеливо повторила бабушка, - Настоящее имя. Ты должен его знать, потому что завтра, что бы я ни решила, я решу твою судьбу. А теперь спи.
Я хотел ещё что-то сказать - но действительно свалился там, где сидел. Оставалось надеяться, что бабушка потушит костёр или оттащит меня от него...
Утром меня разбудила Лади... Ящерица... бабушка, в общем. Из-за всей этой путаницы с близнецами, именами, грибами и прочей ерундой я начал всерьёз опасаться, что сойду с ума... хотя вроде бы дальше сходить мне было уже и некуда.
- Н-не... - я натянул одеяло на голову, - Не пойду я на первый урок... Хрэм, да отстань ты от меня...
- Просыпайтесь, - голос бабушки подействовал на меня, как ведро холодной воды, - Пора идти к Каменному озеру.
Я отбросил одеяло и сел.
- Так ты всё-таки решила?..
- Я - да. А вот вам ещё надо подумать, - Ящерица посторонилась. Рядом с ней и правда сидел Хрэм, и лицо у него было точно такое же, как в те дни, когда мы с Улэром пытались прогулять уроки, - Послушайте, что он вам скажет.
- Ну, вот что, - без лишних предисловий начал Хрэм, присаживаясь рядом со мной. Видно было, что он не знает, как ко мне теперь обращаться, - Проблема заключается в Фэте.
- А что со мной не так? - изумился я.
- Не с тобой, а с ним... Как бы это объяснить... В общем, когда Фэт упал - или сам зашёл, я уж не знаю - в Каменное озеро, то он действительно там утонул или вовсе растворился. Его душа осталась жива, это да, но тела-то у него нет! После отделения Фэта от Ихори ему просто некуда будет деваться!
- Так значит, ничего не выйдет...
- Погоди, - остановил моё начинающееся нытьё Хрэм, - Я ещё не всё сказал. Дело в том, что я уже сходил к озеру и осмотрел его. И... в общем, вполне можно создать для Фэта новое тело. Точнее, оно возникнет само, как только понадобится - но за это надо будет заплатить. Ты... вы... ну, надо будет отдать озеру всю свою магию. Без остатка.
- Какую ещё магию?! - теперь и я последовал примеру орков, то бишь уставился на Хрэма, как на умалишённого, - Хрэм, ты что? У меня её отобрали!
- Ничего подобного, - возразил Хрэм, - Ни одним известным мне заклятием невозможно отобрать у человека магию! Тебя всего лишь лишили возможности использовать её по собственной воле, иначе бы на тебя не действовали иллюзии браслета...
- При чём тут браслет?!
- Ну вот чем ты слушал на уроках? - устало вздохнул Хрэм, - Амулеты, если ты забыл, бывают двух видов - обыкновенные и так называемые "текучие". Первые используются самым примитивным способом, просто как-то влияют на того человека, который к ним прикасается, носит их на теле и так далее... А "текучие" амулеты подчиняются воле своего владельца, но для того, чтобы управлять силой такого амулета, в человеке должны быть способности к волшебству, хотя бы самые малые. А твой браслет относится явно ко второму типу, иначе бы тебе пришлось снимать или надевать его каждый раз, как ты захочешь сменить облик. И это лишний раз доказывает, что магия в тебе ещё есть... Теперь-то дошло?!
- Дошло, - кивнул я, - То есть я должен буду отдать магию, чтобы получить тело?
- Верно. И не забывай, что мы в путешествии. Возможно, нам удалось бы отыскать какой-нибудь способ снять с тебя ограничивающее заклятие...
Я призадумался. Одно дело, если у тебя магию отбирают - тогда ты злишься на Школу и директора, садишься на зелёного коня и скачешь прочь. Гордый и непонятый миром. Ну ладно, если без шуток, то с этим довольно легко смириться - что я и сделал. Но совсем другое дело, если ты сам должен отказываться от магии, да ещё и после того, как тебе сказали, что ты мог бы её вернуть!
Постепенно к нам подтянулись Улэр с Орьголом - заспанные и зевающие.
- Что у вас тут происходит?
- Ихори с Фэтом думают, - сообщил Хрэм, - Не мешайте им.
- О да, это тяжкий труд! - с видом человека, перенёсшего страшные испытания, произнёс Улэр.
- А ты разве пробовал? - невинно спросил Орьгол, за что получил тычок локтем в бок.
- Что пробовал? - очнулся я.
- Думать, - усмехнулся Улэр, - Но это у нас только Хрэм умеет.
- А... Я сейчас тоже думал.
- Не верю! - категорично отрезал Улэр и тут же сменил тон на любопытный, - И как?
- И решил.
- Задачку о скорости размножения вивернов?
- Нет, - рассмеялся я, - Решил, что как-нибудь и без магии обойдусь. Пошли к Каменному озеру!
Улэр наверняка ничего не понял, так как не присутствовал при объяснениях Хрэма, но к Каменному озеру всё равно пошёл. Разумеется, Орьгол, Хрэм и Чудовище тоже были с нами.
Дальнейшее я запомнил плохо. Помню серые камни, гладь воды... смутную мысль "Так вот почему оно Каменное!" Помню, как Лади что-то говорила - наверное, молилась или колдовала - и помню, что я зашёл в воду.
А потом...
Потом я увидел рядом с собой Улэра. Рядом - и в то же время на другой стороне озера. Два Улэра? Что за бред?
- Улэр, тебя и одного-то много, - пробормотал я.
Улэр не слушал меня и орал что-то непонятное.
- Чёрт, да это же он! Настоящий! А я только привык к той девчонке!
- Вообще-то та "девчонка", как ты выражаешься, настоящей и была, - к Улэру подошёл Хрэм... к обоим Улэрам. Два Хрэма. Да что это за бред-то такой?! Это меня должно быть двое, а не их!
Я моргнул.
Раздвоившаяся Ящерица оказалась слишком тяжёлым испытанием для моих нервов. Я тупо смотрел, как она подходит ко мне - и одновременно к какой-то до странного знакомой девушке на той стороне озера, а потом потерял... потеряла...
В общем, мы потеряли сознание.
- Они не приходят в себя уже сутки!
Для Улэра это был своего рода рекорд - до сих пор все считали, что ждать дольше получаса он физически не способен.
- Ааа... - Улэр со стоном плюхнулся на камень и тут же подскочил, потирая обожжённый зад. Сегодня в пустыне было особенно жарко. - Ну когда уже Фэт проснётся?
- Скоро, - Большая Ящерица, не обращая внимания на шумного парня, сосредоточенно помешивала какое-то зелье, время от времени подсыпая туда зелёного порошка из мешочка, висевшего у неё на поясе. - Фэту необходимо восстановить тело, а Ихори - разум. Ты же не хочешь, чтобы у одного из них подкашивались ноги, а вторая несла какую-то чушь?
- Я жду, когда смогу познакомиться с Ихори.
- Опа, - удивился Улэр. - А до этого мы с кем были знакомы, по-твоему?!
- Не знаю.
Орьгол ответил не сразу, да и слова "не знаю" от него почти никогда не доводилось слышать. Улэра с Хрэмом это немало озадачило.
- Возможно, - первым опомнился Хрэм, - что до сих пор мы общались, как в Школе, с Фэтом. Но видели-то мы Ихори, и это сбивало нас с толку...
- Ну, нет, - Улэр потряс головой. - Это для меня слишком сложно! Да и вообще - какая разница, кто из них кто? Это же ничего не меняет!
- Это абсолютно всё меняет, - внезапно сказала Ящерица. - Просто вы ничего не заметили...
- Чего именно не заметили? - полюбопытствовал Хрэм.
- Ихори. Что ж я, по-вашему, собственных внуков не различу? Здесь, в пустыне, была уже Ихори, а Фэтом она притворялась по старой привычке. А из вас троих это почувствовал только Орьгол, если не ошибаюсь...
Орьгол уже собирался что-то возразить, но Ящерица перебила его, веско добавив:
- И вам надо бы её от этой привычки отучить. Два Фэта - это будет чересчур.
На это уже никто ничего не сказал, но не потому, что нечего было ответить, а потому, что в этот момент из палатки выбралась синеухая девушка и обвела всех присутствующих абсолютно безумным взглядом. А вслед за ней выполз не менее безумный и очень на эту девушку похожий парень.
В голове было пусто.
У меня там, конечно, что-то звенело, шуршало и перекатывалось - и от всего этого волны эха расходились по моему пустому черепу, в котором больше никто ни с кем не ругался. Было очень и очень непривычно.
Я выполз из палатки и столкнулся взглядом... со мной. Я замерла, не зная, что делать, суетливо заправила за синее ухо прядь волос и уставилась на меня вопросительным взглядом.
Я тряхнул головой, пытаясь собраться, и напомнил себе, что напротив - не я. Только моё бывшее тело, к которому, оказывается, я уже здорово привык, хоть и прятал его под иллюзией... И хозяйкой этого тела теперь является Ихори. И-хо-ри. Моя... моя сестра.
Ихори нервно меня разглядывала.
- Фэт? - спросила она почти шёпотом. - Ты как?
- Странно, - честно ответил я. - А ты?
- Тоже, - призналась Ихори. - По-моему, я сейчас улечу куда-то.
- А у меня в голове шуршит, - я усмехнулся, попытался подняться на ноги и тут же завалился назад.
Моё падение остановил вовремя подошедший Улэр. Повернув голову, я увидел, как он на меня смотрит - словно спрашивает о чём-то. И этот туда же... Серьёзный Улэр пугал даже больше, чем встреча с самим собой. Хорошо ещё, что долго оставаться таким он не умел.
- Леший, ты вернулся! - Улэр расплылся в улыбке. - Я уж думал, ты навсегда девчонкой останешься!
Ихори возмущённо фыркнула и скрестила руки на груди. Я только кивнул.
- Если я тебя отпущу, не упадёшь? - Улэр продолжал придерживать меня за плечи.
- Попробую... - я высвободился из его рук и осторожно сделал несколько шагов. Вроде бы у меня начинало получаться, хоть я и чувствовал себя донельзя странно. А ещё я подрос - и земля теперь казалась пусть немного, но всё же дальше, чем раньше.
- У тебя центр тяжести сместился, - авторитетно заявил подоспевший Хрэм. - Всё-таки настоящее мужское тело сильно отличается от иллюзии.
До меня запоздало дошло, что я, помимо всего прочего, ещё и пол сменил, и я расхохотался.
Дальше было больше. Все – и Ящерица, и Улэр, и Хрэм, и даже Чудовище – суетились вокруг нас с Ихори. Точнее, в основном вокруг меня – Ихори сама только тем и занималась, что суетилась, была абсолютно счастлива и вела себя, по выражению Улэра, «как объевшаяся хмеля лошадь». Лошадь – точнее, конь – недовольно всхрапнул, услышав это, и попытался укусить Улэра за ухо.
- Так ты трезвенник или тебе просто сравнение с Ихори не польстило? – увернувшись от зубов Чудовища, с интересом уточнил Улэр.
После этого на его уши покусилась уже Ихори, пожелав их надрать, и от неё спастись Улэру не удалось.
А я... мне что-то мешало быть таким же счастливым, и я всячески старался убедить себя, что это всего лишь из-за того, что я ещё не привык к новому телу. Настоящее мужское тело действительно сильно отличалось от иллюзии оного... Морок, создаваемый браслетом, был совершенен и на вид, и на ощупь – а иначе бы я не смог десять лет прикидываться парнем, живя в закрытой школе – но он больше управлялся силой мысли, чем мышцами реального тела, и теперь проблемы у меня возникали на каждом шагу. Доходило до смешного – например, я никак не мог приспособиться справлять нужду, и проторчал «в кустиках» (хотя какие, к лешему, в пустыне кусты?!) столько времени, что друзья забеспокоились и отправились меня искать. И нашли.
Конечно, я не стал сообщать, что не могу управиться с... кхм... Но они и так прекрасно всё поняли, и от их хохота едва не случилась песчаная буря.
Громче всех хохотал Улэр. Он вообще в эти дни только и делал, что подшучивал надо мной – но я и не думал обижаться. Слишком давно я его знал. Да что там, без Улэра я бы окончательно сошёл с ума – а то уж мне казалось, что, возможно, в мире нет ничего, кроме пустыни. Или скоро не будет. Видеть изо дня в день серо-жёлтую бесконечность явно не пошло мне на пользу, и только благодаря друзьям я хоть как-то пришёл в себя.
- Знаешь, ему лучше некуда подходит выражение «прийти в себя», - задумчиво сказал Орьгол, и я вздрогнул, поняв, что они с Ихори уже давно сидят здесь, а мои мысли чуть ли не слово в слово совпадают с тем, что говорит сестра. – И ты тоже пришла в себя, верно?..
- Ага, - кивнула Ихори. Была ночь, я лежал у костра и даже не особо скрывал, что не сплю, но они, похоже, не обращали на меня внимания.
- Ты пришла в себя и стала совсем другой... Хоть Ящерица и говорила, что в пустыне ты была уже собой.
- Вроде того. Но в голове-то у меня всё равно был Фэт.
- А сейчас там что? – заинтересовался Орьгол.
- Сейчас там ты. И Улэр. И Хрэм. И Чудовище, и Большая Ящерица, и орки, и пустыня – и Фэт, конечно же... Понимаешь, раньше у меня в голове был только Фэт, а теперь там весь мир!
- Это можно по-всякому понять...
- Уж ты-то всегда всё понимаешь правильно, - сказала Ихори с неожиданной теплотой в голосе.
Орьгол промолчал и молчал так долго, что даже я забеспокоился. Он словно не решался что-то сказать – но на него это было так не похоже...
- Знаешь... – решился наконец Орьгол. – Когда ты не знала, кто ты, и никто не знал, кто ты... Я любил в тебе тайну.
- А теперь этой тайны нет. И?..
Орьгол снова задумался.
- Не знаю.
- Ну, это честно, - Ихори усмехнулась с едва заметной горечью, поднялась и ушла в темноту, прихватив с собой нож.
- Зловеще это выглядит...
- Она ветки для костра пошла искать, - я наконец-то решился подать голос.
- Откуда ты знаешь?
- А я видел, как она уходила.
Сказав это, я натянул на голову одеяло – костёр действительно уже угасал, и становилось холоднее – и вознамерился заснуть по-настоящему. Орьгол остался сидеть у колеблющегося пламени и бормотать что-то о том, что у Ихори странная усмешка, которая больше подошла бы мужчине... что неудивительно... и что неплохо было бы увидеть эту усмешку снова...
Когда Ихори вернулась, он уже спал.
Мы собирались покинуть синеухое племя, как только я освоюсь со своим новым телом, а Ихори перестанет от восторга обниматься с каждым кустом – но Ящерица постоянно задерживала нас то под одним, то под другим предлогом. Пришлось напрямую спросить у неё, в чём дело.
Ящерица в ответ тяжело вздохнула.
- Я не знаю, перейдёте ли вы через пустыню...
- А почему нет? – удивился Улэр. – До вас-то дошли!
- И это было очень легко, - Ящерица не спрашивала, а утверждала.
- Ну да... Возможно, мы случайно попали на такой спокойный период? – высказал догадку Хрэм. – А сейчас начнётся, например, сезон песчаных бурь?
- Почти что так. Причина кроется в Фэте и Ихори. Раньше их защищали чары Каменного озера, чары самой пустыни – но теперь этих чар нет, и как только вы покинете нашу стоянку, все демоны пустыни набросятся на вас, обозлённые вдвое из-за того, что так долго не могли этого сделать.
- Ничего, - легкомысленно отмахнулся Улэр. – Справимся! У нас, как-никак, три мага в команде!
Впоследствии Хрэм с Орьголом его чуть за это не побили.
...Чудовище злобно сплёвывало песок, безуспешно пытаясь заржать. Я вытаскивал сестру из-под брюха коня, в чём сама Ихори никак не желала мне помогать – ей то мусор с юбки надо было стряхнуть, то на солнце полюбоваться, которое только-только начало светить сквозь песчаную завесу... После приключившейся с нами гадости моя сестричка пребывала в состоянии некоторой невменяемости, и никто не посмел бы её за это упрекнуть. Мы все сейчас плохо соображали, на каком находимся свете.
- Так что ты там говорил про трёх магов? – зловеще вопросил Хрэм, надвигаясь на Улэра. Он первым отплевался от песка, пришёл в чувство и для окончательного убеждения в том, что ещё жив, решил поругаться с Улэром.
Конечно, Улэр вполне мог оказаться рядом с Хрэмом и в загробной жизни – с него бы сталось – но всё-таки со смертью и прочими печальными событиями он ассоциировался меньше всего.
К чести Улэра, он весьма бодро драпал от Хрэма на четвереньках, хотя откопался всего пару секунд назад.
- А что не так?! Скажешь, у нас нет трёх магов?
- Скажу, что песчаной буре на это плевать! – Хрэм вытащил из-за пазухи обморочную ящерицу и запустил ей в Улэра. Шлёпнувшись на пыльную макушку мага, несчастная ящерка мигом ожила и улепетнула со всех четырёх лапок.
- А ящерица тут при чём? – возмутился Улэр, останавливаясь и усаживаясь на песок. – Что тебе сделала невинная рептилия?!
- Хватит валять дурака! – Хрэм навис над Улэром с таким зловещим видом, словно собирался как минимум съесть его живьём.
- Может быть, и хватит, - согласился Улэр. – Но к песчаной буре ни ящерица, ни я не имеем ни малейшего отношения.
Хрэм только фыркнул.
- На вот, выпей, - Улэр отцепил от пояса фляжку с водой и протянул другу. – Большой бурдюк мы, наверное, ещё не скоро отыщем.
- Нет, Орьгол уже что-то откапывает. Но вряд ли это будут наши припасы.
- Ну так пошли, поможем! – загорелся Улэр, вскакивая на ноги. – Чего мы здесь сидим?!
Вскоре выяснилось, что Орьгол каким-то чудом нашёл всё же наши запасы воды и пищи. Большая Ящерица перед тем, как отправлять нас в дорогу, как следует всё упаковала – поэтому в мешки не попал песок, и мы ничего не потеряли... из вещей. Зато потеряли направление, в котором шли – а треклятая песчаная буря перетряхнула всю пустыню, не оставив нам ни одного ориентира.
Хрэм крайне эмоционально разъяснил всем, что после таких природных катаклизмов найти дорогу магией сможет только архимаг, а он, к сожалению, таких высот пока не достиг, и потому придётся ждать, самое меньшее, пару часов, а может быть – сутки, и...
Что он ещё хотел сказать, я так и не узнал. Между нами неожиданно шмыгнул фенек, мелкий пустынный лис, и пошёл дальше, замедлив шаг и оборачиваясь время от времени. Зверёк поглядывал на нас, как на идиотов, и явно звал следовать за ним.
- Может, и правда пойдём за ним? – задумчиво сказал Хрэм. – Животные гораздо лучше находят дорогу, чем люди, а этот фенек выглядит очень умным зверем.
- Что, ты нашёл себе брата по разуму? – усмехнулся Улэр.
- А хоть бы и так, - невозмутимо ответил Хрэм. – А ты когда найдёшь?
- Я – уже!
- Чудовище?
Зелёный конь обиженно фыркнул.
Мы действительно пошли за фенеком. По песку протянулись семь цепочек следов – лисьих лапок, лошадиных копыт и человеческих ног. Им предстояло остаться на барханах до следующей песчаной бури, вводя в недоумение варанов и тушканчиков. Орков мы не встречали ни разу с тех пор, как ушли из синеухого племени, и я потихоньку начал склоняться к мысли, что бабушка была права и нас с Ихори действительно защищали чары пустыни. Иначе как объяснить то, что из всех орочьих кланов мы наткнулись именно на тот, который нам был нужен?..
Все известные мне законы магии отрицали такую чушь в самом её зародыше (а судьбы, как известно, не существовало вовсе). Я подумал о том, что не являюсь больше магом, а значит, могу наплевать на все их законы с высокой пальмы, и тихо фыркнул от смеха.
Наконец – примерно через час пути – фенек вывел нас к оазису. Что это за оазис, нам стало ясно как-то сразу.
- Здесь растут злые растения и течёт злая вода... – процитировал Ящерицу Хрэм. – Не очень я в это верю, но лучше будет ничего здесь не есть и не пить. Просто отдохнём в тени и пойдём дальше. Через час я попробую использовать заклинание поиска пути... Эй! Кто-нибудь, остановите этого коня!
Чудовищу было абсолютно всё равно, что оно там забудет, и мой верный зелёный скакун, проигнорировав Хрэма, направился прямиком к воде. Улэр с воплем повис на его уздечке.
Здесь, в ярком оазисе, я неожиданно остро ощутил, насколько изменилась моя жизнь – и не в лучшую, надо признать, сторону. Я лишился магии – хотя чёрт с ней! – и лишился голосов в своей голове, но на самом-то деле я и был одним из этих голосов, внезапно обрётшим плоть. Я сам не знал, чего я хочу теперь, и готов был пожалеть, что не остался у орков. Там, в конце концов, была моя бабушка, и там бы я на что-нибудь сгодился. Но не бросать же Ихори... Хоть я и не ощущал между нами никакой особенной связи, которая вроде бы должна быть у близнецов – но, наверное, если всю жизнь проведёшь в голове у кого-то, ничто другое уже нельзя будет назвать связью. А Ихори тянуло в Семиземный край неуёмное любопытство, не самая плохая причина из возможных, и уж точно не стоило мне её останавливать.
А Улэр с Хрэмом? А Орьгол? Для того, что ли, они убегали вслед за мной из Школы, чтобы теперь я их бросил?! Нас, конечно, одна мать не рожала, и в голове у меня им жить не довелось, но...
Если подумать, то жить ради сестры и ради друзей было лучше, чем жить без всяческой цели и каких-нибудь ценностей. Но почему-то я всё чаще вспоминал дни, когда ехал неизвестно куда и неизвестно зачем. Было в них что-то... особенное. Неуловимо правильное и завораживающее.
Как-то так получилось, что все разбрелись по оазису, и я остался в одиночестве под деревом. Становилось всё скучнее и скучнее – и я, не думая, сорвал растущий рядом гриб и надкусил его.
Если это была обещанная Туманная страна, то она оказалась слишком обыкновенной. Я продолжал сидеть под своим деревом, задремав, и перед моими глазами мельтешили картинки-сны. Их было слишком много, это верно, и они слишком быстро менялись, но почти все видения были про оазис, в котором я находился, и про моих друзей.
...Улэр перегораживает Чудовищу путь к воде, яростно размахивая руками и что-то объясняя. Конь с интересом слушает, поводя ушами...
...Хрэм согнулся над пучком травы. Он осторожно отрывает отдельные травинки и складывает их в холщовый мешочек у себя на поясе...
...Ихори с Орьголом сидят рядом, почти полностью скрытые кустами, и над чем-то смеются. Орьгол срывает с ветки крупную круглую ягоду и протягивает Ихори. Оба перемазаны алым ягодным соком...
...Я лежу под деревом, закрыв глаза, и вижу, как ко мне подходит фенек. Садится мне на живот, внимательно рассматривает хитрыми чёрными глазами...
На миг мне показалось, будто мой живот придавлен какой-то тяжестью – много, много больше фенека. Я охнул и проснулся.
Тяжесть действительно была – только не на животе, сидела рядом. Молодой мужчина смотрел на меня чёрными, точно как у фенека, глазами, аккуратно сложив лапы... руки на коленях.
- Ты много съел? – прямо спросил он.
Я протёр глаза, пытаясь сообразить, о чём идёт речь, и обратил внимание на гриб, зажатый у меня в руке. Ещё бы не обратил, если я им в нос себе заехал...
- Нет. Только этот надкусил.
- Это хорошо, - под взглядом фенека мне стало как-то неуютно. – А то ты бы мог и привыкнуть.
Я сел поудобнее, оглядел неожиданного пришельца – драные штаны, жилетка из грубой ткани, длинные волосы песчаного цвета, три браслета на одной руке, два на другой, ожерелье на шее – и попытался взять на себя роль Хрэма.
- А я думал, оборотни превращаются без одежды.
- Ну мы же в пустыне, - он пожал плечами так, словно это и был весь ответ.
- И руки у тебя должны обгореть на солнце...
- Я же оборотень!
Я подумал, прикинул, что Ихори с Орьголом уже должны были объесть с несчастного куста все ягоды, и поднялся, опираясь о дерево.
- Пойду, сестру позову.
Ихори фенеку обрадовалась. И сразу же задала ему тот вопрос, который уже вертелся у меня на языке:
- Ты ведь тот самый фенек, который привёл нас сюда, верно?
- Тот, - с гордостью признал оборотень, обнюхиваясь с Чудовищем. – Что бы вы без меня делали...
- Может, ты ещё и из пустыни нас выведешь? – фыркнул подошедший Хрэм. Манеры фенека явно не пришлись ему по душе.
- А куда вы шли?
- В Семиземный край. Знаешь, как туда дойти?
Фенек подумал – и кивнул.
Он действительно указал нам нужное направление и даже стал нашим проводником. Песчаные бури вроде бы улеглись, так что можно было спокойно идти и разговаривать. Фенек (который, кстати, так и не представился) всё время рассказывал что-то про пустыню, выражаясь ещё более непонятно, чем орки. Хрэма это доконало, и он старался вообще не приближаться к оборотню; Улэра мало занимали подобные материи, зато мы с Ихори и Орьголом слушали рассказы фенека, пораскрывав рты. Пустыня словно делила наш мир пополам, сама по себе являясь почти что отдельным миром. Теперь я не мог даже представить себе, что это за место такое – Семиземный край. Он должен был оказаться совсем не похожим на наше королевство...
Как-то ночью фенек подозвал меня к себе. Точнее, я отошёл на минутку от нашей стоянки, а он вынырнул из темноты и потянул меня за рукав, безмолвно показывая, что ему чего-то надо.
Я позволил отвести себя ещё на десяток шагов в сторону и только тогда спросил:
- Что случилось?
Оборотень уставился на меня чёрными лисьими глазами.
- Слушай, Фэт, это ведь правда – то, что про тебя говорят? Что вы с Ихори внуки Большой Ящерицы, вождя синеухих орков? И всё остальное...
Я понятия не имел, что фенек имеет в виду под «остальным», но всё же кивнул. Внуками-то мы были, как ни крути...
- А сам ты много знаешь об орках?
Я замялся, не зная, что ответить. Узнал-то я за это время, как мне казалось, довольно много – но всё равно у меня оставалось ощущение, что орки хранят куда больше секретов, чем пожелали открыть нам.
- Хорошо, - фенек, видя моё замешательство, решил смилостивиться и уточнить вопрос. – А что ты знаешь о других орках? Не синеухих?
- Ничего, - честно признался я. – Но разве они сильно друг от друга отличаются?
- И ещё как! – развеселился непонятно чему оборотень. – Ну, хватит этого... Иди сюда, мальчик, отмеченный синими ушами и Каменным озером, я передам тебе кое-что.
И, прежде чем я успел хоть что-то сказать, он сам шагнул ко мне и прижался своими губами к моим.
Меньше всего это было похоже на поцелуй. Больше – на порыв жаркого пустынного ветра, вкус кактусного сока, шорох песка под копытами Чудовища...
Несколько песчинок – да не несколько, а целая струйка! – скользнули вниз по моему горлу, неприятно царапнув его. Я оттолкнул от себя оборотня и закашлялся, пытаясь избавиться от ощущения скребущей в горле скорпионьей лапки.
- Что это было сейчас, чёрт возьми?!
- Я передал тебе пустыню, - непонятно сказал фенек. – Пусть пока полежит у тебя, а то оркам я её доверять опасаюсь...
- Что?!
- Они и без того слишком срослись с пустыней, - ещё более непонятно объяснил фенек. – Не удержат ещё... А ты лишь на четверть орк и жил в других краях, зато успел утонуть в Каменном озере. Так что ты мне очень удачно подвернулся, Фэт!
- Для чего подвернулся? – я наконец-то проглотил прилипшие к горлу песчинки. – Что ты сейчас пытался сделать?
- Не пытался, а сделал, - поправил меня оборотень. – Просто знай, что ты вернёшься сюда умирать. Понятия не имею, когда ты умрёшь, но это точно будет в пустыне!..
Мне начало казаться, что кто-то из нас двоих сошёл с ума. А впрочем... меня ещё в Школе учили, что в некоторых странных местах возможно всё.
Даже то, что находится за гранью человеческого понимания.
Возможно, и пустыня являлась таким заповедным, пропитанным магией местом?
А что! Судя по тому, что я видел в Алом оазисе – очень даже...
Оборотень тем временем пытался отыскать на моём лице хотя бы лёгкую, как летнее облачко, тень понимания – на большее он и не смел рассчитывать. То ли обнаружив наконец искомое, то ли окончательно во мне разочаровавшись, он хмыкнул и развернулся, явно собираясь исчезнуть.
- Погоди! – я поймал его за первое, что попалось под руку, а именно за хвост, и получил возможность «полюбоваться» злобной лисьей мордочкой, на миг проступившей сквозь человеческое лицо. – Всё то, что ты сейчас мне наговорил – оно имеет какое-нибудь отношение к Ихори? Она ведь тоже на четверть орк!
- Нет, - неохотно буркнул фенек, пытаясь как можно бережнее высвободить из моих пальцев свой пушистый хвост. – Мне бы она подошла не хуже, чем ты, но твоя сестра уже выбрала море. И не вздумай спрашивать меня, что это значит! Отпусти мой хвост, наконец!
Если бы я не разжал пальцы в тот же миг, мне бы их наверняка откусили.
А когда разжал... да, верно, оборотень тут же исчез, словно испаряться умел.
Мне же оставалось только махнуть на него рукой и вернуться обратно в лагерь, что я и сделал.
К утру фенек не появился. Я, в общем-то, и не собирался по нему скучать – но мы из-за этого остались без проводника. К счастью, Хрэм, поколдовав немного, смог определить, куда нам дальше идти.
Полдня мы шли и радовались, а потом наткнулись на ещё один клан орков-кочевников, на этот раз с коричневыми ушами. Эти орки были гораздо крупнее, грубее и глупее синеухих, вместо дротиков таскали с собой дубины и кидались на каждого, кто имел неосторожность попасться им на пути. Мы едва унесли ноги, поминая бросившего нас хитрохвостого фенека всеми нехорошими словами, какие только вспомнили. Улэр выразил горячую надежду, что оборотню там сейчас икается так, что дюны трясутся, и я от всей души с ним согласился.
Позже в мою голову и вовсе закрались подозрения – а что, если фенек специально вывел нас к оркам и натравил их на нас? Ведь после коричневоухого племени мы так ни с кем и не столкнулись...
Впрочем, причиной этому могло быть и то, что путешествие подходило к концу. Жара постепенно спадала, под ногами появлялось всё больше травы вместо песка... пустыня превращалась в степь. А когда на горизонте показались крыши домов – мы поняли, что наконец-то дошли.
Нас встречал Семиземный край.
Пятый кусочек
Два дня мы собирали всё необходимое для перехода через пустыню - а на третий отправились в путь. Путешествие больше всего походило на увеселительную прогулку, и это было очень странно, даже если учесть, что мои друзья пользовались магией. Жара была как раз такой, какую мы могли перенести, песчаных бурь не было, а когда у нас стала заканчиваться вода, которую мы тратили слишком безрассудно, нам на пути, как по заказу, попался оазис. Чудовище тоже вело себя идеально, словно всю жизнь только и делало, что шастало по пустыням, и вообще было не конём, а вьючным верблюдом.
Скучно нам тоже не было. Улэр каждый вечер покрывал кусок плотной бумаги какими-то чёрточками и загогулинами, обозвав это издевательство картой и давая всему, что мы видели, пафосные названия вроде Леса Цветущих Кактусов. Кактусы действительно были - однако в количестве всего трёх штук и на лес никак не тянули. Зато уж цвели они на самом деле потрясающе!.. Я даже начал вести себя, как нормальная девушка (в кои-то веки раз), и попросил, чтобы для меня левитировали с кактуса один цветок. В результате цветов мне досталось аж четыре - особенно трогательно смотрелось Чудовище, откусившее цветок и принёсшее мне его в зубах.
Потом Хрэм спохватился, что подобное обламывание не пойдёт пустынной растительности на пользу и устроил кактусам внеплановую поливку, чтобы росли лучше. Мы же тем временем успели уйти вперёд - и я, спросив, куда делся Хрэм, получил от Улэра ответ "В трёх кактусах заблудился!"
Но самой приятной неожиданностью стала, пожалуй, встреча с феньком - рыжим ушастым зверьком, похожим на лису. Орьгол подманил его к нам магией, и фенёк весь вечер просидел рядом с нами, позволяя гладить себя по рыжей шёрстке. Особенно ему понравилось Чудовище - причём взаимно. Фенёк не ушёл даже утром и ехал около часа на спине у Чудовища, любопытно озираясь по сторонам. Выглядело это потрясающе...
А вскоре мы действительно добрались до орков, причём узнали об этом только тогда, когда в нас швырнули дротиком. Точнее, сразу четырьмя дротиками - эти заразы отлично нас видели, а мы даже не понимали, где они сидят!
К счастью, Улэр успел выставить магический щит. Реакции у него были великолепные.
- Отравленные, - заключил Хрэм, безбоязненно присаживаясь на корточки и делая несколько пассов над одним из дротиков, - Надо же, какие мы опасные...
- Надо же, какие вы умные! - донеслось откуда-то справа, - А вот какого эльфа вы здесь забыли, хотел бы я знать?
- Какого кого? - не понял Хрэм.
- Кого слышал! Вы кто вообще такие? Отвечай, а не то мы вас убьём, и никакие магические штучки вам не помогут!
Мы переглянулись и по общему молчаливому согласию решили напустить на орка Орьгола.
- Мы к бабушке идём...
- К какой ещё бабушке?!
- К синеухой.
После недолгого молчания откуда-то (я так и не понял, откуда) вылез орк с синими, как у меня ушами.
- Ты откуда про наш клан знаешь, а? - хмуро спросил он.
- От неё, - Орьгол показал на меня.
Я поспешил стянуть с головы платок, открывая уши. У орка глаза на лоб полезли.
- В тебе есть наша кровь! Ты что же - внучка Большой Ящерицы?!
- Ну... наверное, да, - неуверенно кивнул я, - Если честно, я не знаю, как её зовут. Мы просто шли через пустыню.
- Неважно, - перебил меня орк, - Ящерица захотела бы тебя видеть, если бы знала, что ты придёшь. Пошли со мной.
- А... - я оглянулся на друзей.
- И они тоже.
Встреча с орками оказалась для меня полнейшей неожиданностью. Нас отвели к синеухой и невероятно доброй для орка старушке, накормили, напоили и оставили с вождём наедине. Да, эта милая старушка и была вождём синеухого клана - и она же, разумеется, была Большой Ящерицей. То есть моей бабушкой.
- Так ты у нас внук вождя, оказывается! - пихнул меня в бок захмелевший Улэр, - Возьми меня в следующий поход против людей, а? Как лучшего друга!
- Наследная орочья принцесса, - присоединился к нему Орьгол, без малейшего зазрения совести плюхая голову ко мне на колени, как на подушку, - А тут неплохо, верно, Ихори?..
- Да уж заметно, как тебе неплохо, - усмехнулся я, машинально проводя ладонью по его волосам, - Ты будто в рай попал!
Орьгол под моей рукой чуть ли не замурлыкал, как котёнок.
- Просто тут есть ты-ы-ы... А больше мне ничего и не надо.
Мне пришлось приложить невероятные усилия, чтобы не покраснеть до ушей.
- Дурак...
- Он пьян, внучка, - понимающе и вместе с тем грустно улыбнулась Ящерица, - Этот мальчик привязан к тебе, но ещё не скоро поймёт, что вы оба наелись ягод из Алого оазиса.
- Что за оазис такой? - заинтересовался Хрэм. Он только что вернулся - до этого он прицеплялся ко всем подряд оркам, пытаясь выяснить, почему у них какие-то клички вместо имён, но не получил в ответ ничего, кроме "нам так нравится", - И почему в нём надо есть ягоды?
- В нём как раз не надо есть ягод, - охотно пустилась в объяснения Ящерица, - В Алом оазисе растут злые растения и течёт злая вода. Если выпьешь там воды, забудешь свой клан. Если съешь там гриб, забудешь пустыню и мир вокруг неё и будешь до конца дней своих скитаться в Туманной Стране. Если кинешь жёлтой травы в костёр и вдохнёшь его дым, забудешь своё имя - оба имени, даже настоящее...
- Так у вас всё-таки есть имена? - подскочил Хрэм, но Ящерица его словно не слушала.
- А если съешь хотя бы одну из алых ягод, которые дали имя оазису - забудешь всё на свете, кроме одного-единственного человека. Самый первый орк съел этих ягод, и ему приснилась женщина с ушами другого цвета, потому что он не знал ничего, кроме своих снов. И он пошёл искать её, и не нашёл, и слепил себе женщину из песка. А потом вложил ей в рот ягоду из Алого оазиса, и она ожила, и после этого орков стало много. А теперь про тех, кто любит кого-то одного по-настоящему, говорят, что они наелись ягод из Алого оазиса. Такое редко бывает - но про меня и твоего деда, внучка, тоже так говорили...
Я молча кивнул. Хрэм, напротив, молчать не собирался.
- А этот оазис правда существует или это только легенда?
- Конечно, существует, - Ящерица поглядела на него, как на умалишённого. Впрочем, у орков Хрэм не в первый раз с таким сталкивался.
- И где же он находится?
- Наш клан забыл дорогу к нему.
- Почему... то есть, зачем? - поправился Хрэм. Задавая орку (по крайней мере, синеухому) вопрос "почему", он рисковал получить ответ "потому что так надо".
- Затем, чтобы туда никто не ходил.
- Сногсшибательная у вас логика, - пробормотал Хрэм, прихватывая с собой кусок мяса, и ушёл в ночь и пустыню - отыскивать новых орков и вытряхивать из них новую информацию.
- Абсолютно нормальная логика! - громогласно заступился за орков Улэр, - Вот тебе бы хотелось, чтобы твои дети объелись грибов и до конца дней своих витали в какой-то туманной чертовщине?!
- В Туманной Стране, - поправила его Ящерица, - Куда мы попадаем во сне, после смерти и съев грибов из Алого оазиса. А некоторые орки попадают туда, когда захотят.
- Небось тоже грибов каких-нибудь наевшись? - поинтересовался Улэр.
- Ну, они называют это не грибами, а вдохновением.
- Вот видишь, Улэр, - из темноты вынырнул Хрэм, чтобы зацапать себе ещё кусочек мяса, - Туманная Страна - место весьма поэтическое. А ты мне про детей каких-то бормочешь... О каких, кстати, детях вообще может идти речь? У меня их не предвидится ещё лет пять минимум, да и у тебя тоже.
- О каких-нибудь детях! О заблудших!!!
- Сам ты заблудший, - Хрэм всё-таки утащил мясо и удалился уже окончательно.
Я зевнул.
- Иди-ка ты спать, - моментально заметила это Ящерица, - А за твоими мальчиками я пригляжу.
- Угу, - сил спорить, что никакие они не мои, уже не было. Я аккуратно переложил голову Орьгола на сложенное в несколько раз одеяло, встал и отправился спать.
Спал я долго, крепко и без сновидений... хотел бы я так сказать! Но большей дряни мне не снилось ни разу в жизни...
...Вода. Тёмная, глубокая. Утягивает на дно, как щупальца гигантского спрута...
- Фэт? Фэт!!! Ты где?!
"Я здесь, Ихори. Прости. Я всегда буду рядом... но не с тобой, а с озером".
- А я хочу, чтобы ты был со мной!
"Извини. Не могу".
- Фэт! Не исчезай!.. Фэт?
"Озеро. Оно говорит, что отдаёт меня тебе, Ихори. Только не целиком, часть заберёт себе... ведь это же справедливо?"
- Ни капельки не справедливо! Нельзя тебя делить на части!
"Зато теперь мы с тобой станем одним целым. Ты же всегда этого хотела, верно?"
- Ещё чего! Фэт, ну одумайся, это же не ты говоришь, это озеро говорит!
"И то верно. Но ведь я счастлив..."
- А я...
- НЕТ!!!
Я проснулся с криком - и понял, что сижу, сбросив с себя одеяло, и тяжело дышу, как после долгого бега.
- Что случилось? - ко мне подполз встревоженный Колючка - тот самый орк, который так неприветливо нас встретил, - Ты весь клан своим ором перебудила!
- Извини. Такой бред приснился...
Я попытался пересказать Колючке свой сон, но он перебил меня уже на третьей фразе и сурово заявил:
- Пошли к Ящерице.
Бабушка выслушала весь мой рассказ, становясь с каждым словом всё задумчивее и задумчивее - под конец мне даже стало казаться, что она сейчас потеряет сознание.
- Вот оно как, - наконец заговорила Ящерица, - Значит, купание в Каменном озере всё-таки не прошло для вас даром...
- Что? - я обратил внимание на то, что она сказала "для вас". После моего сна это пугало особенно.
- Для вас, - кивнула Ящерица, - Для Фэта и Ихори... ты уж извини, я совсем забыла, как звали старшего из вас. Но ты сам выбрал себе имя Фэт - так я и буду тебя называть.
- Да о чём вообще речь?!
- А ты ещё не понял?
- Нет, конечно! - несмотря на эти слова, я просто взорваться был готов от бурлящего во мне понимания. Оно отчаянно искало выход наружу - вот только в слова никак не могло оформиться.
Ящерица вздохнула. Она-то видела меня насквозь.
- Похоже, ты не успокоишься, пока я не скажу тебе... Вы близнецы. Близнецы, заключённые в одно тело колдовством Каменного озера. Фэт родился раньше на десять минут.
Почему-то эта последняя фраза окончательно убедила меня в реальности происходящего.
- Но как...
- Долгая история. Рассказать?
- Спрашиваете! - возмущённо завопил мне кто-то прямо в ухо. Не будь я так ошарашен, я бы опознал в этом "ком-то" Улэра, подошедшего сзади и обхватившего меня за плечи. Орьгол с Хрэмом тоже были здесь - если синеухий клан, разбуженный воплем, мог спокойно снова завалиться спать, узнав, чей это вопль, то уж они-то никак не могли, - Рассказывайте, конечно!
- И ваша троица здесь, - усмехнулась Ящерица.
- Не троица, а четвёрка, - поправил Орьгол. И верно - из темноты неслышно выступило Чудовище.
- Ну, четвёрка так четвёрка. Слушайте. Давным-давно у меня был сын - это вы знаете?
Все вразнобой покивали.
- Мой сын не захотел жить в пустыне и покинул её, как только ему исполнилось пятнадцать. Но через восемь лет он вернулся со своей женой - видно было, что он не хотел этого, и вернулся лишь потому, что его попросила женщина, готовая родить ему ребёнка. Ребёнок - двое детей - родились в пустыне, быстро научились ходить и однажды удрали из-под присмотра старших. Весь наш клан искал их, и следы привели нас к берегу Каменного озера - но там мы увидели одну лишь плачущую девочку. Её брата нигде не было, и мы решили, что он утонул. Узнав об этом, мой сын пришёл в бешенство и обвинил свою жену в смерти мальчика - сказал, если бы она не пожелала отправиться в пустыню, если бы лучше смотрела за ребёнком, он бы уцелел. На следующий день они ушли - ушли вместе, но было ясно, что долго они так не протянут... А теперь я вижу, что Фэт не умер. Его тело утонуло в Каменном озере, но сам он жив внутри тебя, Ихори, если верить твоему сну. Ты сама и скажи мне точно: это так?
Я ответил, не задумываясь:
- Так... Мне постоянно кажется, что меня... нас двое.
- Вас и есть двое, - кивнула Ящерица, - А теперь идите спать... Все, кроме моих внуков.
Мои друзья неохотно ушли - Ящерицу они ослушаться не посмели. Я придвинулся поближе к костру, поджал под себя ноги.
- О чём ты хотела со мной поговорить?
- Я - ни о чём, - Ящерица подбросила веток в костёр, - Но вам наверняка есть что сказать.
- Это да... - на меня снова нахлынуло нелюбимое ощущение, словно я лишь оболочка, и говорит за меня кто-то другой, - Можно нас с Ихори как-нибудь разделить обратно? Ты не представляешь, до чего я хочу, чтобы у меня было собственное тело!
- Может быть, и можно, - осторожно отозвалась Ящерица, - Если ты снова искупаешься в озере, а я его попрошу... Но мне надо подумать. Я решу утром.
- Я буду ждать, - почему-то я чувствовал такую усталость, что был готов свалиться прямо там, где сидел.
- Погоди засыпать. Моё имя Лади.
- Что? - не понял я.
- Моё имя Лади, - терпеливо повторила бабушка, - Настоящее имя. Ты должен его знать, потому что завтра, что бы я ни решила, я решу твою судьбу. А теперь спи.
Я хотел ещё что-то сказать - но действительно свалился там, где сидел. Оставалось надеяться, что бабушка потушит костёр или оттащит меня от него...
Утром меня разбудила Лади... Ящерица... бабушка, в общем. Из-за всей этой путаницы с близнецами, именами, грибами и прочей ерундой я начал всерьёз опасаться, что сойду с ума... хотя вроде бы дальше сходить мне было уже и некуда.
- Н-не... - я натянул одеяло на голову, - Не пойду я на первый урок... Хрэм, да отстань ты от меня...
- Просыпайтесь, - голос бабушки подействовал на меня, как ведро холодной воды, - Пора идти к Каменному озеру.
Я отбросил одеяло и сел.
- Так ты всё-таки решила?..
- Я - да. А вот вам ещё надо подумать, - Ящерица посторонилась. Рядом с ней и правда сидел Хрэм, и лицо у него было точно такое же, как в те дни, когда мы с Улэром пытались прогулять уроки, - Послушайте, что он вам скажет.
- Ну, вот что, - без лишних предисловий начал Хрэм, присаживаясь рядом со мной. Видно было, что он не знает, как ко мне теперь обращаться, - Проблема заключается в Фэте.
- А что со мной не так? - изумился я.
- Не с тобой, а с ним... Как бы это объяснить... В общем, когда Фэт упал - или сам зашёл, я уж не знаю - в Каменное озеро, то он действительно там утонул или вовсе растворился. Его душа осталась жива, это да, но тела-то у него нет! После отделения Фэта от Ихори ему просто некуда будет деваться!
- Так значит, ничего не выйдет...
- Погоди, - остановил моё начинающееся нытьё Хрэм, - Я ещё не всё сказал. Дело в том, что я уже сходил к озеру и осмотрел его. И... в общем, вполне можно создать для Фэта новое тело. Точнее, оно возникнет само, как только понадобится - но за это надо будет заплатить. Ты... вы... ну, надо будет отдать озеру всю свою магию. Без остатка.
- Какую ещё магию?! - теперь и я последовал примеру орков, то бишь уставился на Хрэма, как на умалишённого, - Хрэм, ты что? У меня её отобрали!
- Ничего подобного, - возразил Хрэм, - Ни одним известным мне заклятием невозможно отобрать у человека магию! Тебя всего лишь лишили возможности использовать её по собственной воле, иначе бы на тебя не действовали иллюзии браслета...
- При чём тут браслет?!
- Ну вот чем ты слушал на уроках? - устало вздохнул Хрэм, - Амулеты, если ты забыл, бывают двух видов - обыкновенные и так называемые "текучие". Первые используются самым примитивным способом, просто как-то влияют на того человека, который к ним прикасается, носит их на теле и так далее... А "текучие" амулеты подчиняются воле своего владельца, но для того, чтобы управлять силой такого амулета, в человеке должны быть способности к волшебству, хотя бы самые малые. А твой браслет относится явно ко второму типу, иначе бы тебе пришлось снимать или надевать его каждый раз, как ты захочешь сменить облик. И это лишний раз доказывает, что магия в тебе ещё есть... Теперь-то дошло?!
- Дошло, - кивнул я, - То есть я должен буду отдать магию, чтобы получить тело?
- Верно. И не забывай, что мы в путешествии. Возможно, нам удалось бы отыскать какой-нибудь способ снять с тебя ограничивающее заклятие...
Я призадумался. Одно дело, если у тебя магию отбирают - тогда ты злишься на Школу и директора, садишься на зелёного коня и скачешь прочь. Гордый и непонятый миром. Ну ладно, если без шуток, то с этим довольно легко смириться - что я и сделал. Но совсем другое дело, если ты сам должен отказываться от магии, да ещё и после того, как тебе сказали, что ты мог бы её вернуть!
Постепенно к нам подтянулись Улэр с Орьголом - заспанные и зевающие.
- Что у вас тут происходит?
- Ихори с Фэтом думают, - сообщил Хрэм, - Не мешайте им.
- О да, это тяжкий труд! - с видом человека, перенёсшего страшные испытания, произнёс Улэр.
- А ты разве пробовал? - невинно спросил Орьгол, за что получил тычок локтем в бок.
- Что пробовал? - очнулся я.
- Думать, - усмехнулся Улэр, - Но это у нас только Хрэм умеет.
- А... Я сейчас тоже думал.
- Не верю! - категорично отрезал Улэр и тут же сменил тон на любопытный, - И как?
- И решил.
- Задачку о скорости размножения вивернов?
- Нет, - рассмеялся я, - Решил, что как-нибудь и без магии обойдусь. Пошли к Каменному озеру!
Улэр наверняка ничего не понял, так как не присутствовал при объяснениях Хрэма, но к Каменному озеру всё равно пошёл. Разумеется, Орьгол, Хрэм и Чудовище тоже были с нами.
Дальнейшее я запомнил плохо. Помню серые камни, гладь воды... смутную мысль "Так вот почему оно Каменное!" Помню, как Лади что-то говорила - наверное, молилась или колдовала - и помню, что я зашёл в воду.
А потом...
Потом я увидел рядом с собой Улэра. Рядом - и в то же время на другой стороне озера. Два Улэра? Что за бред?
- Улэр, тебя и одного-то много, - пробормотал я.
Улэр не слушал меня и орал что-то непонятное.
- Чёрт, да это же он! Настоящий! А я только привык к той девчонке!
- Вообще-то та "девчонка", как ты выражаешься, настоящей и была, - к Улэру подошёл Хрэм... к обоим Улэрам. Два Хрэма. Да что это за бред-то такой?! Это меня должно быть двое, а не их!
Я моргнул.
Раздвоившаяся Ящерица оказалась слишком тяжёлым испытанием для моих нервов. Я тупо смотрел, как она подходит ко мне - и одновременно к какой-то до странного знакомой девушке на той стороне озера, а потом потерял... потеряла...
В общем, мы потеряли сознание.
С легендарным не сложилось - дома опять случился п***ец не по расписанию ==
Зато я откопала продолжение этого рассказа, которое было распихано по разным тетрадкам и пришлось собирать его, как мозаику.
Написано лет этак двести назад и там чушь всякая - но лучше уже не будет. А ещё местами наблюдается тотальное отсутствие логики, которое себе я обычно не прощаю, но персонажам могу. Потому-то оно и наблюдается.
Названия всё ещё нету, рехнуться можно!..
А феньки - они не феньки, а фенеки, что печально ТТ
Зато я откопала продолжение этого рассказа, которое было распихано по разным тетрадкам и пришлось собирать его, как мозаику.
Написано лет этак двести назад и там чушь всякая - но лучше уже не будет. А ещё местами наблюдается тотальное отсутствие логики, которое себе я обычно не прощаю, но персонажам могу. Потому-то оно и наблюдается.
Названия всё ещё нету, рехнуться можно!..
А феньки - они не феньки, а фенеки, что печально ТТ
- Они не приходят в себя уже сутки!
Для Улэра это был своего рода рекорд - до сих пор все считали, что ждать дольше получаса он физически не способен.
- Ааа... - Улэр со стоном плюхнулся на камень и тут же подскочил, потирая обожжённый зад. Сегодня в пустыне было особенно жарко. - Ну когда уже Фэт проснётся?
- Скоро, - Большая Ящерица, не обращая внимания на шумного парня, сосредоточенно помешивала какое-то зелье, время от времени подсыпая туда зелёного порошка из мешочка, висевшего у неё на поясе. - Фэту необходимо восстановить тело, а Ихори - разум. Ты же не хочешь, чтобы у одного из них подкашивались ноги, а вторая несла какую-то чушь?
читать дальше
- Мы и так всё время несём какую-то чушь, - уверил её Хрэм. - Даже я. Орьгол, а ты почему уже час молчишь?- Я жду, когда смогу познакомиться с Ихори.
- Опа, - удивился Улэр. - А до этого мы с кем были знакомы, по-твоему?!
- Не знаю.
Орьгол ответил не сразу, да и слова "не знаю" от него почти никогда не доводилось слышать. Улэра с Хрэмом это немало озадачило.
- Возможно, - первым опомнился Хрэм, - что до сих пор мы общались, как в Школе, с Фэтом. Но видели-то мы Ихори, и это сбивало нас с толку...
- Ну, нет, - Улэр потряс головой. - Это для меня слишком сложно! Да и вообще - какая разница, кто из них кто? Это же ничего не меняет!
- Это абсолютно всё меняет, - внезапно сказала Ящерица. - Просто вы ничего не заметили...
- Чего именно не заметили? - полюбопытствовал Хрэм.
- Ихори. Что ж я, по-вашему, собственных внуков не различу? Здесь, в пустыне, была уже Ихори, а Фэтом она притворялась по старой привычке. А из вас троих это почувствовал только Орьгол, если не ошибаюсь...
Орьгол уже собирался что-то возразить, но Ящерица перебила его, веско добавив:
- И вам надо бы её от этой привычки отучить. Два Фэта - это будет чересчур.
На это уже никто ничего не сказал, но не потому, что нечего было ответить, а потому, что в этот момент из палатки выбралась синеухая девушка и обвела всех присутствующих абсолютно безумным взглядом. А вслед за ней выполз не менее безумный и очень на эту девушку похожий парень.
В голове было пусто.
У меня там, конечно, что-то звенело, шуршало и перекатывалось - и от всего этого волны эха расходились по моему пустому черепу, в котором больше никто ни с кем не ругался. Было очень и очень непривычно.
Я выполз из палатки и столкнулся взглядом... со мной. Я замерла, не зная, что делать, суетливо заправила за синее ухо прядь волос и уставилась на меня вопросительным взглядом.
Я тряхнул головой, пытаясь собраться, и напомнил себе, что напротив - не я. Только моё бывшее тело, к которому, оказывается, я уже здорово привык, хоть и прятал его под иллюзией... И хозяйкой этого тела теперь является Ихори. И-хо-ри. Моя... моя сестра.
Ихори нервно меня разглядывала.
- Фэт? - спросила она почти шёпотом. - Ты как?
- Странно, - честно ответил я. - А ты?
- Тоже, - призналась Ихори. - По-моему, я сейчас улечу куда-то.
- А у меня в голове шуршит, - я усмехнулся, попытался подняться на ноги и тут же завалился назад.
Моё падение остановил вовремя подошедший Улэр. Повернув голову, я увидел, как он на меня смотрит - словно спрашивает о чём-то. И этот туда же... Серьёзный Улэр пугал даже больше, чем встреча с самим собой. Хорошо ещё, что долго оставаться таким он не умел.
- Леший, ты вернулся! - Улэр расплылся в улыбке. - Я уж думал, ты навсегда девчонкой останешься!
Ихори возмущённо фыркнула и скрестила руки на груди. Я только кивнул.
- Если я тебя отпущу, не упадёшь? - Улэр продолжал придерживать меня за плечи.
- Попробую... - я высвободился из его рук и осторожно сделал несколько шагов. Вроде бы у меня начинало получаться, хоть я и чувствовал себя донельзя странно. А ещё я подрос - и земля теперь казалась пусть немного, но всё же дальше, чем раньше.
- У тебя центр тяжести сместился, - авторитетно заявил подоспевший Хрэм. - Всё-таки настоящее мужское тело сильно отличается от иллюзии.
До меня запоздало дошло, что я, помимо всего прочего, ещё и пол сменил, и я расхохотался.
Дальше было больше. Все – и Ящерица, и Улэр, и Хрэм, и даже Чудовище – суетились вокруг нас с Ихори. Точнее, в основном вокруг меня – Ихори сама только тем и занималась, что суетилась, была абсолютно счастлива и вела себя, по выражению Улэра, «как объевшаяся хмеля лошадь». Лошадь – точнее, конь – недовольно всхрапнул, услышав это, и попытался укусить Улэра за ухо.
- Так ты трезвенник или тебе просто сравнение с Ихори не польстило? – увернувшись от зубов Чудовища, с интересом уточнил Улэр.
После этого на его уши покусилась уже Ихори, пожелав их надрать, и от неё спастись Улэру не удалось.
А я... мне что-то мешало быть таким же счастливым, и я всячески старался убедить себя, что это всего лишь из-за того, что я ещё не привык к новому телу. Настоящее мужское тело действительно сильно отличалось от иллюзии оного... Морок, создаваемый браслетом, был совершенен и на вид, и на ощупь – а иначе бы я не смог десять лет прикидываться парнем, живя в закрытой школе – но он больше управлялся силой мысли, чем мышцами реального тела, и теперь проблемы у меня возникали на каждом шагу. Доходило до смешного – например, я никак не мог приспособиться справлять нужду, и проторчал «в кустиках» (хотя какие, к лешему, в пустыне кусты?!) столько времени, что друзья забеспокоились и отправились меня искать. И нашли.
Конечно, я не стал сообщать, что не могу управиться с... кхм... Но они и так прекрасно всё поняли, и от их хохота едва не случилась песчаная буря.
Громче всех хохотал Улэр. Он вообще в эти дни только и делал, что подшучивал надо мной – но я и не думал обижаться. Слишком давно я его знал. Да что там, без Улэра я бы окончательно сошёл с ума – а то уж мне казалось, что, возможно, в мире нет ничего, кроме пустыни. Или скоро не будет. Видеть изо дня в день серо-жёлтую бесконечность явно не пошло мне на пользу, и только благодаря друзьям я хоть как-то пришёл в себя.
- Знаешь, ему лучше некуда подходит выражение «прийти в себя», - задумчиво сказал Орьгол, и я вздрогнул, поняв, что они с Ихори уже давно сидят здесь, а мои мысли чуть ли не слово в слово совпадают с тем, что говорит сестра. – И ты тоже пришла в себя, верно?..
- Ага, - кивнула Ихори. Была ночь, я лежал у костра и даже не особо скрывал, что не сплю, но они, похоже, не обращали на меня внимания.
- Ты пришла в себя и стала совсем другой... Хоть Ящерица и говорила, что в пустыне ты была уже собой.
- Вроде того. Но в голове-то у меня всё равно был Фэт.
- А сейчас там что? – заинтересовался Орьгол.
- Сейчас там ты. И Улэр. И Хрэм. И Чудовище, и Большая Ящерица, и орки, и пустыня – и Фэт, конечно же... Понимаешь, раньше у меня в голове был только Фэт, а теперь там весь мир!
- Это можно по-всякому понять...
- Уж ты-то всегда всё понимаешь правильно, - сказала Ихори с неожиданной теплотой в голосе.
Орьгол промолчал и молчал так долго, что даже я забеспокоился. Он словно не решался что-то сказать – но на него это было так не похоже...
- Знаешь... – решился наконец Орьгол. – Когда ты не знала, кто ты, и никто не знал, кто ты... Я любил в тебе тайну.
- А теперь этой тайны нет. И?..
Орьгол снова задумался.
- Не знаю.
- Ну, это честно, - Ихори усмехнулась с едва заметной горечью, поднялась и ушла в темноту, прихватив с собой нож.
- Зловеще это выглядит...
- Она ветки для костра пошла искать, - я наконец-то решился подать голос.
- Откуда ты знаешь?
- А я видел, как она уходила.
Сказав это, я натянул на голову одеяло – костёр действительно уже угасал, и становилось холоднее – и вознамерился заснуть по-настоящему. Орьгол остался сидеть у колеблющегося пламени и бормотать что-то о том, что у Ихори странная усмешка, которая больше подошла бы мужчине... что неудивительно... и что неплохо было бы увидеть эту усмешку снова...
Когда Ихори вернулась, он уже спал.
Мы собирались покинуть синеухое племя, как только я освоюсь со своим новым телом, а Ихори перестанет от восторга обниматься с каждым кустом – но Ящерица постоянно задерживала нас то под одним, то под другим предлогом. Пришлось напрямую спросить у неё, в чём дело.
Ящерица в ответ тяжело вздохнула.
- Я не знаю, перейдёте ли вы через пустыню...
- А почему нет? – удивился Улэр. – До вас-то дошли!
- И это было очень легко, - Ящерица не спрашивала, а утверждала.
- Ну да... Возможно, мы случайно попали на такой спокойный период? – высказал догадку Хрэм. – А сейчас начнётся, например, сезон песчаных бурь?
- Почти что так. Причина кроется в Фэте и Ихори. Раньше их защищали чары Каменного озера, чары самой пустыни – но теперь этих чар нет, и как только вы покинете нашу стоянку, все демоны пустыни набросятся на вас, обозлённые вдвое из-за того, что так долго не могли этого сделать.
- Ничего, - легкомысленно отмахнулся Улэр. – Справимся! У нас, как-никак, три мага в команде!
Впоследствии Хрэм с Орьголом его чуть за это не побили.
...Чудовище злобно сплёвывало песок, безуспешно пытаясь заржать. Я вытаскивал сестру из-под брюха коня, в чём сама Ихори никак не желала мне помогать – ей то мусор с юбки надо было стряхнуть, то на солнце полюбоваться, которое только-только начало светить сквозь песчаную завесу... После приключившейся с нами гадости моя сестричка пребывала в состоянии некоторой невменяемости, и никто не посмел бы её за это упрекнуть. Мы все сейчас плохо соображали, на каком находимся свете.
- Так что ты там говорил про трёх магов? – зловеще вопросил Хрэм, надвигаясь на Улэра. Он первым отплевался от песка, пришёл в чувство и для окончательного убеждения в том, что ещё жив, решил поругаться с Улэром.
Конечно, Улэр вполне мог оказаться рядом с Хрэмом и в загробной жизни – с него бы сталось – но всё-таки со смертью и прочими печальными событиями он ассоциировался меньше всего.
К чести Улэра, он весьма бодро драпал от Хрэма на четвереньках, хотя откопался всего пару секунд назад.
- А что не так?! Скажешь, у нас нет трёх магов?
- Скажу, что песчаной буре на это плевать! – Хрэм вытащил из-за пазухи обморочную ящерицу и запустил ей в Улэра. Шлёпнувшись на пыльную макушку мага, несчастная ящерка мигом ожила и улепетнула со всех четырёх лапок.
- А ящерица тут при чём? – возмутился Улэр, останавливаясь и усаживаясь на песок. – Что тебе сделала невинная рептилия?!
- Хватит валять дурака! – Хрэм навис над Улэром с таким зловещим видом, словно собирался как минимум съесть его живьём.
- Может быть, и хватит, - согласился Улэр. – Но к песчаной буре ни ящерица, ни я не имеем ни малейшего отношения.
Хрэм только фыркнул.
- На вот, выпей, - Улэр отцепил от пояса фляжку с водой и протянул другу. – Большой бурдюк мы, наверное, ещё не скоро отыщем.
- Нет, Орьгол уже что-то откапывает. Но вряд ли это будут наши припасы.
- Ну так пошли, поможем! – загорелся Улэр, вскакивая на ноги. – Чего мы здесь сидим?!
Вскоре выяснилось, что Орьгол каким-то чудом нашёл всё же наши запасы воды и пищи. Большая Ящерица перед тем, как отправлять нас в дорогу, как следует всё упаковала – поэтому в мешки не попал песок, и мы ничего не потеряли... из вещей. Зато потеряли направление, в котором шли – а треклятая песчаная буря перетряхнула всю пустыню, не оставив нам ни одного ориентира.
Хрэм крайне эмоционально разъяснил всем, что после таких природных катаклизмов найти дорогу магией сможет только архимаг, а он, к сожалению, таких высот пока не достиг, и потому придётся ждать, самое меньшее, пару часов, а может быть – сутки, и...
Что он ещё хотел сказать, я так и не узнал. Между нами неожиданно шмыгнул фенек, мелкий пустынный лис, и пошёл дальше, замедлив шаг и оборачиваясь время от времени. Зверёк поглядывал на нас, как на идиотов, и явно звал следовать за ним.
- Может, и правда пойдём за ним? – задумчиво сказал Хрэм. – Животные гораздо лучше находят дорогу, чем люди, а этот фенек выглядит очень умным зверем.
- Что, ты нашёл себе брата по разуму? – усмехнулся Улэр.
- А хоть бы и так, - невозмутимо ответил Хрэм. – А ты когда найдёшь?
- Я – уже!
- Чудовище?
Зелёный конь обиженно фыркнул.
Мы действительно пошли за фенеком. По песку протянулись семь цепочек следов – лисьих лапок, лошадиных копыт и человеческих ног. Им предстояло остаться на барханах до следующей песчаной бури, вводя в недоумение варанов и тушканчиков. Орков мы не встречали ни разу с тех пор, как ушли из синеухого племени, и я потихоньку начал склоняться к мысли, что бабушка была права и нас с Ихори действительно защищали чары пустыни. Иначе как объяснить то, что из всех орочьих кланов мы наткнулись именно на тот, который нам был нужен?..
Все известные мне законы магии отрицали такую чушь в самом её зародыше (а судьбы, как известно, не существовало вовсе). Я подумал о том, что не являюсь больше магом, а значит, могу наплевать на все их законы с высокой пальмы, и тихо фыркнул от смеха.
Наконец – примерно через час пути – фенек вывел нас к оазису. Что это за оазис, нам стало ясно как-то сразу.
- Здесь растут злые растения и течёт злая вода... – процитировал Ящерицу Хрэм. – Не очень я в это верю, но лучше будет ничего здесь не есть и не пить. Просто отдохнём в тени и пойдём дальше. Через час я попробую использовать заклинание поиска пути... Эй! Кто-нибудь, остановите этого коня!
Чудовищу было абсолютно всё равно, что оно там забудет, и мой верный зелёный скакун, проигнорировав Хрэма, направился прямиком к воде. Улэр с воплем повис на его уздечке.
Здесь, в ярком оазисе, я неожиданно остро ощутил, насколько изменилась моя жизнь – и не в лучшую, надо признать, сторону. Я лишился магии – хотя чёрт с ней! – и лишился голосов в своей голове, но на самом-то деле я и был одним из этих голосов, внезапно обрётшим плоть. Я сам не знал, чего я хочу теперь, и готов был пожалеть, что не остался у орков. Там, в конце концов, была моя бабушка, и там бы я на что-нибудь сгодился. Но не бросать же Ихори... Хоть я и не ощущал между нами никакой особенной связи, которая вроде бы должна быть у близнецов – но, наверное, если всю жизнь проведёшь в голове у кого-то, ничто другое уже нельзя будет назвать связью. А Ихори тянуло в Семиземный край неуёмное любопытство, не самая плохая причина из возможных, и уж точно не стоило мне её останавливать.
А Улэр с Хрэмом? А Орьгол? Для того, что ли, они убегали вслед за мной из Школы, чтобы теперь я их бросил?! Нас, конечно, одна мать не рожала, и в голове у меня им жить не довелось, но...
Если подумать, то жить ради сестры и ради друзей было лучше, чем жить без всяческой цели и каких-нибудь ценностей. Но почему-то я всё чаще вспоминал дни, когда ехал неизвестно куда и неизвестно зачем. Было в них что-то... особенное. Неуловимо правильное и завораживающее.
Как-то так получилось, что все разбрелись по оазису, и я остался в одиночестве под деревом. Становилось всё скучнее и скучнее – и я, не думая, сорвал растущий рядом гриб и надкусил его.
Если это была обещанная Туманная страна, то она оказалась слишком обыкновенной. Я продолжал сидеть под своим деревом, задремав, и перед моими глазами мельтешили картинки-сны. Их было слишком много, это верно, и они слишком быстро менялись, но почти все видения были про оазис, в котором я находился, и про моих друзей.
...Улэр перегораживает Чудовищу путь к воде, яростно размахивая руками и что-то объясняя. Конь с интересом слушает, поводя ушами...
...Хрэм согнулся над пучком травы. Он осторожно отрывает отдельные травинки и складывает их в холщовый мешочек у себя на поясе...
...Ихори с Орьголом сидят рядом, почти полностью скрытые кустами, и над чем-то смеются. Орьгол срывает с ветки крупную круглую ягоду и протягивает Ихори. Оба перемазаны алым ягодным соком...
...Я лежу под деревом, закрыв глаза, и вижу, как ко мне подходит фенек. Садится мне на живот, внимательно рассматривает хитрыми чёрными глазами...
На миг мне показалось, будто мой живот придавлен какой-то тяжестью – много, много больше фенека. Я охнул и проснулся.
Тяжесть действительно была – только не на животе, сидела рядом. Молодой мужчина смотрел на меня чёрными, точно как у фенека, глазами, аккуратно сложив лапы... руки на коленях.
- Ты много съел? – прямо спросил он.
Я протёр глаза, пытаясь сообразить, о чём идёт речь, и обратил внимание на гриб, зажатый у меня в руке. Ещё бы не обратил, если я им в нос себе заехал...
- Нет. Только этот надкусил.
- Это хорошо, - под взглядом фенека мне стало как-то неуютно. – А то ты бы мог и привыкнуть.
Я сел поудобнее, оглядел неожиданного пришельца – драные штаны, жилетка из грубой ткани, длинные волосы песчаного цвета, три браслета на одной руке, два на другой, ожерелье на шее – и попытался взять на себя роль Хрэма.
- А я думал, оборотни превращаются без одежды.
- Ну мы же в пустыне, - он пожал плечами так, словно это и был весь ответ.
- И руки у тебя должны обгореть на солнце...
- Я же оборотень!
Я подумал, прикинул, что Ихори с Орьголом уже должны были объесть с несчастного куста все ягоды, и поднялся, опираясь о дерево.
- Пойду, сестру позову.
Ихори фенеку обрадовалась. И сразу же задала ему тот вопрос, который уже вертелся у меня на языке:
- Ты ведь тот самый фенек, который привёл нас сюда, верно?
- Тот, - с гордостью признал оборотень, обнюхиваясь с Чудовищем. – Что бы вы без меня делали...
- Может, ты ещё и из пустыни нас выведешь? – фыркнул подошедший Хрэм. Манеры фенека явно не пришлись ему по душе.
- А куда вы шли?
- В Семиземный край. Знаешь, как туда дойти?
Фенек подумал – и кивнул.
Он действительно указал нам нужное направление и даже стал нашим проводником. Песчаные бури вроде бы улеглись, так что можно было спокойно идти и разговаривать. Фенек (который, кстати, так и не представился) всё время рассказывал что-то про пустыню, выражаясь ещё более непонятно, чем орки. Хрэма это доконало, и он старался вообще не приближаться к оборотню; Улэра мало занимали подобные материи, зато мы с Ихори и Орьголом слушали рассказы фенека, пораскрывав рты. Пустыня словно делила наш мир пополам, сама по себе являясь почти что отдельным миром. Теперь я не мог даже представить себе, что это за место такое – Семиземный край. Он должен был оказаться совсем не похожим на наше королевство...
Как-то ночью фенек подозвал меня к себе. Точнее, я отошёл на минутку от нашей стоянки, а он вынырнул из темноты и потянул меня за рукав, безмолвно показывая, что ему чего-то надо.
Я позволил отвести себя ещё на десяток шагов в сторону и только тогда спросил:
- Что случилось?
Оборотень уставился на меня чёрными лисьими глазами.
- Слушай, Фэт, это ведь правда – то, что про тебя говорят? Что вы с Ихори внуки Большой Ящерицы, вождя синеухих орков? И всё остальное...
Я понятия не имел, что фенек имеет в виду под «остальным», но всё же кивнул. Внуками-то мы были, как ни крути...
- А сам ты много знаешь об орках?
Я замялся, не зная, что ответить. Узнал-то я за это время, как мне казалось, довольно много – но всё равно у меня оставалось ощущение, что орки хранят куда больше секретов, чем пожелали открыть нам.
- Хорошо, - фенек, видя моё замешательство, решил смилостивиться и уточнить вопрос. – А что ты знаешь о других орках? Не синеухих?
- Ничего, - честно признался я. – Но разве они сильно друг от друга отличаются?
- И ещё как! – развеселился непонятно чему оборотень. – Ну, хватит этого... Иди сюда, мальчик, отмеченный синими ушами и Каменным озером, я передам тебе кое-что.
И, прежде чем я успел хоть что-то сказать, он сам шагнул ко мне и прижался своими губами к моим.
Меньше всего это было похоже на поцелуй. Больше – на порыв жаркого пустынного ветра, вкус кактусного сока, шорох песка под копытами Чудовища...
Несколько песчинок – да не несколько, а целая струйка! – скользнули вниз по моему горлу, неприятно царапнув его. Я оттолкнул от себя оборотня и закашлялся, пытаясь избавиться от ощущения скребущей в горле скорпионьей лапки.
- Что это было сейчас, чёрт возьми?!
- Я передал тебе пустыню, - непонятно сказал фенек. – Пусть пока полежит у тебя, а то оркам я её доверять опасаюсь...
- Что?!
- Они и без того слишком срослись с пустыней, - ещё более непонятно объяснил фенек. – Не удержат ещё... А ты лишь на четверть орк и жил в других краях, зато успел утонуть в Каменном озере. Так что ты мне очень удачно подвернулся, Фэт!
- Для чего подвернулся? – я наконец-то проглотил прилипшие к горлу песчинки. – Что ты сейчас пытался сделать?
- Не пытался, а сделал, - поправил меня оборотень. – Просто знай, что ты вернёшься сюда умирать. Понятия не имею, когда ты умрёшь, но это точно будет в пустыне!..
Мне начало казаться, что кто-то из нас двоих сошёл с ума. А впрочем... меня ещё в Школе учили, что в некоторых странных местах возможно всё.
Даже то, что находится за гранью человеческого понимания.
Возможно, и пустыня являлась таким заповедным, пропитанным магией местом?
А что! Судя по тому, что я видел в Алом оазисе – очень даже...
Оборотень тем временем пытался отыскать на моём лице хотя бы лёгкую, как летнее облачко, тень понимания – на большее он и не смел рассчитывать. То ли обнаружив наконец искомое, то ли окончательно во мне разочаровавшись, он хмыкнул и развернулся, явно собираясь исчезнуть.
- Погоди! – я поймал его за первое, что попалось под руку, а именно за хвост, и получил возможность «полюбоваться» злобной лисьей мордочкой, на миг проступившей сквозь человеческое лицо. – Всё то, что ты сейчас мне наговорил – оно имеет какое-нибудь отношение к Ихори? Она ведь тоже на четверть орк!
- Нет, - неохотно буркнул фенек, пытаясь как можно бережнее высвободить из моих пальцев свой пушистый хвост. – Мне бы она подошла не хуже, чем ты, но твоя сестра уже выбрала море. И не вздумай спрашивать меня, что это значит! Отпусти мой хвост, наконец!
Если бы я не разжал пальцы в тот же миг, мне бы их наверняка откусили.
А когда разжал... да, верно, оборотень тут же исчез, словно испаряться умел.
Мне же оставалось только махнуть на него рукой и вернуться обратно в лагерь, что я и сделал.
К утру фенек не появился. Я, в общем-то, и не собирался по нему скучать – но мы из-за этого остались без проводника. К счастью, Хрэм, поколдовав немного, смог определить, куда нам дальше идти.
Полдня мы шли и радовались, а потом наткнулись на ещё один клан орков-кочевников, на этот раз с коричневыми ушами. Эти орки были гораздо крупнее, грубее и глупее синеухих, вместо дротиков таскали с собой дубины и кидались на каждого, кто имел неосторожность попасться им на пути. Мы едва унесли ноги, поминая бросившего нас хитрохвостого фенека всеми нехорошими словами, какие только вспомнили. Улэр выразил горячую надежду, что оборотню там сейчас икается так, что дюны трясутся, и я от всей души с ним согласился.
Позже в мою голову и вовсе закрались подозрения – а что, если фенек специально вывел нас к оркам и натравил их на нас? Ведь после коричневоухого племени мы так ни с кем и не столкнулись...
Впрочем, причиной этому могло быть и то, что путешествие подходило к концу. Жара постепенно спадала, под ногами появлялось всё больше травы вместо песка... пустыня превращалась в степь. А когда на горизонте показались крыши домов – мы поняли, что наконец-то дошли.
Нас встречал Семиземный край.
@музыка: Sengoku Basara OST
@темы: Семиземный край, Безымянный рассказ
понедельник, 02 апреля 2012
12:07
Доступ к записи ограничен
Live to tell the tale.
Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра
понедельник, 19 марта 2012
Live to tell the tale.
Первые четыре кусочка
- Просыпайся, менестрельша...
ИлКарн осторожно потряс Кай за плечо. Полдня назад они покинули Ишмидол, собираясь до вечера идти пешком, а там подняться в воздух и лететь к эльфам – но Кай спутала дракону все планы, уже через полчаса пути начав отчаянно зевать. События предыдущих дней изрядно утомили девушку, и было решено переждать день в лесу, чтобы Кай могла выспаться. ИлКарн полагал, что сумеет удержать на своей спине даже самую сонную из всех менестрельш Семиземного края – но летать над Ишмидолом днём не рискнул бы ни один дракон. На стенах были установлены нацеленные в небо баллисты, и... рыцарей, конечно, в городе сейчас не было, но вряд ли кто-нибудь рискнёт оставить столь грозное оружие без присмотра!
А значит, и сбивать его, ИлКарна, будет кому.
- А? – Кай кое-как протёрла глаза, зевнула и отлепила с щеки кленовый лист. – Ну и темень... Уже пора?
- Да, - ИлКарн, не теряя времени, сменил облик и подставил девушке бок для залезания. – К рассвету будем в Лунном лесу.
Куда именно дракону надо лететь, они в подробностях обсудили ещё днём – но Кай почему-то не торопилась.
- А ты поспал?
- Зачем? – равнодушно ответил ИлКарн. – Сегодня хороший ветер. Подремлю в воздухе.
Эффект превзошёл все драконьи ожидания. Менестрельша то ли взвыла, то ли пискнула от ужаса и, подскочив, как ужаленная, начала так бурно размахивать руками, словно сама собиралась взлететь.
- Чего-о?! Ты же брякнешься, глупый дракон! Обязательно брякнешься! А я не хочу добавлять свою пару глаз к той лепёшке с хвостом, которая из тебя получится!
ИлКарн не выдержал и расхохотался. Кай, сообразив, что её обманули, огрела его своей сумкой.
- Но сегодня и правда хороший ветер, - примирительно заметил дракон. – И не думаешь же ты, что мне может быть трудно лететь?
- Конечно, нет! – девушку такая мысль возмутила едва ли не сильнее, чем самого ИлКарна. – Но я всё равно не хочу, чтобы ты спал в воздухе!
ИлКарн нетерпеливо дёрнул хвостом.
- Залезай уже!
Кай ловко взобралась на спину дракону. ИлКарн даже вздрогнул – это был первый раз, когда кто-то садился ему на спину... точнее, первый раз, когда он это осознавал. В прошлый раз... как там Кай говорила? «Ты похитил меня, когда я устраивалась на ночлег»? Каково же ей было летать на безумном драконе ночью, в полной темноте?!
Неудивительно, что сегодня она свалилась без сил...
Мысли текли в драконьей голове сами собой, а ИлКарн уже летел, удачно поймав крыльями воздушный поток. Ветер был не просто хороший – превосходный; а Кай что-то кричала, пытаясь дозваться дракона.
- Ты похож на парусник! – удалось наконец расслышать ИлКарну. – А крылья – на паруса!
Паруса? Неужто менестрельша тоже видит ветер?.. ИлКарн прибавил скорость и почувствовал, как менестрельша крепче ухватилась за его гребень. Она что-то ещё кричала, что-то про море, людей и русалок, но этого дракон уже не слышал из-за свиста ветра в ушах.
Потом Кай утихомирилась – снова заснула, что ли? Не упала бы... ИлКарн летел на восток, слегка заворачивая к югу, и ориентиром ему служили сначала звёзды, а потом – светлеющее небо. Тут, наверху, солнце уже вставало; ИлКарн – не иначе как от менестрельши вдохновением заразившись – подумал, что драконы первыми во всём мире встречают рассвет, и позволил этой нечаянной радости захватить его целиком.
Вскоре на горизонте появилось большое тёмное пятно – Лунный лес, а вслед за этим случилось невероятное. Слева на небо вскарабкался тоненький месяц и замер под облаком, издевательски покачиваясь.
ИлКарн, чуть шею себе не свернул, оборачиваясь назад. Там, на западе, тоже был месяц, как и полагалось, торопился спрятаться за горизонт, пока не растаял в солнечных лучах. К тому времени, как ИлКарн достиг границы леса, этот привычный месяц исчез окончательно – а второй, наоборот, только сделался ярче и чуть сдвинулся к востоку, явно собравшись шастать по небу без всякого пути и порядка.
Нет, дракон и раньше слышал, что Лунный лес называется так именно потому, что Луна там светит даже днём. Но думал, что за этим кроется какое-то колдовство... а чтобы такое?! Дав себе обещание расспросить об этих месяцах Кай, ИлКарн начал снижаться...
И вот тут-то началось безобразие.
Что-то ударило ИлКарна в бок, да так сильно, что он перевернулся в воздухе. Небо накренилось и рухнуло вниз; а когда дракон выровнялся, то увидел напротив себя странную тварь.
Гарпия – не гарпия... Покрупнее, да и не очень-то похожа. Словно ночной кошмар какого-нибудь человека ожил. Тварь шипела, скалилась, растопыривала когти и дракону могла напомнить только подбитую индюшку – но атаковать второй раз собиралась вполне всерьёз.
С диким (воистину индюшачьим!) воплем тварь бросилась на дракона. ИлКарн встретил её струёй огня – и изумился, увидев, как тварь не сгорела даже!.. словно бы испарилась за миг до того, как соприкоснуться с пламенем. Издохла? Сбежала?!
Во всяком случае, появляться снова странное существо не спешило. ИлКарн мог спокойно приземлиться и подумать о...
Кай.
Кай!!!
Менестрельши на его спине не было.
Конечно же, она не могла удержаться, когда он там кувыркался кверху лапками! И даже если ей повезло упасть в реку – внизу как раз блестела синяя полоса – менестрельша наверняка потеряла сознание, ударившись о воду, и захлебнулась! ИлКарн проклял себя и напавшую на него тварь, прежде чем ринуться вниз – а в следующий миг уже бухнулся в реку, не сменив облик. На берег накатила волна, схожая с морским штормовым валом.
Нанырявшись и наглотавшись воды с илом, ИлКарн был вынужден вылезти из воды. Кай в реке не было. О том, чтобы надо идти в лес на поиски... следов, даже думать не хотелось.
Если бы она была ещё жива... Но какой человек выживет, упав с такой высоты?! Тут даже чудо не поможет.
А вдруг... всё-таки...
ИлКарн сам не заметил, как безумная надежда подняла его на ноги и погнала к лесу. Очнулся дракон только тогда, когда наткнулся на... что-то.
Что-то не отодвигалось в сторону и не давало себя обойти, упорно заступая дракону дорогу.
- Ты ведь ищешь девушку, которая свалилась с неба? – поинтересовалось оно, и ИлКарн, подняв глаза, увидел эльфа... или человека... двуногое, в общем. – Я видел, как она упала в реку и не выплыла на поверхность.
Заметив, как изменилось лицо ИлКарна, двуногий поспешно добавил:
- Это значит, что её забрали русалки! Они не дадут ей захлебнуться и доставят в город, а там кто-нибудь отведёт её к целителю!
ИлКарн чуть не расцеловал этого чудесного парня, так вовремя оказавшегося рядом.
- Слава богам! – и к богам дракону не доводилось раньше обращаться, но от радости кого только не вспомнишь... – Где этот город?!
- Недалеко, - эльф (человек? Кто-то ещё?..) указал рукой вверх по течению реки. – Я тебя отведу.
Пока шли, ИлКарн не замечал ничего вокруг – хотя стоило бы. Лунный лес был ещё более красив, чем о нём рассказывали, но дракон обратил на него внимание только тогда, когда деревья вокруг вроде как стали пониже... А там и дома появились. Это, видимо, и был город.
Окраины, правда, даже на деревню не походили – дом там, башенка тут, лестница верёвочная с дуба свисает... Дальше появились дороги из светлых каменных плит с неровными краями, домов стало больше, эльфов вокруг – тоже, и ИлКарн начал оглядываться по сторонам, стараясь запомнить, куда его ведут.
От этого полезного занятия его отвлёк чей-то крик.
- ИлКарн!!!
Да это же Кай! Мокрая насквозь и слегка позеленевшая, но живая, живее некуда... Несётся к нему со всех ног. Добежала. Обняла так крепко, что дракон едва не задохнулся.
- Ты живой!
- Я живой?! – ИлКарн всё-таки задохнулся – от возмущения. – Это за меня волноваться надо?! Кто тут чуть не утонул – я, что ли?!
- Ты так говоришь, словно это я виновата! – Кай обиделась, но объятий не разжала. А если бы и разжала, ИлКарн всё равно бы её не отпустил. – Что со мной могло случиться? Меня ведь русалки вытащили!
- Но я-то об этом не знал! А если бы ты упала не в воду?
- Но не упала же... – Кай, противореча своему беззаботному тону, уткнулась носом ИлКарну в плечо. – А что с тобой было? Кто на тебя напал?
- Отъевшаяся гарпия, - приврал ИлКарн, не желая беспокоить менестрельшу раньше времени. Успеет ещё рассказать. – Я её сжёг, и все дела...
Кай вздохнула с нескрываемым облегчением.
- Это хорошо. А я за тебя волновалась!
Надо было бы назвать её дурочкой, да язык не повернулся. Пусть такое беспокойство и было для ИлКарна оскорбительно – где это видано, чтобы дракон не смог победить в воздушной битве?! – но всё-таки... Не ругаться же с утопленницей.
ИлКарн отпустил Кай, оглядел с головы до ног.
- Ладно. Как бы то ни было, мы прилетели в Лунный лес. Что будем делать дальше?
- Как что? Пойдём к целителю! – удивилась Кай.
- Сразу? – не понял дракон. – Может быть, сначала жильё найдём?
- А мы у неё и поселимся, у целительницы! – Кай уже тянула ИлКарна за руку куда-то по улице... если странные эльфийские дороги можно было назвать улицами, конечно. – Пошли скорее, а то она травы собирать уйдёт!
ИлКарн мельком подивился тому, что это за странная целительница такая, у которой можно жить – и откуда бы Кай точно знать, в какое время она ходит за травами?! – но основное внимание дракона было приковано к самой менестрельше. Всё ещё какой-то зеленоватой и подозрительно пошатывающейся.
- Ты же упадёшь сейчас! – ИлКарн подхватил девушку на руки и понёс дальше так, приготовившись игнорировать любопытные взгляды – которых, кстати, и не было. Менестрельша, на удивление дракону, притихла и не рвалась доказывать, что может идти сама. И только через десять минут робко сказала:
- Вообще-то мы собирались лечить тебя, а не меня...
- Я не тонул, - коротко ответил ИлКарн.
Уж лучше бы она брыкалась, честное слово!..
- А ещё ты нужный поворот пропустил, - уже прежним голосом объявила Кай. – Нам во-он туда, к обрыву!
ИлКарн чертыхнулся и повернул обратно, к пропущенной недавно тропинке. О каком обрыве говорит менестрельша, он понятия не имел, но очень надеялся, что им не придётся сворачивать на нём шеи.
Не пришлось. Вскоре тропинка вильнула в сторону, плавно пошла под уклон, а когда девушка сказала дракону остановиться, ИлКарн с превеликим изумлением осознал, что вот эта... небольшая холмистость и была обещанным обрывом.
- Не была ты в горах, менестрельша... – вздохнул ИлКарн.
- Как – не была? – удивилась Кай. – Ты же сам меня туда притащил, когда похитил!
- Я притащил тебя не в горы, а в предгорья, - объяснил дракон. – А в настоящие горы я тебя как-нибудь свожу, посмотришь...
ИлКарн примолк, с ужасом осознав, что говорил всё это всерьёз. Что в самом деле хотел показать Кай – горы! Их горы, драконью крепость и святыню! Да что с ним творится-то?! Каждый дракон в их племени – и в любом племени! – знал, какая цена была когда-то уплачена, чтобы защитить их пещеры, и каждый дракон был готов отдать жизнь, но не пустить в горы чужаков, а он, почти что Страж...
- Куда мне теперь тебя нести? – спешно сменил тему ИлКарн, пока до Кай не дошло, что ей нечаянно предложили. Надо думать, менестрельша начала бы скакать от радости, попади она в драконьи пещеры... – Где живёт эта твоя целительница?
- А ты разве не видишь?! – запасы удивления у Кай были воистину неисчерпаемы. – Вон там!
ИлКарн глянул в указанном девушкой направлении – и наконец увидел среди деревьев небольшой домик, возле крыльца которого росла молодая рябина. Стоило признать, эльфы умели выбирать, где поселиться. Для драконьих глаз тут было чересчур светло и зелено, да и назвать холмик, под которым стоял дом, обрывом, у ИлКарна язык никак не поворачивался, но всё же, всё-таки...
Красиво.
Ветер пошевелил кроны деревьев, и над лесом поплыл душистый, смутно знакомый ИлКарну аромат. Дракон втянул носом воздух, принюхался... как же он сразу не понял?!
Сирень цветёт...
- ИлКарн? – позвала его Кай, обеспокоенная тем, что дракон застыл на месте и никуда не движется. – Что с тобой?
- Ничего, - ИлКарну пришлось сделать над собой усилие, чтобы его голос звучал ровно. – Просто задумался...
- Может, поставишь меня на землю? – предложила менестрельша, как-то чересчур пристально его разглядывая.
- Нет уж...
Конечно, дойти до порога дома Кай могла и сама, но ИлКарн всё же донёс девушку до самых дверей и только там позволил ей встать на ноги.
На стук в дверь эльфийская целительница откликнулась сразу. Должно быть, и впрямь собиралась отправиться за травами, как говорила Кай.
- Фьюла, я вернулась! – объявила девушка, едва дверь открылась.
- Здравствуй, Кай... – показавшуюся на пороге эльфийку, казалось, совсем не удивило внезапное появление менестрельши. – Я всегда рада тебя видеть, ты знаешь. Но кто твой спутник?
- Это ИлКарн, - Кай потеребила парня за рукав, намекая, чтобы он поздоровался с целительницей. – Он дракон!
- Я вижу... – эльфийка склонила голову, приветствуя ИлКарна, дракон поклонился в ответ. – Добро пожаловать в Лунный лес, ИлКарн. Мы, эльфы, всегда рады визитам драконов, но ты – первый дракон за последние триста лет, который посетил нас. Кто бы мог подумать, что тебя приведёт сюда человеческая девушка...
Кай гордо задрала нос.
- Она ещё и не такое может, - заверил эльфийку ИлКарн.
- О да! – неожиданно рассмеялась целительница. – Я хорошо это знаю...
После этого их пригласили в дом. Целительница принялась хлопотать над Кай и увела её на второй этаж, а ИлКарна угостила фруктами – мяса эльфийка, похоже, не ела. Ночевать дракону предложили в беседке на дереве, так как кроватей в доме имелось только две; впрочем, он и от беседки отказался, сказав, что куда лучше выспится просто на траве.
Целительница ИлКарну понравилась. Фьюле – ведь так её звали? Необычное имя... – было около шести сотен лет, хотя человеку она должна была казаться юной девушкой. Но ей всё же было шестьсот, и это обрадовало ИлКарна.
Что скрывать, он не слишком-то любил эльфов... Сказалось давнее неприятное знакомство с эльфийкой раза в два помоложе Фьюлы, заносчивой и высокомерной. Сбить с неё спесь удалось лишь тогда, когда она принялась что-то болтать про свою легендарную любовь на заре времён и о том, что никогда не снизойдёт до сорокалетнего драконёнка... ИлКарн в ответ на это расхохотался. И с удовольствием разъяснил эльфийке, что триста лет – это, конечно, не сорок, но любовь на заре времён могла ей разве что присниться, а с чего она вдруг путает сон и реальность? Неужто уже старческий маразм подкрался?
Вытянувшим лицом той эльфийки можно было любоваться бесконечно. Она, похоже, так привыкла общаться с людьми, что всерьёз начала считать себя бессмертной, и встреча с драконом её слегка... разочаровала.
То ли дело Фьюла!.. Она могла бы быть бабушкой ИлКарна. Временами дракон всерьёз жалел, что его дед и прадед в молодости не положили глаз на эльфиек; а отец...
Нет. Отец выбрал ту единственную женщину в целом мире, которую должен был выбрать.
А он... он когда-нибудь выберет...
Мысли путались.
Когда Кай и Фьюла спустились вниз, ИлКарн уже спал, положив голову на руки.
Писать я разучилась, это ясно. Этот кусок мне катастрофически не удался - и ладно бы ещё только он, но я в последнее время вообще не понимаю, что делаю и что у меня выходит. Даже не знаю, действительно ли я хочу продолжить эту историю или делаю это просто по привычке.
И если обычно мои "Ааа, ничего не получается, кошмаружаспаника! ТТ" - что-то вроде ритуальных завываний (чтоб не сглазить, что ли?..), то сейчас всё серьёзно.
А хуже всего то, что я даже не убиваюсь по этому поводу особенно. Если бы убивалась, не стала бы выкладывать... и, возможно, сделала бы в конце концов что-то приличное. Хотя что уж можно сделать через десять месяцев? ==
И если обычно мои "Ааа, ничего не получается, кошмаружаспаника! ТТ" - что-то вроде ритуальных завываний (чтоб не сглазить, что ли?..), то сейчас всё серьёзно.
А хуже всего то, что я даже не убиваюсь по этому поводу особенно. Если бы убивалась, не стала бы выкладывать... и, возможно, сделала бы в конце концов что-то приличное. Хотя что уж можно сделать через десять месяцев? ==
Читать?
Просыпайся, менестрельша,
Будь принцессой. Я – дракон.
Мои крылья гор не меньше,
Я из пламени рождён.
Будь принцессой. Я – дракон.
Мои крылья гор не меньше,
Я из пламени рождён.
- Просыпайся, менестрельша...
ИлКарн осторожно потряс Кай за плечо. Полдня назад они покинули Ишмидол, собираясь до вечера идти пешком, а там подняться в воздух и лететь к эльфам – но Кай спутала дракону все планы, уже через полчаса пути начав отчаянно зевать. События предыдущих дней изрядно утомили девушку, и было решено переждать день в лесу, чтобы Кай могла выспаться. ИлКарн полагал, что сумеет удержать на своей спине даже самую сонную из всех менестрельш Семиземного края – но летать над Ишмидолом днём не рискнул бы ни один дракон. На стенах были установлены нацеленные в небо баллисты, и... рыцарей, конечно, в городе сейчас не было, но вряд ли кто-нибудь рискнёт оставить столь грозное оружие без присмотра!
А значит, и сбивать его, ИлКарна, будет кому.
- А? – Кай кое-как протёрла глаза, зевнула и отлепила с щеки кленовый лист. – Ну и темень... Уже пора?
- Да, - ИлКарн, не теряя времени, сменил облик и подставил девушке бок для залезания. – К рассвету будем в Лунном лесу.
Куда именно дракону надо лететь, они в подробностях обсудили ещё днём – но Кай почему-то не торопилась.
- А ты поспал?
- Зачем? – равнодушно ответил ИлКарн. – Сегодня хороший ветер. Подремлю в воздухе.
Эффект превзошёл все драконьи ожидания. Менестрельша то ли взвыла, то ли пискнула от ужаса и, подскочив, как ужаленная, начала так бурно размахивать руками, словно сама собиралась взлететь.
- Чего-о?! Ты же брякнешься, глупый дракон! Обязательно брякнешься! А я не хочу добавлять свою пару глаз к той лепёшке с хвостом, которая из тебя получится!
ИлКарн не выдержал и расхохотался. Кай, сообразив, что её обманули, огрела его своей сумкой.
- Но сегодня и правда хороший ветер, - примирительно заметил дракон. – И не думаешь же ты, что мне может быть трудно лететь?
- Конечно, нет! – девушку такая мысль возмутила едва ли не сильнее, чем самого ИлКарна. – Но я всё равно не хочу, чтобы ты спал в воздухе!
ИлКарн нетерпеливо дёрнул хвостом.
- Залезай уже!
Кай ловко взобралась на спину дракону. ИлКарн даже вздрогнул – это был первый раз, когда кто-то садился ему на спину... точнее, первый раз, когда он это осознавал. В прошлый раз... как там Кай говорила? «Ты похитил меня, когда я устраивалась на ночлег»? Каково же ей было летать на безумном драконе ночью, в полной темноте?!
Неудивительно, что сегодня она свалилась без сил...
Мысли текли в драконьей голове сами собой, а ИлКарн уже летел, удачно поймав крыльями воздушный поток. Ветер был не просто хороший – превосходный; а Кай что-то кричала, пытаясь дозваться дракона.
- Ты похож на парусник! – удалось наконец расслышать ИлКарну. – А крылья – на паруса!
Паруса? Неужто менестрельша тоже видит ветер?.. ИлКарн прибавил скорость и почувствовал, как менестрельша крепче ухватилась за его гребень. Она что-то ещё кричала, что-то про море, людей и русалок, но этого дракон уже не слышал из-за свиста ветра в ушах.
Потом Кай утихомирилась – снова заснула, что ли? Не упала бы... ИлКарн летел на восток, слегка заворачивая к югу, и ориентиром ему служили сначала звёзды, а потом – светлеющее небо. Тут, наверху, солнце уже вставало; ИлКарн – не иначе как от менестрельши вдохновением заразившись – подумал, что драконы первыми во всём мире встречают рассвет, и позволил этой нечаянной радости захватить его целиком.
Вскоре на горизонте появилось большое тёмное пятно – Лунный лес, а вслед за этим случилось невероятное. Слева на небо вскарабкался тоненький месяц и замер под облаком, издевательски покачиваясь.
ИлКарн, чуть шею себе не свернул, оборачиваясь назад. Там, на западе, тоже был месяц, как и полагалось, торопился спрятаться за горизонт, пока не растаял в солнечных лучах. К тому времени, как ИлКарн достиг границы леса, этот привычный месяц исчез окончательно – а второй, наоборот, только сделался ярче и чуть сдвинулся к востоку, явно собравшись шастать по небу без всякого пути и порядка.
Нет, дракон и раньше слышал, что Лунный лес называется так именно потому, что Луна там светит даже днём. Но думал, что за этим кроется какое-то колдовство... а чтобы такое?! Дав себе обещание расспросить об этих месяцах Кай, ИлКарн начал снижаться...
И вот тут-то началось безобразие.
Что-то ударило ИлКарна в бок, да так сильно, что он перевернулся в воздухе. Небо накренилось и рухнуло вниз; а когда дракон выровнялся, то увидел напротив себя странную тварь.
Гарпия – не гарпия... Покрупнее, да и не очень-то похожа. Словно ночной кошмар какого-нибудь человека ожил. Тварь шипела, скалилась, растопыривала когти и дракону могла напомнить только подбитую индюшку – но атаковать второй раз собиралась вполне всерьёз.
С диким (воистину индюшачьим!) воплем тварь бросилась на дракона. ИлКарн встретил её струёй огня – и изумился, увидев, как тварь не сгорела даже!.. словно бы испарилась за миг до того, как соприкоснуться с пламенем. Издохла? Сбежала?!
Во всяком случае, появляться снова странное существо не спешило. ИлКарн мог спокойно приземлиться и подумать о...
Кай.
Кай!!!
Менестрельши на его спине не было.
Конечно же, она не могла удержаться, когда он там кувыркался кверху лапками! И даже если ей повезло упасть в реку – внизу как раз блестела синяя полоса – менестрельша наверняка потеряла сознание, ударившись о воду, и захлебнулась! ИлКарн проклял себя и напавшую на него тварь, прежде чем ринуться вниз – а в следующий миг уже бухнулся в реку, не сменив облик. На берег накатила волна, схожая с морским штормовым валом.
Нанырявшись и наглотавшись воды с илом, ИлКарн был вынужден вылезти из воды. Кай в реке не было. О том, чтобы надо идти в лес на поиски... следов, даже думать не хотелось.
Если бы она была ещё жива... Но какой человек выживет, упав с такой высоты?! Тут даже чудо не поможет.
А вдруг... всё-таки...
ИлКарн сам не заметил, как безумная надежда подняла его на ноги и погнала к лесу. Очнулся дракон только тогда, когда наткнулся на... что-то.
Что-то не отодвигалось в сторону и не давало себя обойти, упорно заступая дракону дорогу.
- Ты ведь ищешь девушку, которая свалилась с неба? – поинтересовалось оно, и ИлКарн, подняв глаза, увидел эльфа... или человека... двуногое, в общем. – Я видел, как она упала в реку и не выплыла на поверхность.
Заметив, как изменилось лицо ИлКарна, двуногий поспешно добавил:
- Это значит, что её забрали русалки! Они не дадут ей захлебнуться и доставят в город, а там кто-нибудь отведёт её к целителю!
ИлКарн чуть не расцеловал этого чудесного парня, так вовремя оказавшегося рядом.
- Слава богам! – и к богам дракону не доводилось раньше обращаться, но от радости кого только не вспомнишь... – Где этот город?!
- Недалеко, - эльф (человек? Кто-то ещё?..) указал рукой вверх по течению реки. – Я тебя отведу.
Пока шли, ИлКарн не замечал ничего вокруг – хотя стоило бы. Лунный лес был ещё более красив, чем о нём рассказывали, но дракон обратил на него внимание только тогда, когда деревья вокруг вроде как стали пониже... А там и дома появились. Это, видимо, и был город.
Окраины, правда, даже на деревню не походили – дом там, башенка тут, лестница верёвочная с дуба свисает... Дальше появились дороги из светлых каменных плит с неровными краями, домов стало больше, эльфов вокруг – тоже, и ИлКарн начал оглядываться по сторонам, стараясь запомнить, куда его ведут.
От этого полезного занятия его отвлёк чей-то крик.
- ИлКарн!!!
Да это же Кай! Мокрая насквозь и слегка позеленевшая, но живая, живее некуда... Несётся к нему со всех ног. Добежала. Обняла так крепко, что дракон едва не задохнулся.
- Ты живой!
- Я живой?! – ИлКарн всё-таки задохнулся – от возмущения. – Это за меня волноваться надо?! Кто тут чуть не утонул – я, что ли?!
- Ты так говоришь, словно это я виновата! – Кай обиделась, но объятий не разжала. А если бы и разжала, ИлКарн всё равно бы её не отпустил. – Что со мной могло случиться? Меня ведь русалки вытащили!
- Но я-то об этом не знал! А если бы ты упала не в воду?
- Но не упала же... – Кай, противореча своему беззаботному тону, уткнулась носом ИлКарну в плечо. – А что с тобой было? Кто на тебя напал?
- Отъевшаяся гарпия, - приврал ИлКарн, не желая беспокоить менестрельшу раньше времени. Успеет ещё рассказать. – Я её сжёг, и все дела...
Кай вздохнула с нескрываемым облегчением.
- Это хорошо. А я за тебя волновалась!
Надо было бы назвать её дурочкой, да язык не повернулся. Пусть такое беспокойство и было для ИлКарна оскорбительно – где это видано, чтобы дракон не смог победить в воздушной битве?! – но всё-таки... Не ругаться же с утопленницей.
ИлКарн отпустил Кай, оглядел с головы до ног.
- Ладно. Как бы то ни было, мы прилетели в Лунный лес. Что будем делать дальше?
- Как что? Пойдём к целителю! – удивилась Кай.
- Сразу? – не понял дракон. – Может быть, сначала жильё найдём?
- А мы у неё и поселимся, у целительницы! – Кай уже тянула ИлКарна за руку куда-то по улице... если странные эльфийские дороги можно было назвать улицами, конечно. – Пошли скорее, а то она травы собирать уйдёт!
ИлКарн мельком подивился тому, что это за странная целительница такая, у которой можно жить – и откуда бы Кай точно знать, в какое время она ходит за травами?! – но основное внимание дракона было приковано к самой менестрельше. Всё ещё какой-то зеленоватой и подозрительно пошатывающейся.
- Ты же упадёшь сейчас! – ИлКарн подхватил девушку на руки и понёс дальше так, приготовившись игнорировать любопытные взгляды – которых, кстати, и не было. Менестрельша, на удивление дракону, притихла и не рвалась доказывать, что может идти сама. И только через десять минут робко сказала:
- Вообще-то мы собирались лечить тебя, а не меня...
- Я не тонул, - коротко ответил ИлКарн.
Уж лучше бы она брыкалась, честное слово!..
- А ещё ты нужный поворот пропустил, - уже прежним голосом объявила Кай. – Нам во-он туда, к обрыву!
ИлКарн чертыхнулся и повернул обратно, к пропущенной недавно тропинке. О каком обрыве говорит менестрельша, он понятия не имел, но очень надеялся, что им не придётся сворачивать на нём шеи.
Не пришлось. Вскоре тропинка вильнула в сторону, плавно пошла под уклон, а когда девушка сказала дракону остановиться, ИлКарн с превеликим изумлением осознал, что вот эта... небольшая холмистость и была обещанным обрывом.
- Не была ты в горах, менестрельша... – вздохнул ИлКарн.
- Как – не была? – удивилась Кай. – Ты же сам меня туда притащил, когда похитил!
- Я притащил тебя не в горы, а в предгорья, - объяснил дракон. – А в настоящие горы я тебя как-нибудь свожу, посмотришь...
ИлКарн примолк, с ужасом осознав, что говорил всё это всерьёз. Что в самом деле хотел показать Кай – горы! Их горы, драконью крепость и святыню! Да что с ним творится-то?! Каждый дракон в их племени – и в любом племени! – знал, какая цена была когда-то уплачена, чтобы защитить их пещеры, и каждый дракон был готов отдать жизнь, но не пустить в горы чужаков, а он, почти что Страж...
- Куда мне теперь тебя нести? – спешно сменил тему ИлКарн, пока до Кай не дошло, что ей нечаянно предложили. Надо думать, менестрельша начала бы скакать от радости, попади она в драконьи пещеры... – Где живёт эта твоя целительница?
- А ты разве не видишь?! – запасы удивления у Кай были воистину неисчерпаемы. – Вон там!
ИлКарн глянул в указанном девушкой направлении – и наконец увидел среди деревьев небольшой домик, возле крыльца которого росла молодая рябина. Стоило признать, эльфы умели выбирать, где поселиться. Для драконьих глаз тут было чересчур светло и зелено, да и назвать холмик, под которым стоял дом, обрывом, у ИлКарна язык никак не поворачивался, но всё же, всё-таки...
Красиво.
Ветер пошевелил кроны деревьев, и над лесом поплыл душистый, смутно знакомый ИлКарну аромат. Дракон втянул носом воздух, принюхался... как же он сразу не понял?!
Сирень цветёт...
- ИлКарн? – позвала его Кай, обеспокоенная тем, что дракон застыл на месте и никуда не движется. – Что с тобой?
- Ничего, - ИлКарну пришлось сделать над собой усилие, чтобы его голос звучал ровно. – Просто задумался...
- Может, поставишь меня на землю? – предложила менестрельша, как-то чересчур пристально его разглядывая.
- Нет уж...
Конечно, дойти до порога дома Кай могла и сама, но ИлКарн всё же донёс девушку до самых дверей и только там позволил ей встать на ноги.
На стук в дверь эльфийская целительница откликнулась сразу. Должно быть, и впрямь собиралась отправиться за травами, как говорила Кай.
- Фьюла, я вернулась! – объявила девушка, едва дверь открылась.
- Здравствуй, Кай... – показавшуюся на пороге эльфийку, казалось, совсем не удивило внезапное появление менестрельши. – Я всегда рада тебя видеть, ты знаешь. Но кто твой спутник?
- Это ИлКарн, - Кай потеребила парня за рукав, намекая, чтобы он поздоровался с целительницей. – Он дракон!
- Я вижу... – эльфийка склонила голову, приветствуя ИлКарна, дракон поклонился в ответ. – Добро пожаловать в Лунный лес, ИлКарн. Мы, эльфы, всегда рады визитам драконов, но ты – первый дракон за последние триста лет, который посетил нас. Кто бы мог подумать, что тебя приведёт сюда человеческая девушка...
Кай гордо задрала нос.
- Она ещё и не такое может, - заверил эльфийку ИлКарн.
- О да! – неожиданно рассмеялась целительница. – Я хорошо это знаю...
После этого их пригласили в дом. Целительница принялась хлопотать над Кай и увела её на второй этаж, а ИлКарна угостила фруктами – мяса эльфийка, похоже, не ела. Ночевать дракону предложили в беседке на дереве, так как кроватей в доме имелось только две; впрочем, он и от беседки отказался, сказав, что куда лучше выспится просто на траве.
Целительница ИлКарну понравилась. Фьюле – ведь так её звали? Необычное имя... – было около шести сотен лет, хотя человеку она должна была казаться юной девушкой. Но ей всё же было шестьсот, и это обрадовало ИлКарна.
Что скрывать, он не слишком-то любил эльфов... Сказалось давнее неприятное знакомство с эльфийкой раза в два помоложе Фьюлы, заносчивой и высокомерной. Сбить с неё спесь удалось лишь тогда, когда она принялась что-то болтать про свою легендарную любовь на заре времён и о том, что никогда не снизойдёт до сорокалетнего драконёнка... ИлКарн в ответ на это расхохотался. И с удовольствием разъяснил эльфийке, что триста лет – это, конечно, не сорок, но любовь на заре времён могла ей разве что присниться, а с чего она вдруг путает сон и реальность? Неужто уже старческий маразм подкрался?
Вытянувшим лицом той эльфийки можно было любоваться бесконечно. Она, похоже, так привыкла общаться с людьми, что всерьёз начала считать себя бессмертной, и встреча с драконом её слегка... разочаровала.
То ли дело Фьюла!.. Она могла бы быть бабушкой ИлКарна. Временами дракон всерьёз жалел, что его дед и прадед в молодости не положили глаз на эльфиек; а отец...
Нет. Отец выбрал ту единственную женщину в целом мире, которую должен был выбрать.
А он... он когда-нибудь выберет...
Мысли путались.
Когда Кай и Фьюла спустились вниз, ИлКарн уже спал, положив голову на руки.
@музыка: The Rasmus - Swimming with the kids
@темы: Семиземный край, Дракон и Менестрельша
воскресенье, 05 февраля 2012
21:18
Доступ к записи ограничен
Live to tell the tale.
Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра
вторник, 17 января 2012
12:11
Доступ к записи ограничен
Live to tell the tale.
Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра
среда, 04 января 2012
Live to tell the tale.
Совсем крохотная записулечка.
Я откопала её у себя в черновиках, а кое-кто другой - среди старых книг. Судя по всему, у человека, который писал это, были видения - потому что по-другому объяснить некоторые вещи не получается...
- Оно сохнет.
- Кто? Наше озеро?
- Да...
Маленькие подводные эльфы, что жили в Алом озере, вы помните белый замок, что стоял на воде?.. Волшебство ли держало его, колонны ли из крепкого камня – известно лишь вам да великим строителям, что создали этот замок-город. А усталому мальчику, что подлетал к Алому озеру верхом на своём драконе, замок должен был показаться прекраснейшим из чудес.
Да он таким и был. И стал домом для мальчика и дракона, но их кости давно уже покоятся в гробнице на берегу озера – на бывшем берегу, потому что озеро сохнет, и вода отступила. Маленькие эльфы с плавниками вместо крыльев, вы ведь помните и мальчика, и дракона, верно?.. Вы живёте не дольше стрекоз, но вы помните, потому что память озера древнее вас.
- И алые лепестки истают, как слёзы туманных призраков. И разрушится то, что осталось от белых камней, и рассыплются в прах кости драконов, и Алое озеро умрёт!..
Маленькие эльфы, вы помните единорогов, что жили в замке? Как-то раз им поднесли напиться – а в ту воду случайно попали двое из вас. Вы ведь тоже умеете любить, маленькие эльфы, и в такие минуты не замечаете никого вокруг... а единорог увидел вас и не стал пить эту воду, потому что печальные истории любви бывают только у людей. И у драконов – уж за их-то долгую жизнь всё успевает случиться...
Маленькие эльфы, вы знаете, что когда Алое озеро высохнет, драконы измельчают настолько, что смогут уместиться на плече у человека? Вы знаете, что здесь – рядом, только руку протяни – возникнет место столь непостижимое и столь загадочное, что я даже не возьмусь его описать?.. Вы знаете, кто будет там бродить?
А единороги ушли. Навсегда. Я видел отпечатки их копыт, когда был ребёнком, но никогда не касался рукой их серебряных грив и не подносил им воды из Алого озера.
Маленькие эльфы... я знаю больше, много больше, чем вы. Я знаю, что когда-нибудь у вас снова вырастут крылья вместо плавников. Вы вечны, хоть и живёте не дольше стрекоз. Вы вечны, а мы с этим озером – нет.
То, что кажется нерушимым, в конце концов исчезает, распадается, становится горсткой пыли. Таков закон этого мира, таковы, я думаю, законы многих других миров. То же, что кажется эфемерным... кто знает? Возможно, на таких вещах и держится мир.
И я на закате своей жизни вспоминаю не жизнь в белом замке, не свою работу, которая должна будет оставить след в веках – говорю это не от себя, ибо так сказал мой старый учитель – не сотни прочитанных книг, не тяжкую войну, что зацепила Алое озеро во дни моей юности... Я вспоминаю лепестки алых цветов, что дали озеру название. Подводных эльфов, прячущихся среди этих лепестков. И улыбку того человека, что оказался – пусть случайно! – рядом.
Кто знает, был ли тот день на самом деле или моя стариковская память меня подводит. Кто знает... Но мы – я и Алое озеро – уже умираем, и от смерти меня отделяет лишь это воспоминание, лишь оно одно. Всё остальное прошло давным-давно, утекло сквозь пальцы, но ветер из того дня я всё ещё могу почувствовать на своём лице, если закрою глаза. Это – главное моё счастье, единственное богатство...
Маленькие эльфы, сохраните его.
Я откопала её у себя в черновиках, а кое-кто другой - среди старых книг. Судя по всему, у человека, который писал это, были видения - потому что по-другому объяснить некоторые вещи не получается...
- Оно сохнет.
- Кто? Наше озеро?
- Да...
Маленькие подводные эльфы, что жили в Алом озере, вы помните белый замок, что стоял на воде?.. Волшебство ли держало его, колонны ли из крепкого камня – известно лишь вам да великим строителям, что создали этот замок-город. А усталому мальчику, что подлетал к Алому озеру верхом на своём драконе, замок должен был показаться прекраснейшим из чудес.
Да он таким и был. И стал домом для мальчика и дракона, но их кости давно уже покоятся в гробнице на берегу озера – на бывшем берегу, потому что озеро сохнет, и вода отступила. Маленькие эльфы с плавниками вместо крыльев, вы ведь помните и мальчика, и дракона, верно?.. Вы живёте не дольше стрекоз, но вы помните, потому что память озера древнее вас.
читать дальше
- Но оно сохнет! Сохнет! Наше озеро сохнет!- И алые лепестки истают, как слёзы туманных призраков. И разрушится то, что осталось от белых камней, и рассыплются в прах кости драконов, и Алое озеро умрёт!..
Маленькие эльфы, вы помните единорогов, что жили в замке? Как-то раз им поднесли напиться – а в ту воду случайно попали двое из вас. Вы ведь тоже умеете любить, маленькие эльфы, и в такие минуты не замечаете никого вокруг... а единорог увидел вас и не стал пить эту воду, потому что печальные истории любви бывают только у людей. И у драконов – уж за их-то долгую жизнь всё успевает случиться...
Маленькие эльфы, вы знаете, что когда Алое озеро высохнет, драконы измельчают настолько, что смогут уместиться на плече у человека? Вы знаете, что здесь – рядом, только руку протяни – возникнет место столь непостижимое и столь загадочное, что я даже не возьмусь его описать?.. Вы знаете, кто будет там бродить?
А единороги ушли. Навсегда. Я видел отпечатки их копыт, когда был ребёнком, но никогда не касался рукой их серебряных грив и не подносил им воды из Алого озера.
Маленькие эльфы... я знаю больше, много больше, чем вы. Я знаю, что когда-нибудь у вас снова вырастут крылья вместо плавников. Вы вечны, хоть и живёте не дольше стрекоз. Вы вечны, а мы с этим озером – нет.
То, что кажется нерушимым, в конце концов исчезает, распадается, становится горсткой пыли. Таков закон этого мира, таковы, я думаю, законы многих других миров. То же, что кажется эфемерным... кто знает? Возможно, на таких вещах и держится мир.
И я на закате своей жизни вспоминаю не жизнь в белом замке, не свою работу, которая должна будет оставить след в веках – говорю это не от себя, ибо так сказал мой старый учитель – не сотни прочитанных книг, не тяжкую войну, что зацепила Алое озеро во дни моей юности... Я вспоминаю лепестки алых цветов, что дали озеру название. Подводных эльфов, прячущихся среди этих лепестков. И улыбку того человека, что оказался – пусть случайно! – рядом.
Кто знает, был ли тот день на самом деле или моя стариковская память меня подводит. Кто знает... Но мы – я и Алое озеро – уже умираем, и от смерти меня отделяет лишь это воспоминание, лишь оно одно. Всё остальное прошло давным-давно, утекло сквозь пальцы, но ветер из того дня я всё ещё могу почувствовать на своём лице, если закрою глаза. Это – главное моё счастье, единственное богатство...
Маленькие эльфы, сохраните его.
@темы: разное
вторник, 27 декабря 2011
13:34
Доступ к записи ограничен
Live to tell the tale.
Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра